– Буду только рад, Наташа, сам бы не посмел предложить, – искренне отвечал Картузов.

– Вот и замечательно! Тогда «на брудершафт»? – Наташа подняла вверх свою чашку с чаем. А потом просто, легко и тепло поцеловала его в губы.

С Владимиром – так звали её деспота, от которого не было спасения – они познакомились два года назад в Юрмале, где Наташа отдыхала после окончания университета.

Вначале он совершенно не произвёл на неё впечатления: невысокий, крепкий, тёмноволосый, с колючими, глубоко посаженными глазами на широком скуластом лице, возрастом далеко за тридцать. Было в его облике нечто отталкивающее, подчиняющее, жёсткое. Но он так красиво начал ухаживать, галантно и щедро: засыпал её комнату дорогими цветами, снимал целый ресторан с живой музыкой на двоих, а однажды настоящий струнный квартет играл всю ночь под её окнами Вивальди и Моцарта, которого Наташа обожала… Не был нахальным, назойливым – скорее, сдержанно-настойчивым.

Говорил, он владелец крупного бизнеса в Петербурге, одинок и ищет такую, как она – единственную, неповторимую, нежную, прекрасную. Он оплатил её маме дорогостоящую операцию на сердце, когда Наташа вскользь пожаловалась на проблему…

Ну, как она могла устоять после этого?

Владимир обещал сказочную жизнь в городе на Неве, работу в известном периодическом издании, где главный редактор – друг детства, рауты, приёмы, выставки, тусовки… да ещё всю географию мира в придачу – чего душа возжелает.

И крепость пала.

Когда они приехали в Петербург, всё резко изменилось. Наташа скоро поняла, что нужна своему избраннику лишь как дорогая вещь: в качестве красивого эскорта, которому все завидуют на выходах в общество; в поездках, как хороший переводчик; в постели, как послушная кукла.

Он забрал её документы, «чтобы не наделала глупостей», оставлял постоянно одну, вспоминая о ней лишь по надобности. Всюду её сопровождал охранник с машиной, дежуривший круглосуточно.

Да, она могла тратить довольно большие деньги в бутиках и салонах красоты, могла покупать довольно дорогие украшения, которые Владимир убирал в небольшой сейф и «выдавал по запросу». На этом её свобода заканчивалась. Ни о какой работе в журнале речь уже не шла.

Как-то она попросила права одной гулять по городу и распоряжаться собой и услышала лишь: «Забудь, это опасно! Чего тебе не хватает, у тебя же всё есть». Причём Владимир даже не жил с ней, наезжая, когда вздумается. Косвенно, из разговоров охраны, она поняла: он женат и дети у него есть.

Наташа наконец взбунтовалась, устроила скандал, требуя вернуть её паспорт, диплом и отпустить домой в Ригу, обвиняла его во лжи и лицемерии. Он спокойно, не ввязываясь в спор, выслушал её. «У тебя всё?» – «Всё», – а после этого она получила такую затрещину, что потеряла сознание и лицо болело неделю. Через неделю он наведался: «Имей в виду, это было лишь предупреждение. Будешь кочевряжиться, выпорю ремнём – шкура клочьями полезет. Убежишь – мама за тебя ответит – Рига рядом, там наших хватает». Наташа поняла – она попала в полную зависимость от мучителя. Ещё она поняла – Владимир крупный криминальный авторитет, может сделать с ней, что пожелает и слово своё сдержит. За окном стояли «лихие девяностые» и Лихо стало её тенью.

Ещё через полгода такой жизни Владимир к ней почти охладел, использовал исключительно как дорогой аксессуар. Наташа стала привыкать к плену – человек ко всему привыкает. Исхода она не видела – угроза расправиться с матерью связывала руки. Мобильного телефона у неё не было – Владимир запретил: «Звони всем, кому хочешь со стационарного, в чём проблема?», а стационарный телефон наверняка записывался и лишнего по нему не скажешь. Маме она звонила часто, говорила, всё у неё отлично, а сама готова была разрыдаться, слыша родной голос.

