Оказалось, что коррида — действительно одновременно потрясает и ужасает. Но прекрасного — больше. Во время одного из эффектных пируэтов тореро послал воздушный поцелуй в сторону трибун. И Марианна вздрогнула, когда он едва не напоролся на рог, но вовремя отскочил. Ей показалось, или этот воздушный поцелуй, из-за которого чуть не случилось непоправимое, был послан именно ей? Наверняка показалось!..

— Не бойся, — прошептал на ухо Энрике, — сейчас часто подпиливают рога быков… хотя это и не слишком честно.

А на трибунах творилось нечто невообразимое — Марианна видела такое когда-то на футбольном матче. Люди орали, вскакивали с мест, прыгали, свистели и бешено аплодировали. Хорошо хоть не было сводящих с ума свистков, которые любили проносить на стадионы футбольные болельщики. Восторг публики отчасти передался и Марианне, она даже подалась вперед, чтобы рассмотреть, что сейчас происходит на арене. Но когда бык помчался в ее сторону — хоть и понимала, что он не прорвется на трибуну — в ужасе зажмурилась и спрятала лицо на груди Энрике.

Марианна слышала овации, крики, но не могла себя заставить взглянуть на арену. Она боялась. И могла честно себе в этом признаться. Во время одного из наиболее громких ревов публики девушка чуть повернулась и бросила быстрый взгляд на тореро — он в этот момент уже поднял руки, приветствуя зрителей, а в холке быка торчал клинок, и пикадоры окружили его.

— Нет, коррида совсем не романтична, — пробормотала Марианна, — все дело в страсти…

— Ты хочешь с ним познакомиться? — вдруг спросил, перекрикивая толпу, Энрике. Глаза его смеялись.

— С кем? С этим тореро?

— Это мой хороший приятель, я приглашу его на ужин, думаю, ему тоже будет интересно рассказать о своей работе иностранке. Жаль, что ты не попала на тот бой, о котором я говорил, но Палома с Энрике уехали в отпуск, возможно, в другой раз получится… если, конечно, у тебя будет желание еще раз побывать на арене.

Марианна улыбнулась, кивнула, но в этот момент остро ощутила свою чуждость этой стране. И подумала, что скоро ее отпуск закончится, и — что тогда?..

Нет, она не будет сейчас думать об этом и портить себе отдых!

Ансельмо Ромеро носил гордую и древнюю фамилию, но было это совпадение или действительно парень являлся потомком основателя династии тореро, неизвестно. Сам же он безумно гордился этой случайностью. В Испании была легенда про плотника Ромеро, который спас от разъяренного быка какого-то важного господина, упавшего с лошади, использовав для этого свою шляпу, так и появилась пешая коррида, в которой в итоге стали использовать плащ.

— Редко когда иностранцы могут должным образом оценить корриду, я был удивлен вашему интересу… Надеюсь, это не покажется фривольностью, если мы сразу перейдем на «ты». Друг моего друга — мой друг! — поначалу Ансельмо был не слишком разговорчивым, он пил свою сангрию и искоса посматривал на Марианну, явно пытаясь оценить ее, понять, что она из себя представляет.

Девушка скованно улыбалась и не знала, о чем разговаривать с тореро.

— Не все испанцы могут ее оценить! — попытался сгладить напряжение Энрике. — Что для тебя коррида, Ансельмо? Почему ты стал тореро? Расскажи! Может, это поможет сеньорите Марианне больше понять наши традиции?

— Потому что всякий раз, когда я выхожу на арену, вступаю в дикую схватку со свирепым соперником. Он так же храбр и смел, как и я — это целое искусство! А еще мой дед был пикадором, прадед — тореро. Только отец почему-то отошел от семейной традиции. Я всегда восхищался корридой. Это целая жизнь — неистово страстная и дикая. Я чувствую себя древним гладиатором, выходя на арену. Этого всего не объяснить словами. Это нужно чувствовать. Этим нужно жить. Это в крови. Наверное, с любовью к корриде рождаются.

Марианна поймала взгляд тореро — он глядел пристально и долго, будто и ее хотел околдовать, как до этого — быка. Видимо, это привычка — так смотреть. Матадору нужно постоянно быть начеку.

