Мегара – это не населённый чернью Старый город, и уличная криминогенная обстановка в ней отсутствует как явление, но понты есть понты, и когда Криула навещает Имильку, её носилки всегда сопровождает охрана. Пару раз и мы сопровождали, и разок я даже видел краем глаза жену Ганнибала, когда та встречала нашу «почтенную».

Нас-то Имильке, понятное дело, никто не представлял, не по чину, но во дворе принимали и угощали как своих. В доме обе испанки болтали «о своём, о женском», и нас в содержание их бесед тоже, конечно, никто и не думал посвящать. Но об этом как-то и не жалелось. Ясно же, что судачат-то две бабы в основном о всевозможной бабьей ерунде, и лишь «между делом» касаются и более интересных тем, о сути которых и так догадаться нетрудно. Непрост наш Арунтий, ох непрост! На двух стульях разом усидеть норовит! И с Циклопом – так втихаря кое-кто называет Ганнибала за его одноглазость – хочет ладить, и с противниками его отношений не испортить. Что ж, мы тоже не скандалисты и как-то ни разу не против такой политики нанимателя.

Но и дочурка его непутёвая, Мириам которая – тоже кое в чём в папашу пошла. Яблоко ведь от яблони далеко не падает, и тут как раз тот самый случай. Интриганка ещё та, палец в рот не клади, не говоря уж о кое-чем посущественнее, гы-гы! Если уж задумала как-то в своих интересах тебя задействовать – к бабке не ходи, хрен оставит в покое! Так и вышло. Возвращаемся мы, значится, с очередного визита Криулы к Имильке, «почтенная» выгружается из паланкина, направляется пока к себе – с Арунтием, надо полагать, позже о делах поговорит, чтоб связь с визитом не так очевидна была. Я, само собой, времени зря не теряю, к Велии заруливаю. Находим с ней повод по саду прогуляться, а там у нас сразу же находится веский повод до скамеечки дойти, от посторонних глаз кустиками скрытой, трамбуемся на неё, естественно – ага, просьба по пустякам нас не беспокоить.

Масинисса ведь на город не напал? Наёмники Феронидов дом не окружают? Ну и прекрасно, всё остальное спокойно подождёт, заняты мы! Наобнимались, нацеловались, наговорились «за жизнь», проводил я её до входа в дом, а завидев там служанку Мириам, маскируюсь за колонной, обойдётся сегодня эта сучка как-нибудь и без меня. Прошла эта ливийка мимо, хвала богам, направляюсь к воротам – ага, хрен там! Мириам собственной персоной! Млять, ну прямо как чёрт из табакерки!

И – как бы невзначай, в зеркало глядится, прихорашивается – типа совершенно случайно встретились. Ага, знаем мы такие «случайности»! И опять, что характерно, одета чисто символически – всё просвечивает так, что и подслеповатый разглядит все телесные подробности! Чего ж ей на сей-то раз от меня надо? Если опять на Ларит меня собирается настропалять, так с собственной-то одёжкой перебор получается. Точнее – недобор…

– Куда ты так спешишь, аркобаллистарий? – и ножку выставила так, что ейная коленка и без того полупрозрачную ткань натянула. Для разговора об одинокой и жестоко тоскующей Ларит явно не в тему. Или она считает, что каши маслом не испортишь?

– Что-то Криула зачастила последнее время к Баркидам. О чём они там говорят таком с женой Циклопа?

– Мне об этом никто не докладывает, досточтимая. Наше дело – сопровождать и охранять. А чьи тряпки или ожерелья с серьгами они там обсуждают – мне неинтересно.

– Хи-хи! По-твоему, больше женщинам и поговорить не о чем?

– Ну, отчего же? Ещё – о похождениях каких-то общих знакомых.

– Хи-хи! На что ты намекаешь, а? Пошляк! – и сразу же плечи как бы невзначай расправила так, что полупрозрачная ткань на груди натянулась. Потом изобразила весьма серьёзный и озабоченный вид: – А известно ли Циклопу, что против него готовится заговор?

– Заговор? И какой же? Освистать его речь на Собрании? Или написать ночью на ограде его особняка бранное слово?

– Я не шучу, Максим! Его хотят убить!

– И при этом так неосторожны, что посвящают в свою тайну тебя?

– Злоумышленник проговорился случайно.

– И кто же этот самоубийца?

– Младший брат моего покойного мужа. Глупец вообразил себе невесть что и теперь мечтает избавить город от тирана!

– И за что же он так ненавидит Одноглазого?

– За реформу Совета Ста Четырёх. Ведь Циклоп отстраняет от власти лучших людей города, в числе которых и их семейство. Мой деверь вбил себе в голову, что тиран должен умереть, а он сам – прославиться как тираноубийца.

– Ценой собственной смерти на кресте?

– Он уверен, что со смертью Циклопа тут же восстанет и весь город.