Долгое время она вынашивала план побега. Нужно только предупредить маму, чтобы та потихоньку оставила квартиру и перебралась хотя бы в Елгаву, где жила её близкая подруга. В конце концов, он не всесилен и не будет искать женщину по всей Латвии – слишком это дорого и хлопотно. Сама же Наташа надеялась получить защиту в консульстве, которое с охотой раздует скандал о бедной латышке, похищенной русской мафией. Как только дело получит широкую огласку, её не посмеют тронуть. Консульство сделает новые документы, она уедет, найдёт маму, а там будет видно, как жить дальше. Но боясь расстроить близкого человека, всё тянула, надеясь на чудо.

А первого июня этого года случилось неожиданное событие – на Владимира было совершено покушение. Весь криминальный мир «стоял на ушах», суеты было много. Охрана ослабла, никто не знал, чем закончится этот новый гамбит, в котором фигура осталась на доске, не погибла – выживет Владимир или нет? Состояние его было тяжёлым. Охранник, дежуривший у её дома, не дождался смены. Поднялся к ней наверх и предупредив, чтобы она заперла на задвижку бронированную дверь и никому не открывала, уехал выяснять ситуацию.

Наташа, так соскучившаяся по воле, не собиралась бежать – она даже ещё не знала о покушении. Оставшись «без присмотра», решилась и просто пошла гулять по городу, недалеко от дома, пешком, без сопутствующих мордоворотов и чужих глаз. Побродила пару часов по Парку Победы, покормила уток хлебом, поела мороженого. Она наслаждалась этим давно забытым чувством свободы, когда никто не стоит за спиной и не контролирует каждый твой шаг. Восторг кружил голову. Наконец она вышла на Московский проспект и тихо шла в сторону Монумента героическим защитникам Ленинграда, но дойти не успела. Её, идущую одну по улице, случайно увидел Компостер – один из охранников Владимира, проезжавший мимо. Удивившись такому факту, он развернулся, остановился на её пути, а когда она оказалась неподалёку, выскочил из авто и попытался затащить её в машину – потом уж разбираться, как она оказалась одна на улице. В этот самый момент и вмешался Картузов…

«Дурак он настоящий. Бежать я не собиралась, не готова ещё. Просто погулять хотелось. Я вернусь, деваться некуда», – говорила Наташа.

Когда клиенты уже пошли один за другим, Наташа начала прощаться. Она взяла с Максима слово, что он в течение месяца не станет ходить на работу пешком по этой дороге, а лучше бы ездил на троллейбусе: «Ты пойми, Максим, они очень люди злые и мстительные тоже. Будут каждый день ждать тебя в это время, пока не пройдёшь. Могут побить сильно, убить даже. Это у них правило такое. Обещай, что не пойдёшь там, да? Обещай, Максим». Картузов обещал.

Наташа, успокоенная его словами, мягко поцеловала его в щёку и пошла к выходу.

«Мы увидимся ещё, Наташа?», – с надеждой спросил Максим. Она оглянулась, чуть подумала, улыбнулась печально: «Прощай! Не знаю, увидимся ли вновь. Холодный страх пронизывает кровь», – неожиданно процитировала она. «Прости, Максим, я себе не хозяйка», – и ушла, под мелодичный звон дверного колокольчика.

А через три дня, утром, вскоре после открытия, когда Картузов не ждал от жизни чудес и со щемящим чувством вспоминал Наташу, мучаясь неведением её состояния и нынешних дел, звякнул дверной колокольчик и он услышал то, что хотелось слышать больше всего на свете.

– Здравствуй, Максим Андреевич! Доброе утро! Помнишь ещё меня, нет?

В дверях стояла Наташа, освещая улыбкой мир и глаза её смеялись. Она, до невозможности мило смотрелась в коротком голубом платьице из жатки и летних белых туфельках на невысокой подошве.

– Наташа, здравствуйте! – счастливо и растеряно заулыбался Максим. Как вам удалось?..

– Максим, Максим, – укоризненно погрозив пальцем, весело отвечала Наташа. – Разве я зря тебя целовала? Ты забыл, как обращаться к другу, да?

– Ой, прости, Наташа, – обескуражено произнёс Картузов. – Твой приход ошеломил слегка, хотя он для меня самый желанный подарок.

– Значит, не забыл, бедную латышскую девушку?.. Шучу, Максим, шучу я. Знаю, не забыл, иначе не ты был это… Чаем в вашем прокате угощают? – и Наташа, открыв пакет, выставила на стол небольшой тортик. – Я знаю, Максим, ты переживал за меня, знаю. У тебя большое сердце, доброе.