Альфред Хичкок говорил: «Фильм – это жизнь, с которой вывели пятна скуки». Картузов трудился не покладая рук в химчистке досуга и за текущий день помог вывести немало пятен, получая взамен определённое удовлетворение.

Сам же Максим витал в иных сферах. Все мысли, кружась хлопьями минут, наметая сугробы часов, строили новую основу его существования – снежный замок, которому, хотя и суждено растаять по весне, но до того он успеет порадовать своего зодчего чистотой и обновлением. Он любит, любим и довольно уже единственно этой данности. Даже в самых смелых мечтах ему не мнилась такая развязка. Героиня одного старого фильма в финале произнесла слова: «Теперь можно и умереть». Примерно так чувствовал себя Максим сегодняшним днём – днём, изменившим его, прежнего, и давшим смысл всей его жизни в настоящем. Умирать, само собой, он не собирался. Полный животворящего обновления, Максим не загадывал на грядущее, глотал минуты нынешнего и не мог остановиться, чувствуя необратимость происходящих с ним изменений.

После восьми вечера поток посетителей всегда спадал. Люди ещё заглядывали, но всё реже и реже. Потому, когда колокольчик сообщил о позднем госте, Картузов не удивился, увидев в дверях Радомира Карловича. Но вместо степенного, презентабельного мужчины, в помещение ворвался испуганный, затравленный человек и бросился с мольбой прямо к стойке:

– Умоляю, Максим, объяснять некогда – спрячьте меня скорее куда возможно. Вопрос жизни и смерти, если они поймают меня, мне конец. Умоляю!

Ни слова не говоря, Максим открыл дверцу и пропустил Радомира в служебную часть помещения за стойку, а потом схватил за руку и закрыл в крошечном туалете. Буквально через минуту в прокат заглянул молодой крепкий парень, быстро обежал глазами помещение, взглянул на Максима и задал вопрос:

– Простите, папу потерял – такой пожилой, невысокий лет шестидесяти в тёмной куртке не заходил? – на Картузова пристально смотрели цепкие, въедливые глаза.

– Не видел, – спокойно отвечал Максим. – Может в магазин рядом зашёл, пивка захотелось?

– Да не пьёт он, – досадливо отмахнулся парень. – Ладно, спасибо. Если зайдёт, скажите, семья беспокоится. Пусть домой идёт.

– Обязательно, – пообещал Картузов и начал заполнять журнал посещений за день. Парень ушёл, наступила тишина.

Через минуту Картузов вышел на улицу покурить у проката и огляделся. Ничего, вызывающего подозрения, он не заметил.

– Выбирайтесь на свет божий, Радомир Карлович, – позвал Максим. – Преследователя вашего не видно.

Радомир вышел из туалета, было заметно, что чувствует он себя неловко и обдумывает, как объяснить происшедшее.

– Простите, Максим, за доставленные неудобства. Это племянник, сын сестры. Он страдает алкогольной зависимостью и постоянно забирает у меня деньги…

– Вы говорили – «они».

– Не понял…

– Да бросьте вы, Радомир Карлович. Не хотите объяснять – не нужно… Вы, когда вбежали внутрь, сказали – «если они поймают»… Я ведь с вас объяснений не требую. Только меня-то за дурака держать не стоит, хорошо? Иначе перестану вас уважать. Вы бы себя видели, когда в прокат влетели. От племянников, клянчащих на пол литра, так не спасаются. Да и похож он скорее на спецназовца в гражданке или на бандита, – Максим насмешливо смотрел на Радомира. Тот вздохнул. Ещё раз, подойдя к двери, стал сбоку и оглядел улицу через стекло.

– Вы правы. Но если я расскажу правду, вы мне всё равно не поверите. А сегодня, Максим, вы действительно меня спасли от больших неприятностей, – Радомир напряжённо думал о чём-то своём, а после колебаний, решился на рассказ: – Всё, что касается данного происшествия, началось давным-давно, когда я был немногим старше Акима и младше вас… Что вам известно о квантовой механике и различных полях, присущих всей материи?

– Кроме названия, ничего. Я ведь, словесник – далёк от всего такого.

