В двадцатые годы не было журнала, газеты, литературного приложения, где бы ни печатались стихи Дубовки. Одна за другой выходят его книги “Трысцё”, “Credo”, «Наля» (издана в 1927 году в Москве). Каждая из них вызывала не только большой интерес, но и горячие споры. Одни огулом без критического анализа принимали всё творчество Дубовки, другие искали у него только ошибки и идейные колебания. Было у молодого поэта и не установившееся мировоззрение, были и философские тупики, а увлечение поисками формы приводило иногда к невыразительности и неопределённости образа, к двусмысленности. Это давало материал для лоброжелательных литературных споров, которые могли помочь поэту разобраться в сущности своих просчётов и вникнуть в них. Но некоторые вульгаризаторы и литературные спекулянты безапелляционно обвиняли Дубовку во всех смертных грехах, зачёркивая творчество поэта, а временами их писанина напоминала обычные приговоры.

Вспоминая ту пору, в 1959 году Петро Глебка писал: «По прошествии времени видно, что критики, в том числе и я сам, в своих оценках поэзии Вл.Дубовки часто преувеличивали отрицательные моменты, обобщая творчество поэта и расширяя недостатки и ошибки отдельных произведений на всю его литературную деятельность».

Особенно старались далёкие от литературы карьеристы и спекулянты. Они присвоили себе право быть ортодоксальными критиками и непримиримыми защитниками идейной чистоты. Имена их забыты и вычеркнуты из истории литературы, а вред от их дубовой писанины велик и непоправим.

В печати 30-х годов они накинулись на неопубликованную поэму Дубовки «Комбайн», убеждали, что она «льёт воду на вражескую мельницу», «подрывает основы», даже что-то цитировали из никому неизвестного произведения. Это уже была не критика, а обвинение. Про неопубликованную вещь можно написать и наговорить всего, что взбредёт в голову. Никто не может опровергнуть или согласиться с доводами «критика» - вещь неизвестна. Только через много лет выяснилось, что у Дубовки поэмы под названием «Комбайн» вообще никогда не было.

«Ещё в 1926 году я задумал написать три поэмы, - вспоминал автор в предисловии к поэме «Штурмуйте будущего аванпосты» - в которых по мере сил, отразить переход нашей, преимущественно крестьянской страны, к высшим формам социальной жизни – к коллективизиции и индустриализации». Три поэмы: «Кругі», «І пурпуровых ветразей узвівы”» и «Штурмуйце будучыні аванпосты» - поиск новой формы, где бы комбинировались разные жанры, - авторский монолог, диалоги героев, переводы классических произведений, легенды, стихотворные примечания и сноски. Потому не поэму, а жанр Вл. Дубовка назвал комбайном.

А суть этих поэм? Авторская позиция в поэме «Кругі» точно выражена в заключительных строках:

Здзейсняцца ўсе нашы летуценні,

Знішчыць чалавек прыгоны ў свеце.

Ідучы па шчасце пакаленням,

Вы кажыце ўсім:

- Далей ідзеце!

Идейная позиция автора и пафос второй поэмы из этого интересного триптиха, на мой взгляд, сформулирован, пожалуй, в этих строках:

А мы ішлі з імпэтам віратлівым,

А мы ішлі няспынна і ўпарта.

І пурпуровых ветразей узвівы

Трымалі курс на сонечнае заўтра.

Тут, как говорится, комментарии излишни. Заключительные строфы третьей поэмы “Штурмуйте будущего аванпосты”, в своё время по воле критикох - прокуроров окрещеных “Комбайном”, снова весьма точно выявляют авторскую позицию:

Сячыце ў каменні трывалыя ўсходы,

Да яснай мэты шлях кладзіце просты.

Нягледзячы на хібы, перашкоды, -

Штурмуйце будучыні аванпосты.

Эти три поэмы писались в 1926 – 1929 годах. Каждая из них направляла в социалистическое завтра. Сквозь напластования противоречий и препятствий автор стремился заглянуть в сегодняшний день. В этом легко убедиться, раскрыв второй том “Избранного” Владимира Дубовки, изданного в 1965 году.

