Черное молоко рассвета мы пьем его вечерами
мы пьем его в полдень и утром мы пьем его ночью
мы пьем его пьем
мы копаем могилу в сквозняках здесь лежащим не тесно
человек здесь в доме живет играет со змеями пишет
чуть стемнеет он пишет в Германию
златы волосы твои Маргарита
он пишет он шагает пред домом а звезды сверкают
подзывает свистом собак гонит вон
посвистом своих евреев ройте себе в земле могилу
он приказывает нам а теперь играйте музыку для танцев
Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя утром и в полдень мы пьем тебя и вечерами
мы пьем тебя и пьем
человек живет в доме играет со змеями пишет
чуть стемнеет он пишет в Германию
златы волосы твои Маргарита
зольны волосы Суламифи мы могилу копаем
в сквозняках здесь лежащим не тесно
Он орёт глубже вгрызайтесь в сферу земную
эй вы пойте играйте
хватается за меч на поясе им машет глаза у него голубые
глубже вонзайте лопаты
эй вы играйте бесконечную музыку для танцев
Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя в полдень и утром мы пьем тебя и вечерами
мы пьем тебя пьем
человек живет в доме златы твои волосы Маргарита
зольны волосы Суламифи со змеями он играет
Он орёт музычку послаще для смерти
смерть магистр германский
он орёт таинственней смычками касайтесь скрипок
тогда вы подниметесь дымкою в воздух
и станут для вас могилами тучи там лежащим не тесно
Черное молоко рассвета мы пьем тебя ночью
мы пьем тебя в полдень смерть ведь магистр германский
мы пьем тебя вечерами пьем утрами мы пьем и пьем
смерть это наставник германский
глаза у неё, у него голубые
он разит тебя пулей свинцовой он метко стреляет
человек живущий в доме златы твои волосы Маргарита
он спускает на нас собак-волкодавов
он дарит нам воздушную могилу
он со змеями играет и мечтает
смерть ведь это магистр германский
златы твои волосы Маргарита
Суламифи волосы зольны
Май 1945, Бухарест
Осина, в сумерках листва твоя кажется белой.
А волосы мамы моей никогда уж седыми не станут.
Одуванчик, как зелена Украина!
Моя белокурая мама домой не вернется.
Тучи кучевые, что всё кружите да кружите над колодцем?
Кроткая моя мама за всех успела поплакать.
Звездочка, что округла, ты закручиваешь золотые шлейфы.
А в сердце моей мамы – свинцовая рана.
Дверь из мореного дуба, кто же с петель тебя сбросил?
Не придет домой, не вернется моя нежная мама.
[3]1945
Душа матери твоей парит впереди.
Душа матери твоей помогает, риф за рифом,
идти сквозь Ночь.
Душа матери твоей отгоняет от тебя акул.
Сама речь твоя – питомец матери твоей.
Питомцы матери твоей делят с тобою, камень за камнем, ночлег.
Питомцы матери твоей склоняются ниц за крохами света.
1945
Тихо! я шип в твое сердце вонзаю,
а роза сама, а сама роза,
что в зеркале рядом с тенью стоит,
наливается кровью!
Она наливалась кровью, когда мы с тобою еще
сливали в одно да и нет;
[4]когда упивались мы этим,
тогда вдруг стакан зазвенел, упав со стола:
то звонила нам Ночь, что пила этот мрак много долее нас.
Мы пили жадными ртами:
на вкус словно желчь,
но пенно словно вино —
за лучом твоих глаз я следил,
а язык лишь о сладостном сам лепетал…
(Он лепечет все так же, лепечет).
Тише! Глубже и глубже вонзается в сердце тот шип:
о, он в сговоре с розой.
1951
Кто из груди своей сердце в Ночь переселит,
тот тронет Розу.
Бытие – то лепесток ее и ее шип.
И положит она ему свет на ладонь.
И наполнит ароматом стаканы.
И зашелестит тенями любви.
Кто из груди своей сердце в Ночь переселит,
кто сумеет так высо́ко его забросить:
тот не промахнется во встрече,
разобьет камнем камень,
позвонит ему кровь из брегета,
песочные часы в его руках сломает Время,
и он играть прекрасными Мячами сможет,
[6]и весть поведает о нас с тобою.
1949
