Страх овладел им полностью. Подчинил, обездвижил, намертво приковал к месту. Втыкал раскаленные иглы прямо в сердце, резал по живому, сжимал голову стальными тисками. Владимир кричал так же, как и бежал. Пока мог. Потом он просто закрыл глаза и дрожал крупной, беспокойной дрожью.

Когда Владимир открыл глаза, Ужаса уже не было. Он ушел, не прощаясь, оставив после себя тяжелое похмелье и искалеченную нереальность.

Привычного Лабиринта больше не существовало. Вместо него вокруг Владимира колыхалась отвратительная паутина из обрывков дорог и пятен светотени. Верх и низ поменялись местами, а направления утратили определенность. Обломки минут валялись прямо под ногами. Их можно было поднять и склеить, но к чему расстраивать и без того рыдающее время.

И еще тишина. Безупречная тишина – совершенная мелодия рождения нового Лабиринта. Владимир со злостью шаркнул ногой, и этот грубый, неприятный звук показался ему нежнее «Пражской» симфонии.

Владимир неожиданно понял, что скучает по старому Лабиринту, в котором надо было просто вовремя повернуть. Странное чувство – скучать по тому, что еще недавно ненавидел. Еще одно подтверждение того, что падать можно бесконечно.

Нужно было куда-то идти. Куда? Видимо, в никуда. Единственное более-менее действующее направление. Причем сразу понятно, куда попадешь в итоге. Но сегодня выбора у Владимира наконец-то не было. У него впервые в жизни не было выбора, и он не очень понимал, что с этим делать.

Что делать, когда перед тобой всего одна дорога? Казалось бы, ответ очевиден. Иди и будь уверен в правильности выбранного направления. Будь рад тому, что никогда не заблудишься, никогда не остановишься в раздумьях на очередной развилке. Никогда не пожалеешь о своем выборе.

При таком раскладе остается последний жизнеобразующий вопрос. Стоит ли вообще куда-то идти? Стоит тратить время и силы на то, чтобы бродить из конца в конец коридора, или лучше постоять, покурить, а потом без лишних эмоций проститься?

Что ж, на этот вопрос Владимиру предстояло ответить прямо сейчас. И поскольку курить было нечего, он выбрал второй вариант. Шагнул прямо на кривую, горбатую дорогу и двинулся по ней с независимым видом опытного фаталиста. Не глядя по сторонам и не думая о следующем шаге.

Дорога отчаянно петляла, но оставалась при этом прямой как стрела. Сначала Владимиру даже казалось, что он ходит по кругу. Потом он решил, что скорее это спираль. Третьей версией было – лента Мебиуса. А какое-то время он даже думал, что находится в состоянии свободного падения.

А потом перед ним вдруг выросли высокие развалины того, что прежде было Лабиринтом. Владимир с тоской смотрел на фантасмагоричное сооружение из темных тоннелей, пещер, поворотов, перекрестков. Все смешалось в один чудовищный курган, к которому вела тонкая, наполовину засыпанная дорожка.

Из развалин струился печально знакомый холодок. Где-то там, сидя на высоком троне, его терпеливо ждал Ужас. И у Владимира не было никакой возможности его обойти. Он не мог свернуть ни вправо, ни влево, ни даже повернуть назад. У него была лишь одна дорога, и, к сожалению, она вела в сомнительном направлении.

Владимир остановился. Против воли его снова стала бить дрожь. Второй встречи с Ужасом он допустить не мог. Он ее просто не вынесет, а может даже, и не переживет.

– Переживу! – вдруг сказал Владимир. – Переживу! – изо всех сил закричал он, громким криком стараясь отогнать парализующий страх. – Не впервой, – вконец успокоившись, добавил он.

Это помогло. Это заставило вспомнить, что он здесь, может, и не случайный, но гость. И хозяевам пора уже знать потрепанную честь. Пора уже возвращаться обратно в черный октябрьский вечер. Смотреть в окно на поздних прохожих, мелькающих в оранжевом свете бессонных фонарей.

Но для этого сначала надо было закончить местные дела, какими бы горькими они ни казались. Все еще дрожа, но уже ни о чем не жалея, Владимир вошел в развалины. Голова у него сразу же закружилась, ноги то и дело теряли опору, а глаза не находили места для надежного шага вперед.

