========== Daeyong (prologue) ==========

Мин Дэёну двенадцать, и он чувствует, что дико задолбался. Он бы предпочёл несколько другое слово, чтобы описать своё состояние, но изо всех сил старается быть мальчиком хорошим и послушным. Дэён вот уже на протяжении почти трёх месяцев строит из себя очаровашку и обаяшку, растягивает в улыбке губы, когда хочется ругаться сквозь зубы, смеётся, закрывая глаза, когда хочется пустить в ход кулаки, и даже не пропускает занятия — лишь бы мама не поджимала опять губы, чувствуя себя виноватой, не сглатывала тяжело, присутствуя на дисциплинарном совете школы, собранном по его вине, и не говорила потом, что всё в порядке, когда он обнимал её сильно и крепко, немо извиняясь за собственное поведение.

Мин Ёнхи всего двадцать восемь, и Дэён уверен, что та задолбалась тоже. Она безумно красивая, милая, добрая и понимающая — самая лучшая мама, о которой только можно мечтать. И парню до ужаса стыдно иногда, что сын из него вышел совсем никудышный. Дэён не понимает, за что она вообще его любит, почему продолжает улыбаться, даже когда он откровенно косячит, почему обнимает ласково, почему каждое утро просыпается ужасно рано, чтобы приготовить ему завтрак, и почему гладит по макушке волос, когда он прижимается к ней всем телом, ища тепло и с лёгкостью его находя. Ёнхи действительно замечательная: с ней не бывает скучно, она всегда его поддерживает, поёт настолько красиво, что сердце замирает от восторга, забавно танцует, всегда вкусно пахнет и здорово одевается. Дэёну, в отличие от большинства его одноклассников, не бывает стыдно за свою мать. Он ею гордится, сильно любит, горы готов свернуть и любой ценой защитить.

— Эй, Дэён! — парень останавливается посреди полупустого школьного коридора и сжимает в кулаки ладони, спрятанные в карманах брюк. — Как поживает твоя мамочка? Ей не сильно одиноко в последнее время? А то я б помог.

Гогот, раздающийся за его спиной, ужасно раздражает, и Дэён изо всех сил умоляет самого себя ситуацию не усугублять. Это уже его третья средняя школа, хотя и года обучения ещё не прошло, так что парень правда волнуется, что его могут выгнать и отсюда, а мама опять ничего не спросит, не скажет, не отругает и сделает только всё возможное для того, чтобы его приняли в другое учебное заведение.

У него раньше не было настолько больших проблем, но прежде и его одноклассники не заглядывались так откровенно на маму, обсуждая при этом, кто, что и как предпочёл бы с ней сделать. Дэёну каждый раз просто крышу рвёт от этого, а слова — злые, пошлые, откровенные — распаляют только сильнее, заставляя забыть обо всём.

— Помоги лучше своей, — отвечает в итоге парень, натягивая на лицо улыбку и чуть поворачивая голову, — а то она выглядит так, будто может сожрать всю школу и не подавиться. Жутко, знаешь ли.

Ким Джон из третьего класса рычит, показывает свои уродские жёлтые зубы, рвётся вперёд, отделяясь от толпы своих подпевал, а потом хватает Дэёна за ворот толстовки, надетой под пиджак, и встряхивает, притягивая ближе к себе.

— Ты на неприятности нарываешься? Хочешь в кустах избитым валяться?

Парень в ответ притворно зевает, коротко отворачиваясь и показывая всё своё отношение к сцене, которая повторяется из раза в раз, а потом тяжёлым взглядом стреляет на поражение, вновь глянув на оппонента.

— Вечно только обещаешь, — фыркает он неприязненно. — Почему ничего не делаешь? Ручки слабоваты?

Ким Джон расплывается в такой грязно-похабной улыбке, что Дэёна начинает колотить, а потом он произносит:

— Я на твою мамулю дрочу трижды в сутки, так что рёбра переломаю за раз одной правой, — и у парня перед глазами опять одна только серая пелена встаёт.

Он с силой отталкивает от себя старшеклассника, бьёт по лицу с размаху и не глядя, выдыхает удовлетворённо, когда тот сгибается, хватаясь за щёку, а потом едва успевает прикрыть руками голову, когда на него несутся дружки Джона. Им всем уже по пятнадцать, они высокие и удивительно сильные, бьют больно и чётко, а Дэён пропускает позорно удары, потому что сразу за тремя не поспевает. Он и без того сопротивляется изо всех сил, в ход ноги пускает, отталкивая от себя старших, стонет в голос, когда оклемавшийся Ким Джон хватает его за волосы, и с локтя снова заезжает тому по носу в ответ.

