— Это у тебя волшебные руки, а не у меня, — хмыкает Дэён, представляя, как наверняка краснеет очаровательно Риин, и, открыв глаза, убеждается в своей правоте. — Слушай… Сколько мы уже дружим?

Девушка поднимает на него коротко взгляд, а потом тут же снова концентрируется исключительно на шее. Парню нравится, что они сейчас, пока он сидит, почти одного роста, что он может смотреть на неё прямо, а не наклоняться к самому лицу, пытаясь разглядеть эмоции.

— Что за странный вопрос? Провалы в памяти? Со средней школы, умник.

Дэён на самом деле помнит это отлично. Помнит даже то, при каких обстоятельствах они вообще начали общаться, и то, что запал на Ли Риин ещё тогда. Просто даже не понял этого как следует.

— А в годах сколько?

— Лет семь примерно, — девушка пожимает наигранно безразлично плечами, а Дэён думает, что она лжёт, потому что никаких «примерно» и быть не может. — Ты к чему спрашиваешь?

— Давай встречаться, — предлагает он вместо ответа, и Риин ожидаемо вздрагивает. Он ладони опускает на её талию, придвигает девушку ближе к себе и любуется на совершенно ошарашенный взгляд. — Будь моей девушкой.

— С ума сошёл?

У Риин голос совсем слабый и тихий. Она ладонями цепляется за его плечи, и чуть отодвигается, чтобы не быть совсем близко, а Дэёну хочется смеяться с того, настолько очаровательно-милой она может быть, когда не прячется за колючками или наигранной открытостью всем и каждому. Из крайности в крайность.

— А что не так?

— Контракт запрещает тебе отношения, — напоминает ему Риин, а парень радуется на самом деле, ведь она не отвергает его совсем, поэтому увереннее обнимает её и тянет на себя. — И прекрати меня тискать. Ненавижу это.

— Через полтора месяца мы подпишем новые. В их проектах нет запрета на отношения. И Джин-хён не будет против, если я ему всё объясню.

— Джин-хён? — усмехается неожиданно Риин и щурится. — Уже не «отец»?

Дэён смущается, краснеет совершенно нелепо, убирает руки с талии девушки и хочет уже уйти, только Риин не позволяет. Она смеётся заливисто, сама обнимет его и обратно к столу прижимает.

— Ладно, прости, — поднимает Риин голову. — Но это было очень мило, правда. Уверена, господин Ким растаял.

— Если он смотрел премию.

— Уверена, что смотрел.

Девушка улыбается, глядит на него своими по-оленьему большими глазами, а Дэён себя в них теряет, падает и пропадает. Но совсем этого не страшится. Он вместо этого подаётся вперёд, чувствуя, как бешено начинает колотиться сердце, обнимает её лицо ладонями, глаз не своя с нетронутых помадой губ, и в получает под дых одним простым:

— Разобью тебе нос, если попытаешься меня поцеловать.

— Да почему? — дуется Дэён и невольно хмурится.

— Потому что я ещё не согласилась быть твоей девушкой.

— Что ж, тогда просто получу аванс.

Дэёна переполняет на самом деле одно только счастье. И плевать, что Риин протестующе мычит пару секунду в его губы, что где-то за ширмой носятся люди, которым совсем не нужно всего этого видеть, и что пульс шумит ушах самым настоящим горным ветром. Он за один только сегодняшний вечер делает сразу три очень важных дела, к которым слишком долго шёл, но которые однозначно того стоят. И пусть Мин Дэён правда задолбался, восторга в его душе это не отменяет.

***

— Ты уже переименовал мой контакт в «Папочка Джинни»?

Ким Сокджин играет абсолютно бесстыдно бровями, говорит с совершенно однозначным подтекстом, и мама тут же ударяет его полотенцем по плечу, проходя мимо.

— Да за что? — округляет он глаза в таком искреннем потрясении, что Дэён не сдерживает смешка. — Видишь? Ему понравилась шутка.

— Ты вообще границ не замечаешь? Он — ребёнок.

