1987 О случайностях и закономерностях Когда б отсечь – случайности, понять – закономерности, то – не впадая в крайности — достигли б – соразмерности? Или важны – случайности, не все – в закономерности. И – не впадая в крайности — искали б – соразмерности? 1986 О первой любви Было ли, не было ль это любовью — того и сейчас не пойму. Но знаю печально, что птицу жар-птицу во мне упустил ты свою. Было ли сном или явью всё было — гадай – не гадай, не скажу. Знаю, звездой путеводной служила, сердце держа на весу. Будешь ли помниться или забудешься — спросишь – ответ не найду. Но каждую осень багряноволистую заново сердцем сгорю. 1987 Сколько смелости Сколько смелости в моих строчечках, сколько нежности в этих точечках. Но к тебе подойти бы мне – с ласкою, не сгорев от огня жаркой краскою. Мне обнять бы тебя, свет единственный, целовать бы тебя, мой таинственный. Только смелая я – в этих строчечках и сгорю по тебе – в этих точечках. Отойду-отлечу – словно не было, словно росчерком облак по небу ли, по душе ли твоей неприкаянной распишусь своей рифмой намаянной. Осмелела – себе удивляюсь я, но в тебе растворяюсь, теряюсь я. И, исчезнувши раз тихой осенью, золотой сохранюсь в небе россыпью. 1987 Дай мне насладиться Дай мне насладиться нежностью твоей — я её впитаю, стану лишь сильней. Дай мне насладиться признанием твоим в робком обожании, понятном лишь двоим. Дай мне не вплетаться в нить твоей судьбы, а просто тихо рядом, тебя любя, идти. И дай мне не вплетаться в судьбы твоей узор, чтоб силой не разрушить сердечный разговор… Позволь мне ненавязчиво дарить тебе любовь помимо всех постелей и хлама лишних слов. Позволь уйти негромко, когда любви слова в безмолвном телеграфе умолкнут навсегда. 1987 Моя большая печаль Моя большая печаль словно – густая вуаль, словно – тканью зефиром между мною и миром. Кажется, вижу всё, но – сквозь густое плетенье чьих-то умелых рук, искусных в плетении мук. Кажется – слышу всё, но – сквозь завесу боли. Присутствие чуждой воли глушит мой сердца стук. Кажется всё – понимаю, но руки свои – разнимаю, но – сердце своё – уроняю… О, этот мертвящий стук… За что? – Эти боль и печаль? И чья? – На мне злая вуаль? Волей последней – срываю, слезами с сердца – смываю стылую, стылую – стынь. Ты слышишь ли боль мою? Вынь её – своими руками, согрей мне душу – словами, наполни сны мои – снами и жизнь мне верни – губами. 1987 Ох и умеют любить – поэты Ох и умеют любить поэты — во все века! В пропасть – условности, к черту – запреты! Жизнь – пустота, если её не согреет собою юность Богинь… И если по ней не пройдут сохою, лучше – отринь! 1988 Чуть – психостеник Чуть – психостеник, чуть – поэт. Лабильности – по ноздри. И из меня, как рёк поэт, не стали б делать гвозди… 1990, апрель Пролетело бабье лето Пролетело бабье лето, отлетело, впереди печальный жёлтый листопад. Как в лесу – так в моём сердце опустело: отпылал души мятежной сад. Может – так и надо. Я не спорю. И природе, и судьбе – видней. И, возможно, это всё – не горе, а отлив измучивших страстей… Но как плачется и сладко и печально на исходе одиноких стольких лет. Так с ветвей срываются прощально листья – предвещая скорый снег… 1988 Я знаю теперь Я знаю теперь, как приходит любовь: робко и нежно тебя от земли оторвёт, словно пробуя крылья на дальний полёт, закружит по улицам города сонного, спящим селом проведёт, над гладью речной пронесёт невесомого и венок из цветов сплетёт. Одарит сиянием ласковых глаз, для тебя огранит свой на небе алмаз. И имени милого сладостный звук вплетётся в волнующий сердца стук. А дальше – любовь живёт, если двух душ полёт нота фальшивая не прервёт. И не ищи виновника, если она – уйдёт и с высоты подлазурной грудью о землю тебя содрогнёт. Как – у поющих в терновнике. |
