Широко открытыми глазами

Дома в коридоре их встречала Роза Семёновна. В руках у неё был большой букет – Максим подивился, это были алые розы. Такие цветы стоили очень дорого, а соседка была женщиной небогатой. Мизерной пенсии едва хватало на самое необходимое.

– Наташенька! Максим! Поздравляю вас, будьте счастливы, не обижайте друг дружку, пусть только согласие живёт в вашей семье! И деток вам, побольше, – голос пожилой женщины дрожал. В глазах стояли слёзы, а лицо освещалось добром.

Она искренне радовалась за них, и сквозило в голосе ещё что-то: возможно память о своей свадьбе, о своём, так скоро пробежавшем счастье, а быть может горе по потерянному сыну и его семье, каковой не суждено было судьбой состояться, по так и не родившимся внукам, по рано ушедшему мужу, которого война достала уже через двадцать лет после победы… Она радовалась, что они нашли с Наташей друг друга, что Максим не будет одинок, что его полюбила такая чудная девушка. Много чего было в голосе, тронувшем и Максима, и Наташу.

Наташа подошла, обняла женщину и вдруг они обе заплакали: счастливо и светло, как умеют в радости плакать только женщины.

– Спасибо вам, Роза Семёновна! – выплакавшись, сказала Наташа. – Вы гораздо больше, чем соседка, вы, как родная, близкая тётя. Я так рада, что Максим не остаётся один. Когда рядом с мужем такая женщина, жена может уезжать спокойно. Вы ему спуску не давайте, хорошо?

– А ты что, уезжаешь? – заволновалась соседка. – Надолго?.. Да как же это, вы только поженились. А отложить нельзя?

– Что поделаешь, жизнь так складывается – работа, – Наташа не стала вдаваться в подробности. – Командировка у меня, очень длительная. Отказаться нельзя, никак нельзя. Давайте о грустном не будем, лучше чай заварим, да?

– За границу? – прозорливо спросила Роза Семёновна.

– За границу, да, – подтвердила Наташа.

Соседка вздохнула и понимающе сказала:

– Что поделаешь, работа есть работа… Ладно, пойду, чай заварю, а вы переодевайтесь и на кухню подтягивайтесь.

– Хорошая она, – сказала Наташа, заходя в комнату. – Добрая и одинокая. Ты будь с ней ближе, Максим. Тебе тоже тяжело будет первое время.

Максим вдруг понял, что тяжело будет не только первое время – будет просто тяжело, и оно начнётся уже завтра, с исчезновением Наташи. Ничего не изменить – им осталось так мало быть вместе. А маячившая на горизонте встреча – лишь слабая дымка, едва-едва видная, готовая развеяться в любой миг. Страх предательски закрался в мысли – вдруг Наташа изменится, приехав домой? Вдруг закружится в круговерти жизни – забудет? Сотрёт его в памяти?.. Да и вообще, как сложится их судьба?

– Эй, муж, – Наташа подошла сзади, обняла, прижалась. – Не нужно так плохо думать о своей жене. Я решила один раз – не передумаю. Я люблю тебя, родной, что ты? Прочь гони эти гадкие сомнения. Я твоя, слышишь?

Видно, у него всё отразилось на лице и Наташа поняла, о чём он думает.

– Да нет, милая, просто взгрустнулось. Вот так, забываешь о плохом, а оно рядом, никуда не делось. Просто отсрочка небольшая.

– Я тебе говорила уже, повторюсь – разлука научит тебя любить по-настоящему… – он был умный человек. Оставил след, который не забудут скоро. И он прав. Я тоже буду учиться, Максим. Нам нужно это пройти, мы сможем. Если нет – чего мы стоим? Значит не любовь это, лишь иллюзия.

– Ещё он говорил, что  невозможно любить саму женщину, можно любить благодаря ей, любить с ее помощью и что слова только мешают понимать друг друга. А я никогда не мог понять, что это значит, – вздохнул Максим. – Не будем сетовать на дождь, ветер, мороз – нам не изменить природу, а жить всегда под солнцем наскучит. Будем искать радости в непогоде – без дождя не вырастет трава и цветы, а без снега не слепить снеговика. Так, да?

– А это кто сказал?

– Я сказал. Сейчас.

