— Я надеюсь, что ты все так же будешь верить мне, — тихо сказал он, сел на сундук, уперев локти в колени, а голову опустил, словно ему тяжело было смотреть Марианне в глаза. — Я начну издалека… но перед этим хочу, чтобы ты понимала, почему я не иду в полицию, почему явился сам, без помощи властей… почему еще не сдал эту старуху и ее сынка-идиота… Они — всего лишь исполнители, понимаешь? Не они тебя украли. Им тебя привезли и попросили сторожить.

Она кивнула. Да, Марианна сразу смекнула, что старухе незачем ее кормить и держать в плену, ей одни расходы от содержания пленницы. Недаром она говорила, что над ней кто-то стоит. Некая донна.

— И ты хочешь понять, кто заказчик? — Марианна подошла к окну, посмотреть — не идет ли сеньора. Нет, возле ворот было пусто, время поговорить спокойно еще было.

— Да. Кто-то решил украсть тебя. Для каких целей — я сейчас объясню, но вот кто это сделал — я не в курсе. И если мы подыграем похитителям, то, возможно, узнаем, кто они. И тогда я смогу действовать. Тогда я смогу наказать их, смогу привлечь к этому власти… У меня есть связи, очень хорошие связи.

— Как ты нашел меня? — нахмурилась Марианна. — Как ты отыскал эту деревню? Откуда понял…

— Твой телефон, — оборвал он ее. — Сейчас такие технологии… с помощью спутника можно отыскать кого угодно.

— Но старуха отобрала телефон. И выключила, это я знаю наверняка.

— Но она не догадалась вытащить батарею, — улыбнулся Энрике. — Остальное — дело техники. Но погоди, у нас мало времени, а мне нужно рассказать тебе одну историю. Она похожа на роман, но это правда. И я надеюсь, ты поймешь меня…

— Не тяни, — Марианна забралась на подоконник, чтобы видеть, когда старуха войдет в сад. — Говори уже.

Девушка отводила от Альмавивы глаза, чтобы не отвлекаться от разговора. При виде его у нее будто обострялись все чувства, хотелось прикасаться к нему, целовать. Она даже будто переставала соображать, все мысли выключались. Это плохо. Ей нужно держать себя в руках. Особенно теперь, когда оказалось, что он может быть связан с преступниками.

— Примерно пятьдесят лет назад один испанский гранд ездил в Россию — ваши бывшие республики были весьма дружны с Испанией, Кубой… вот и наш сеньор Мендисабаль решил мир посмотреть, заодно принять участие в каких-то там спортивных соборах или конкурсе, или играх. Я не знаю точной подоплеки его поездки, но тогда многие мои соотечественники бывали в вашей стране. Обмен традициями, культурным опытом — так это все называлось.

Марианна внимательно слушала, прикрыв глаза.

— И вот сеньор Мендисабаль влюбился в прекрасную русскую женщину. Гимнастку…

— А еще наверняка комсомолку и красавицу, — перебила его Марианна, уже начиная догадываться, что произошло с этим испанцем. — А советским гимнасткам и комсомолкам за границу без разрешения ездить не разрешали. Так ведь?

— А у нашего знойного испанского гранда на родине были виноградники и винодельни, которые он без присмотра оставить надолго никак не мог… — кивнул Энрике.

— Он улетел, но обещал вернуться? — горько усмехнулась Марианна. — А наша гимнастка и поверила?

— Поверила, — кивнул Энрике. — Как тут не поверишь? Он даже семейную реликвию ей оставил… Но о ней потом. Сеньор Мендисабаль вернулся в Испанию, и выяснилось, что отец ему подобрал жену. Из знатного рода, пусть и страшную, как смертный грех…

— И ослушаться наш гранд не посмел? — хмыкнула девушка, бросив на Энрике быстрый взгляд. Эта история ее все больше интересовала.

— Его могли лишить наследства. Он оказался слаб, наш сеньор. Он не стал бороться за свою любовь… и своего ребенка.

Брови Марианны взлетели вверх, и она что-то хотела сказать, но Энрике жестом попросил больше не перебивать его.