Мин Ёнхи кривится, фыркает недовольно, разворачивается, чтобы вернуться к своим делам, но в итоге забавно вскрикивает и оказывается притянута на колени мужчины. Джин подмигивает ему, пока мама пытается встать на ноги, а Дэён улыбается ещё шире, потому что считает это до ужаса милым. Он долгое время верил в то, что родители однажды потеряют этот свой особый шарм, но Ким Сокджин оставался по-прежнему ребячливым, а мама продолжала ворчать на него забавно, искоса поглядывая на сына и краснея кончиками ушей.

— Мам, мне вообще-то двадцать.

— А я о чём? — фыркает женщина. — Ребёнок!

Дэён закатывает глаза, хочет напомнить о том, что она в свои двадцать была уже его матерью, но вовремя прикусывает язык и решает промолчать. Он и без того дома бывает слишком редко. А портить эту приятную атмосферу совсем не хочется.

Ему очень нравится то, как пахнет дома: улыбками и смехом, вечной язвительностью и готовностью помочь. Дэён маму видит из-за забитого расписания крайне редко, Ким Сокджина — забавно — немного чаще. Но больше всего ему нравится ощущать, как две пары маленьких ладошек вцепляются в его бёдра, едва он появляется дома, а потом два же тела не оставляют его в покое, повторяя это приятное на самом деле «хён». Младшим братьям Мин Дэёна по четыре. Но суматохи они в жизни приносят столько, что голова идёт кругом.

Ким Хёнвон и Ким Дживон, друг от друга отличающиеся разве что родинками на щеках, действительно потрясающие. И Дэён, удивительно, совсем не ревнует родителей к ним двоим. Может быть, потому что уже слишком взрослый для всего этого.

— Ты счастлива? — однажды спросил он у Мин Ёнхи, а та привычно поправила волосы на его лбу и мягко улыбнулась.

— Разве может быть иначе, когда меня окружают четверо удивительных мужчин?

Дэён часто вспоминает тот их разговор, воскрешает в мыслях и разбирает на части. Потому что услышал тогда много правильного, честно и нужного. Узнал всё то, что было ему на самом деле необходимо.

Ближе к двенадцати часам ночи мама уходит спать вслед за младшими сыновьями, целует коротко его в лоб и смотрит предупреждающе на мужа, который в ответ посылает ей ярчайшую из своих улыбок.

— Долго не засиживайтесь.

Они с мужчиной кивают в унисон, провожают её взглядами, а потом вздыхают совершенно одинаково, смотрят коротко друг на друга и взрываются смехом, запрокидывая головы. Дэён, когда едет домой, честно думает, что ему будет жутко неловко с человеком, которого он уже несколько лет кряду зовёт мысленно отцом, но которому не иначе как по глупости сказал, что такого никогда не произойдёт. Но с Джином, кажется, вообще не бывает сложно, потому что тот сам всякие сложности ненавидит.

— Выпьем?

— Мама тебя убьёт.

— Если бы ты знал, как она меня убивает, не говорил бы так, — усмехается мужчина, а Дэён принимает из его рук баночку пива и легко распечатывает её.

— Не опускайся только до уровня тех знаменитых шуток про «мамок».

— Но они смешные.

— Не когда дело касается моей мамы.

Джин задумывается на секунду, поджимая губы и слизывая с них пенку от пива, а потом приподнимает алюминиевую баночку, будто для тоста, и произносит:

— Согласен.

Дэёну кажется, что они всю ту половину ночи, что сидят на кухне и разговаривают, балансируют на грани. Они только здесь, в стенах дома, ощущают себя отцом и сыном, а в рабочих моментах изо всех сил стараются держать нейтралитет, чтобы это не мешало. И Дэён бесконечно ценит это время, потому что Ким Сокджин — человек необычайно мудрый, пусть и любит прятаться за маской лучшего из весельчаков. Парень очень сильно хочет попросит разрешения называть его отцом напрямую, никого не таясь и не стесняясь, но никак не находит подходящих слов, потому что жутко боится. Джин никогда этого от него не требовал, а Дэён, если честно, сдерживался из последних сил.

Но всё решается будто бы самой собой, когда мужчина, сидя на диване рядом с ним и допивая уже третью банку пива, признаётся:

— Я едва не разревелся, когда слушал твою речь на премии.

Дэён, если честно, засыпает. Он думает, что они зря переместились в гостиную, потому что весь мир вокруг теперь движется забавно, а в глазах стоит одна сплошная муть. Но всё не было бы так печально, подчиняйся ему его язык.