– Поле – очень странное понятие. Поля – есть неотъемлемые компоненты любых, известных науке, частиц, – начал объяснять Радомир. – У каждого электрона, например, имеется три поля: электромагнитное, гравитационное, и ещё, так называемое, поле «слабое». Чем характеризуется поле вообще? Для начала, любое поле – характеризуется, во-первых, напряжённостью, и, во-вторых, безграничной протяжённостью в пространстве. Последнее свойство – как раз является наиболее странным и трудновообразимым…

– Стоп! – категорично заявил Картузов.– Умоляю, Радомир Карлович, избавьте меня от подробностей. Если я вам начну рассказывать об этимологии слов древнеславянского и синтаксисе речи в восемнадцатом веке, вы тоже будете не в восторге. Давайте на пальцах, а?

– Да я и пытаюсь на пальцах, – Радомир досадливо поморщился. – Вы знаете, что такое квант? .. Понятно. Квант, от латинского квантум – ”сколько” – это неделимая порция какой-то физической величины. Например, говорят – квант света, квант энергии или квант поля. Тот, кто научится всем этим управлять, будет черпать неограниченную энергию из самого пространства и сможет лепить материю, как скульптор глину. Создавать, что угодно из ничего – из пустоты! Это сродни силе богов, понимаете? Если уж совсем на пальцах, – Радомир взглянул на Картузова и печально вздохнул. – Вы безнадёжны, Максим.

– Практически – применительно к вам лично, сегодняшнему дню и последнему инциденту, что это всё значит. Без физики, можно? – Максим умоляюще сложил руки.

– Практически, … Тогда немного истории. Я физик – талантливый физик; окончил технологический, в течение тридцати пяти лет работал в ящике – знаете, что это такое? – Максим кивнул и Радомир продолжил:

– Мы очень далеко продвинулись в последние годы перед развалом страны. Неизвестно откуда, нам в отдел доставили занятный артефакт. Теория воплотилась в «железо». В лаборатории были начаты эксперименты над материализацией,.. – заметив досадливое выражение на лице Максима, Радомир сдался. – Ладно, не буду я вам ничего объяснять. В трёх словах: институт распался, я сохранил документацию и теоретический материал, заодно вынес и спрятал единственный в мире,.. назовём – преобразователь. Если бы я этого не сделал, всё созданное уже постарались переправить за океан и тогда всему миру кранты. Так понятно?

У Максима появилось очень неприятное предчувствие – его втягивают в серьёзные игры, которые плохо кончаются и совсем не по душе его тонкой организации. Он уже был совсем не рад услышанному. Видимо, Радомир заметил изменения в его лице и поспешил успокоить:

– Вы только не пугайтесь, Максим, никакие спецслужбы за мной не охотятся и в заговорах я не замешан. Это просто кредиторы, у которых я брал ссуду для завершения работы над прибором, только и всего.

– Только-то? – с иронией спросил Максим. – Сейчас и без ссуды могут с человеком обойтись весьма жестоко… Так что он умеет, ваш прибор?

– Мой прибор умеет создавать замкнутую параллельную пространственную реальность из визуально-звуковых образов и открывать в этот мир двери, – скромно сказал Радомир, но вы мне, конечно, не поверите, как я и говорил.

– Конечно, не поверю, как вы и говорили, – рассмеялся Максим.

В это время, из нагрудного кармана куртки Картузова, неожиданно зазвучала мелодия Дунаевского «Как много девушек хороших». Он суетливо подхватился, достал телефон – на экране светилось два слова – «Твоя Наташа»; нажал кнопку приёма, прижал к уху:

– Слушаю, Наташа!

– Хорошо, что слушаешь, Максимка! Справился с техникой? Молодец! Ты прости меня, я задерживаюсь. Попозже позвоню, ты не волнуйся, поводов нет. У тебя как?

– У меня Радомир Карлович в гостях.

Наташа помолчала.

– Будь осторожнее, а со статуэткой как договорились, да?

– Ты словно с маленьким…

– Ты и есть маленький, – рассмеялась Наташа. – Ладно, не дуйся. Целую! – и она повесила трубку.

– Это ваша девушка звонила, Наташа? – поинтересовался Радомир.

– Да, она. Задерживается немного. – Картузов взглянул на часы. Было без пяти минут девять. – Вы должны простить меня, Радомир Карлович, мне закрываться пора – время, – извиняющимся тоном сказал Максим.