Ужас возник внезапно и со всех сторон. Владимир едва сдержал панический крик, вместо этого твердя как литанию номер своего телефона. Этот нехитрый прием для связи с реальным миром в свое время подсказал ему Калинин.

Как ни странно, прием работал. Нет, страх не ушел, но он хотя бы позволял Владимиру идти. Медленно, неуклюже переставляя отяжелевшие ноги, но все же идти. Не думая о том, какой именно шаг станет последним. И что сегодня означает – последний.

Ужас, казалось, не настаивал на полном моральном уничтожении своего оппонента. Он расслабленно наблюдал, как бредет этот странный, испуганный человек, возжелавший вдруг личной с ним встречи. Ужас не восхищался им, не ненавидел его. Ему было все равно, он просто делал свою работу. И она ему очень нравилась.

Владимир пришел в себя на полу спальни. Он сильно вспотел, и у него жутко болела голова. Еще его тошнило и очень хотелось пить. А так вроде ничего. Главное – живой и все еще не окончательно спятивший. Хотя, возможно, ему просто дали еще немного времени на раздумья. Возможно, до завтра.

Завтра вполне предсказуемо наступило. Владимир включил свой рабочий компьютер и принялся завершать вчерашний срочный труд. Не слишком торопясь, но и не медля.

Сергей опоздал почти на четверть часа. В свое неискреннее оправдание он заметил, что просто обязан был досмотреть этот сон. Сон про беспокойную любовь и раз за разом ускользающее счастье.

– Действительно, уважительная причина, – усмехнулся Владимир, – но нам с минуты на минуту документ сдавать.

– Я помню. У меня почти все готово, – оскорбленно прервал его Шилов. – А вот сарказм твой не до конца уместен. Ведь я, Володя, люблю даже кошмары. Самые страшные, самые кошмарные кошмары. Я люблю их все без исключений. А все потому, что сон, как правило, – главное приключение в нашей жизни. Причем приключение без каких-либо негативных последствий. А это стоит ценить. И не отказываться от них из-за скучного распорядка дня.

– Считаешь – иллюзии лучше реальности?

– Не всегда, конечно, – пожал плечами Сергей. – Но довольно часто бывает именно так. Иначе почему все так любят иллюзии и не любят реальность?

– Потому что дураки, – тихо, практически про себя, пробормотал Владимир.

– Ладно, – Шилов его не расслышал, но общий посыл понял. – Просыпаюсь и начинаю работать.

На какое-то время кабинет погрузился в умиротворенную министерскую тишину, когда телефоны звонят где-то на другом конце этажа, стучатся исключительно в соседние двери, а на стол тебе не ложится ни одного всенепременно необходимого письма. Плохо в этой тишине лишь то, что она крайне быстро подходит к концу.

– Доброе утро, – в кабинет вошел Кирсанов и вопросительно посмотрел на Владимира.

– Доброе утро, Евгений Павлович, – поздоровался Владимир. – Почти готово.

– Хорошо, – благодушно ответил Кирсанов, – я у себя. Жду.

Через час Владимир распечатал итоговый документ и понес сдавать его Кирсанову. Сергей пожелал ему счастливого пути и скатерти-дороги.

До кабинета Кирсанова надо было сделать около двадцати шагов. Но уже на восьмом он услышал воззвание о помощи и не смог пройти мимо. Собственно, сподвигло его на это не само воззвание. В Министерстве постоянно звали на помощь, но это отнюдь не означало, что на помощь стоило приходить.

Надо было внимательно вслушиваться в голос зовущего. Голос не должен был отдавать медовыми или, наоборот, резкими нотками. Не должен был быть излишне легкомыслен или спокоен. И уж точно в нем не могло быть паники. Панические голоса обходите за два этажа минимум. Нет! Голос должен быть чист и печален. Вот тогда, если вдруг под рукой не оказалось неотложных дел, можно было и втянуться в чью-то беспокойную историю.

Но на этот раз на помощь звала Ольга, и Владимир почти машинально свернул, чуть-чуть не дотянув до кабинета Кирсанова. Ольге он отказать не мог, как бы ни звучал ее голос. Тем более что звучал он, как правило, неплохо.