— А что самое сложное? — решилась спросить Марианна. Ей казалось — это выход на арену, тот миг, когда бык летит навстречу.

— Самое сложное — забыть о публике! — рассмеялся Ансельмо. — Они все наблюдают за тобой, любят тебя, кричат, но ты должен забыть. И смотреть только на быка. Это сложно. Отвлекся — окажешься на рогах… Только если противники корриды добьются своего, все это останется в прошлом, — голос его стал усталым, глаза остекленели.

— Просто нужно что-то менять, — вспыльчиво заявил Энрике и чуть подался вперед. — Нужно, чтобы меньше страдали быки, нужно увлекать молодежь, которая сейчас занята только футболом! А матадоры? Где прежние мастера? Ансельмо, согласись, они часто выходят на арену, делают несколько простых движений, быстро убивают быка, у которого подпилены рога — и все! Где страсть, где спектакль? Где шоу?

— Я согласен, мало стоящих тореро, — криво улыбнулся Ансельмо, его взгляд потух. — Но и школ прежних не стало! А насчет противников… Первая — Каталония! Черта с два им нужно запретить корриду. Дело не в жалости к быкам. Дело в национализме… И никто не переубедит меня в обратном.

Марианна заметила, как Энрике бросил быстрый взгляд на друга, словно ему не понравилось, куда свернула тема разговора. Да, тема сепаратизма была болезненной для любого испанца.

— Ты просто не любишь каталонцев, — попытался перевести все в шутку Альмавива.

— Да нет, я их очень даже уважаю, — напряженно улыбался тореро, принимаясь за паэлью. Ел он быстро, резко, глотал, казалось, почти не жуя. И то и дело посматривал на Марианну странным своим взглядом, который она никак не могла понять и прочесть.

Но он взволновал ее. Не так, как взгляд Энрике, иначе. В черноте тореровых глаз была та тьма, из которой рождаются народные стихи и песни, то самое цыганское романсеро, там была та тьма, которая может тебя уничтожить, если прикоснешься к ней.

Нет, влюбиться в Ансельмо Ромеро она никогда бы не смогла. Опасный и непредсказуемый, взрывной и дикий. Гордый и самовлюбленный. С таким мужчиной тяжело… да и слишком он увлекающийся. Делить любимого с толпой поклонниц — что может быть ужаснее?

Марианна неосознанно сравнивала мужчин между собой, бросая на них короткие быстрые взгляды. И сравнение было не в пользу тореро не только в плане их характеров — профиль Энрике был красивее, взгляд его прямее и честнее, лицо — благороднее. В нем не было лихости Ромеро, и Марианна поняла, что ей это даже нравится.

— Коррида — символ Испании, и ее противники не смогут ее запретить! — в голосе тореро уже не усталость — там едва сдерживаемая ярость и страсть.

— А может, они по-своему правы? — осторожно спросил Энрике, будто дразня Ромеро.

И Марианна, глядя на этих мужчин, поняла, что у них весьма странная дружба — в ней есть место и противостоянию, и соперничеству, но при этом у них есть много общего — увлеченность своим делом, гордость за свою страну. И им никогда не бывает вместе скучно.

— В чем? — ухмыльнулся Ансельмо, и стало ясно — этот спор происходит не в первый раз, но он — лишь традиция, лишь игра, по крайней мере, для одного из мужчин, и на самом деле Альмавива не имеет ничего против корриды, он лишь дразнит тореро, как пикадоры дразнят быка в начале боя. Он играет с ним. Но матадору не нравятся эти игры, он злится. И Марианна увидела, что Энрике может быть и жесток — ведь то, как он ведет себя, нельзя назвать дружеским подтруниванием. На такой тон можно и обидеться.

— В том, что коррида жестока, что на арене происходит самое настоящее убийство, — парировал Альмавива со странным прищуром.

Тореро ухмыльнулся, помолчал, медленно отправил в рот кусочек копченого окорока и потом сказал:

— Мы не должны ничего объяснять миру. Бой быков — это как с искусством, с литературой или танцем… с рисованием. Все критерии субъективны, книга или картина может тебе нравиться, может вызывать неприятие или отвращение. Но факт остается фактом — она имеет место быть. И так считаю не только я.