– Ага, особенно городская чернь!

– Да кто в Мегаре думает о черни! Восстать должны все лучшие семейства со всеми своими наёмными отрядами!

– Против городского ополчения и ветеранов Одноглазого? Не думаю, чтобы вся Мегара сошла с ума. Старый город и войско порвут за него кого угодно.

– Я знаю. Но глупец в это не верит, и я не смогла отговорить его. Он погубит и себя, и всю свою семью!

– И чего ты хочешь от меня? Почему бы тебе не сообщить обо всём отцу?

– Зачем беспокоить этим отца? Разве мало у него других забот? Я слыхала, что ты сумел сделать какие-то очень сложные и опасные дела в Гадесе. Если ты справился там – справишься и здесь.

– С чем именно? Твой деверь, не послушав тебя, вдруг послушает меня?

– Ну, ты ведь умеешь справляться с непослушными и непонятливыми. Ну, как в Гадесе с каким-то там Дагоном, например…

– И ты хочешь, чтобы я таким же образом «вразумил» и брата твоего мужа? А зачем это тебе, досточтимая?

– Глупца всё равно уже не спасти. Но я не хочу, чтобы пострадала вся их семья. Пусть уж лучше погибнет он один!

– Так, так… Ещё братья у этого несчастного есть?

– Законных – нет, – ответила она после некоторой заминки.

– И значит, после гибели этого наследником его отца будет внук?

– Ты неглуп, Максим! И раз ты всё понял – должен бы прекрасно понимать и то, НАСКОЛЬКО я буду благодарна тому, кто решит для меня эту проблему! – говорится это с соответствующим придыханием и выставлением ножки, дабы у меня не было сомнений в форме ейной благодарности – эта стерва, млять, явно уверена в своей неотразимости.

– А заговор…

– В том-то и дело! Надо спешить! Он же погубит всё!

– Нужны доказательства, досточтимая.

– Ты мне не веришь?

– Дело слишком серьёзное, чтобы верить в нём на слово. Тут же пахнет крестом, если что-то вдруг окажется не так.

– Хорошо, я постараюсь добыть доказательства! – и удалилась такой походкой, что… гм… ладно, до дома и Софонибы недалеко…

Выпустив пар с бастулонкой и вернув себе способность соображать здраво, я прикинул хрен к носу. В эту самоубийственную жертвенность олигархического отпрыска, вдобавок – наследника, верилось как-то с большим трудом. Обычно такие ребята чужими руками жар загребать горазды – как Мириам, например. А посему – не очень-то верилось и в заговор. Доказательства-то эта сучка, надо думать, какие-нибудь быстро придумает и сфабрикует, мотивации у неё для этого – вагон и маленькая тележка, но всё же – а вдруг?

По большому счёту мне плевать на карфагенскую политическую кухню. Без нашего вмешательства, по идее, всё должно идти так, как шло и в нашем историческом реале. И хотя мелких подробностей мы, конечно, не знаем, мы знаем конечный итог – ни Циклоп в реале никакого военного переворота в городе не совершил и никаким тираном в нём не заделался, ни самого его никто не уконтрапупил, а только накляузничали на него в Рим и вынудили сбежать на Восток к Антиоху. Но, допустим на минуту, что что-то мы такое ненароком успели вытворить, что карфагенские события изменит. Скажем, пёрднул я на рыночной площади, от этого собака-дворняга, чтоб газы мои не нюхать, свернула не в ту сторону и шуганула не того кошака. Не тот кошак перебежал дорогу не тому местному забулдыге, он споткнулся, приземлился с размаху мордой лица, от огорчения нажрался до поросячьего визга раньше времени и проблевался в результате на сандалии вовсе не тому из людей поприличнее, которого должен был облевать в реале. Ну а этот не тот человек поприличнее возьми вдруг да и окажись паче чаяния пускай и относительно бедным, но всё же родственничком какой-нибудь городской шишки. Постирается он, заглянет потом к родственнику да и поплачется тому в жилетку – типа вконец чернь охренела, уже среди бела дня блюёт на ноги порядочным людям. Родственник проникнется, ляпнет где-нибудь в присутственном месте, демагог-популист какой-нибудь услышит да и перед толпой это дело разболтает, солидно сгустив краски отсебятиной. Чернь, ясный хрен, изобидится, она это дело любит, и вот он, социальный конфликт, на волне которого Одноглазый усиливает свою власть, а олигархи стремятся избавиться от тирана. Чисто теоретически – возможно, но реально – смешно, потому как и без меня накушавшиеся гороху гегемоны пердят где ни попадя, и тот из них, по чьей милости Циклопа суффетом избрали, благополучно успел пёрднуть в нужный момент в нужном месте, опять же и без меня. Карфаген – он большой, и надо быть личностью покруче любого из нас, чтобы сыграть роль в его истории.