— Да, да, в Советском Союзе у нашего сеньора осталась дочка. Он даже пытался общаться со своей бывшей любовницей, которую поспешно выдали замуж за какого-то парня из деревни, согласившегося прикрыть позор гимнастки в обмен на квадратные метры в столице. И слышал я, что жили они очень даже неплохо. Гимнастка даже полюбила своего деревенщину, а про стервеца, бросившего ее беременной, и слышать не хотела. Но дочке его безделушку передала. Правда, ничего не рассказала — ни о том, кто ее настоящий папочка, ни о корнях… Но я видел фото этой женщины — она точная копия сеньора Мендисабаля, черноволосая и смуглая, с острыми чертами, с пронзительными глазами испанки…

— Просто Санта-Барбара какая-то! — выдохнула Марианна, заслушавшись. — Хоть роман пиши.

— Санта-Барбара? — изогнул бровь Энрике, удивившись.

— Сериал такой, мыльная опера, где все слишком запутано в семейных связях, где теряются дети, память, и где у каждого по пять любовников и по десять мужей, — отмахнулась девушка. — Ну, а что было дальше?

— А ничего. Дочка гранда жила и живет, не зная, кто ее папаша… А вот семейка нашего сеньора очень даже в курсе. Потому что Хуан Родриго — так звали нашего героя-любовника — вписал в завещание свою дочь и ее наследников. Понимаешь, к чему веду?

Марианна медленно кивнула.

— Прошли годы, сеньор умер, его завещание открыли, и вдруг выяснилось, что есть еще один наследник?..

— Не один. Два. Дочь его, живая и здоровая, и внучка… ты, то есть.

Марианна едва с подоконника не свалилась. А потом нащупала на груди цепочку с подарком матери — маленьким кулоном с рубином. Достала его, поднесла к глазам, зачарованно рассматривая вещицу, которая была с ней с детства.

— То есть это и есть та самая штука, с помощью которой я могу доказать, что я — это я? — спросила она осторожно.

— Да ерунда этот кулон, — отмахнулся Энрике. — Можно сделать анализы, чтобы никто не оспорил завещания… Но дело даже не в этом. А в том, что вы — главные наследники.

— Что? — спросила шепотом Марианна. — Мама — главная наследница? Но почему тогда похитили меня?..

— Ты оказалась непозволительно близко… Поверенный сеньора Мендисабаля даже решил, что ты ради наследства и приехала в Испанию. Должен был пригласить тебя на встречу…

— А ты откуда все это знаешь? — повернулась к Энрике опешившая Марианна.

Он молчал.

— Портрет. Портрет в галерее, который я хотела увидеть, — догадалась девушка. — И слова того матадора об этом портрете. Все сходится… Ты знал, что я внучка этого самого Мендисабаля и… не сказал мне. Ничего не сказал!

— Я не хотел, вернее, хотел, но потом, когда ты станешь моей… Но я полюбил тебя, правда, полюбил! — быстро сказал он, зная уже — не поверит. Да и кто бы поверил.

Энрике смотрел на нее, и взгляд его был потухший, пустой. Он явно раскаивался, но Марианна была слишком зла, чтобы пытаться понять его чувства. Почему она должна понимать и принимать? Почему он не попытался хотя бы? Почему он хладнокровно бросился покорять ее ради этого наследства? Значит, ему важны лишь деньги и эти чертовы виноградники. Значит, ему плевать на нее, Марианну! А говорить теперь можно что угодно! И даже если чувства в нем есть, даже если допустить мысль о том, что он потом на самом деле влюбился… это не отменяет того факта, что отношения он начал с обмана. Каков хитрец! Марианна кипела от злости, ей хотелось расцарапать его красивое надменное лицо, которое сейчас утратило часть своего привычного высокомерия. Конечно! Он теперь боится, что золотая рыбка выскользнет из сетей, и ему не достанется ничего!

— И ты решил меня очаровать, чтобы я… — Марианна облизнула пересохшие губы, чувствуя, как горло першит, а глаза начинают свербеть, словно она сейчас разрыдается. Сжала руки в кулаки, чтобы сдержаться и не кинуться на Энрике. — Чтобы я стала твоей женой, да? И чтобы ты потом мог распоряжаться этим наследством?

— У него не осталось детей, кроме твоей матери, — пытаясь не смотреть на Марианну, сказал Альмавива. — Только племянники, а они, как ты понимаешь, идут второй линией наследования.

— А если со мной и мамой что-то случится, то станут первыми, да? — выдохнула Марианна, схватившись за горло, словно ей нечем было дышать.