– Поцелуй меня, – неожиданно попросила Наташа…

Потом Наташа надела домашние шаровары в восточном стиле: широкие, бархатистые, словно велюровые, горчичного цвета и толстый, свободный, болотно-зелёный свитер, скрывающий её ладную фигуру. Отопление ещё не включили, было прохладно. Она сразу стала близкой, домашней и родной, словно медвежонок панды, на которого нельзя сердиться и смотреть без улыбки. Максим же аккуратно повесил костюм на тремпель, лишний раз восхитившись тканью: мягкой, скользящей в руке маслом, такого глубокого красивого тона. Натянув свободные, из плотного хлопка, тренировочные штаны и чистый джемпер, он почувствовал себя совсем легко, дома, рядом с той, которая сладила его счастье и будь, что будет дальше!

А дальше они втроём пили на кухне чай с вкуснейшим тортом. У Максима неожиданно проснулся аппетит, и он съел целых два куска, чем заслужил ласковое «обжора» от Наташи. Они рассказывали о свадьбе Розе Семёновне, а та слушала, радовалась за них, смеялась. Особенно её развеселил рассказ Картузова о Василии и как тот не позволил танцевать с Наташей подвыпившему кавалеру.

В комнате Наташа достала подушки, забралась на тахту, покрытую ворсистым покрывалом, и укрылась пледом, свернувшись калачиком. Она казалась такой маленькой, беззащитной, что Максима окатила волна нежности.

– Иди ко мне, – позвала Наташа. – Ложись рядышком, побаюкай меня. Мне зябко.

Максим лёг рядом, обнял ее, и она тут же устроилась на его груди.

– Расскажи мне что-нибудь, Максимка, а я подремлю, а? Я так устала за эти дни, слабость какая-то. Не хочется шевелиться, только голос твой слушать. Расскажешь?

– О чём?

– О чём хочешь. Сам выбирай. Хоть сказку о царевне, которая не может проснуться.

– Дай подумать,.. хочешь, я расскажу тебе об одной женщине?

– Что-что? – с шутливой угрозой приподнялась Наташа. – Тебе меня мало?

– Эта женщина жила давным-давно. Родилась она в последней четверти восемнадцатого века и прожила долгую замечательную жизнь.

– А-а, тогда ладно, – милостиво согласилась Наташа.

– Ну, слушай. В семье графа, Алексея Кирилловича Разумовского, родилась девочка Варя. Имя она получила в честь своей матери, Варвары Петровны, урождённой Шереметьевой, женщины, впрочем, довольно вздорной, ограниченного ума, но при этом красивой до старости. Алексей Кириллович был министром просвещения и сенатором – человеком очень властным, богатым, хорошо образованным и имеющим огромную библиотеку. Когда Вареньке было всего шесть лет, от удалил её мать из дому и запретил общаться с дочерью во избежание плохого влияния на последнюю…

– Как это запретил общаться? – удивилась Наташа. Она заинтересовалась рассказом и уже забыла, что собиралась подремать. – Матери запретил видеть дочь?! Как это?

– Такие времена были, Наташа. Отец так решил и так случилось. Сам он жил с нею врозь, не желая терпеть несносный характер жены. Но о детях заботился. Варя поступила под опеку родной тётки по отцу, графини Прасковьи Кирилловны, женщины спокойного нрава, умной и образованной. До тринадцати лет у Вари была гувернантка немка, а после швейцарка Калам, тётка известного пейзажиста, женщина с твёрдым характером, умная, высоких нравственных качеств. Варя её очень любила. Девушка получила домашнее, но превосходное образование, знала языки и к её услугам была обширная библиотека отца, откуда она, помимо прочего, почерпнула значимые познания в медицине. Жила Варя в подмосковном имении и, ставши девушкой, часто сопровождала отца в поездках. В одной из таких поездок они посетили село Воронцово, где проживал фельдмаршал князь Репнин. Там она познакомилась с внуком князя, Николаем Волконским, любимцем Павла Первого. Умная, любознательная и добросердечная девушка, пылкая, эрудированная, веселая и серьезная одновременно, не могла не понравиться молодому флигель-адъютанту Императорского Двора, князю Волконскому, – Картузов хитро посмотрел на Наташу. – Кого-то она мне напоминает, а?

– Кого это, интересно? – невинно спросила Наташа.