Можно было принимать или не принимать формальные и композиционные поиски и экперименты поэта, оспаривать его доводы и выводы, критиковать слабые места с доброжелательных позиций.

На долгие годы Владимир Николаевич Дубовка вынужден был отойти от литературного труда*, овладеть многими и самыми разными профессиями. Чтобы он ни делал, чем бы ни увлекался, в любой работе он оставался вдохновенным мастером, умельцем высокого класса. Иначе он ничего делать не мог.

Такая была у него основа, так был воспитан с младенчества, такой была его душа. “Где бы я ни был, на какой бы работе не стоял, - писал Владимир Николаевич, - я всегда находил много красивого, много интересного, встречал очень хороших людей. Для меня никакая работа никогда не была мукой – она всегда была для меня желанной, ведь в конце концов – шла на пользу нашей социалистической родине”. (“Пяцьдесят чатыры дарогі”, стр.206.)

В 1929 году Владимир Дубовка провидчески писал:

Жыццё закон нязломны мае:

Ніколі праўда не ўмірае.

Хоть и долгим был путь испытаний, но правда взяла верх. Жадный до работы и неутомимый Владимир Дубовка ў 1958 году вернулся в литературу.

Я его впервые увидел в лесном Доме творчества под Минском. На заметённой осенним листом тропинке мне встретился широкоплечий дед с длинной седой бородой, розовощёкий, с чистыми юношескими глазами. Они искрились глубоким голубым светом, на сочных губах дрожала улыбка. Он крепко пожал руку и представился: “Дубовка. Может когда и слышали”? Когда же в ответ я начал читать по памяти его стихи из “Трысця” и “Credo”, он расчувствовался до слёз.

Впечатлённый его человеческой красотой, приветливостью, деликатностью и высокой культурой, я присмотрелся к рукам поэта. Часто руки говорят о человеке больше чем глаза, лицо и слова. Широкие сильные ладони со следами давних порезов и глубоких шрамов, казалось пахнут живицей и свежими стружками. Это были руки рабочего человека, которые всегда ищут себе занятия и работы. Верилось, что они много сделают для нашей поэзии, порадуют читателей искренними строками. Владимир Николаевич однажды признался:

- Привёз целый ящик столярного инструмента. Если не пойдёт писанина, возьмусь за свои фуганки. Он, конечно, шутил, а может и правда боялся, что отстал, утратил «секреты» мастерства. Но талант никогда не исчезает, если это настоящий талант, а душа и сердце живут поэзией.

Стосковавшийся по любимой работе, поэт с огромной ответственностью и беспощадной требовательностью пересмотрел всё написанное ранее для книги избранных стихов и поэм, задумывал и писал новые вещи, планировал поездки по республике. Ему хотелось увидеть обновлённую расцветшую родину, встретиться и познакомиться с интересными новыми людьми. Он едет в родные места, в славный Нарочанский край, потом целое лето странствует по городам и сёлам Полесья. Всё восхищает и волнует его, он жадно всматривается в новые черты облика родной земли, чутко прислушивается к каждому движению народной души, восхищается энергией и талантом строителей и партийных работников, плотогонов и самодеятельных артистов, сеятелей и шофёров. Итог – книга стихов «Палеская рапсодыя», отмеченная литературной премией имени Янки Купалы.

Знікаюць вобразы, адлюстраваныя ў вадзе,

Знікаюць пушчы і гаі ў тумане.

А вобраз твой, Палессе,

І тваіх людзей –

У сэрцы у маім ніколі не растане.

Читая книгу, удивляешься, как Владимир Дубовка умеет в самых будничных событиях увидеть высокую поэзию, какой так богата наша действительность. Веришь в искренность каждой строки, каждой мысли, воспринимаешь поэтичный мир Дубовки как открытие нового Полесья. Вспоминаю, с каким юношеским восторгом он рассказывал про Пинск и Туров, Мозырь и Петриков, про новых знакомых – речников и трактористов.