Ему попадают по рёбрам, заставляют терять воздух, когда кулаки прилетают в солнечное сплетение, и всё сильнее теснят к стене, пользуясь своим численным преимуществом. Дэёну на самом деле не особо больно — обидно просто, что не сдержался в очередной раз, и грустно от того, что мама снова будет улыбаться, в уголках глаз пряча слёзы разочарования.

***

— Выглядишь паршиво.

Дэён фыркает и отворачивается, испытывая почему-то жгучий стыд. За высокими — во всю стену — окнами летит огромными хлопьями белый снег, и парень вздыхает, думая о том, что предпочёл бы оказаться сейчас там, во власти стихии, замёрзнуть и пожалеть самого себя, нежели стоять в кабинете президента Ким Сокджина, чувствовать на себе его насмешливый взгляд и мечтать провалиться сквозь землю.

Просто потому что стыдно.

— Я знаю.

Парень шмыгает носом, тыльной стороной ладони трёт его кончик и тянет вниз подол свободной майки, смущаясь и краснея, подобно девчонкам из его класса, которые на него заглядываются, думая, что он того не замечает. Дэён грезил на самом деле встречей с директором агентства, мечтал о том, что однажды окажется в этом кабинете и услышит заветное: «Я хочу, чтобы ты дебютировал». А в итоге присутствует здесь совсем по другой причине.

— Знаешь, когда дело доходит до репутации бренда, — тянет директор Ким, — оценивается в первую очередь репутация лиц этого бренда. Ты пока не особо хорошо справляешься с тем, чтобы не позорить компанию.

— Простите.

Дэён кланяется в ровные девяносто градусов, жмурится, потому что жутко боится вылететь, кусает нервно губы, а потом едва не стонет, потому что становится слишком больно. Они у него в кровь разбиты, на скулах красуются сплошные ссадины, синяки и кровоподтёки, бровь в очередной раз оказывается рассечённой, а тело неприятно ломит и болит.

Дэён привычным маршрутом после школы направился в агентство, а не домой, чтобы вновь зависнуть в зале и потренироваться, но в итоге как-то совершенно случайно попался на глаза будто из-под земли выскочившему президенту и оказался в его кабинете. Здание компании невозможно большое, тут потеряться — раз плюнуть, а на этаже, где располагаются комнаты отдыха, студии записи и хореографические залы для трейни, и вовсе почти не бывает лишних. А парень, при всём своём уважении к Ким Сокджину, его именно этим самым «лишним» и считает.

— Ну почему с тобой столько проблем, Дэён-а? — директор Ким, расположившись с большим удобством в кресле, трёт устало переносицу, а парень вздрагивает, потому что не предполагает, что тот может знать его имя. — Ты жутко напоминаешь мне одного человека. Но тот хотя бы цапался и дрался с хёнами, за стены агентства это не выходило, и проблем не доставляло. Но твои вот эти вот штучки вполне могут однажды подкосить карьеру, а если дебютируешь в группе — подмочат репутацию сразу всех, потому что общество любит чистеньких и хорошеньких. Никому не нравятся хулиганы, Дэён-а, так что давай, — морщится мужчина и совершает какие-то невнятные пассы кистью, — заканчивай с этим делом и становись милым парнем. Концепт очаровашки, конечно, совсем тебе не к лицу, но ты можешь попробовать себя в роли холодного красавчика. Тебе пойдёт.

Дэён моргает непонятливо, чувствует себя не в своей тарелке, потому что Ким Сокджин не должен — ну просто не может — знать его имя. А в итоге почему-то разговаривает с ним, как со старым приятелем, и советы направо и налево раздаёт вместо того, чтобы выписать штрафные баллы, не допустить до очередного экзамена трейни или вообще выбросить из компании, поддав пинком под жопу. Он уже слышал от старших, что директор Ким немного себе на уме, любит общаться со стажёрами и странно шутит, но и представить себе не мог, что тот не только имя его знает, но и в лицо узнаёт. Они встречаются впервые, и Дэёна это поражает до глубины души.