– А из арбалетов по ним вжарим! Неужто щитов ихних не пробьём? – после тех наших былых успехов в Испании Серёга любит похохмить, что мы хоть чёрта лысого на ноль помножить способны.

– Пробьём – и щиты, и кольчуги – первым четверым, – разжёвываю я ему. – Но на этой триреме одних только морпехов полная центурия – человек шестьдесят, если не восемьдесят, а ещё матросня, да и гребцами там сидят не рабы, а лёгкая пехота. На всех нам может банально не хватить болтов.

– Вано, здэс город болше миллиона! Паэтому хватыло нэ на всэх. – пропел Володя кусочек из давнишней песни Новикова, имитируя полагающийся для неё грузинский акцент.

– Надеюсь, сеньоры, вы не собираетесь экспериментировать? – поинтересовался Хренио. – Я, конечно, поддержу вас, если что, но при таком соотношении сил…

– Даже не думайте, идиоты! – тявкнула Юлька, приняв наши мрачные шутки за чистую монету. – Герои, млять, недоделанные! О нас с Наташкой подумали?!

Арбалеты наши, как и болты к ним, пожалуй, и в самом деле не стоило перед римлянами афишировать. Если заинтересуются – эти мигом повод для придирок найдут, а дарить им наши агрегаты не хотелось категорически, как и на лапу им давать, чтобы они и нами самими заодно не заинтересовались. Поэтому мы их от греха подальше приныкали, не дожидаясь, пока очередь дойдёт до нашего судна. На хрен, на хрен, как говорится.

Но совершенно аналогичные мысли, хоть и по другому немного поводу, были в своё время и у нашего нынешнего нанимателя, «досточтимого» Арунтия. Новые веяния в карфагенском торговом судостроении он совместил вот с этим вот «на хрен, на хрен» и заказал в результате «замаскированную бирему» на основе старого традиционного судна этрусков. Универсального, и для торговли, и для военных походов.

С виду оно здорово драккар викингов напоминает. Если бы ещё и обшивка его бортов была внакрой, а не вгладь – так вообще было бы трудно отличить. Ну, если точнее, то не «длинный» драккар, а грузовой кнорр, который попузатее и повысокобортнее его, но тоже со вполне обтекаемыми обводами. Таран на носу и у этого этрусского судна есть, но небольшой и в глаза особо не бросающийся. «Пирата» лёгонького он потопит без особого труда, а вот против настоящего военного судна слабоват, против той же триремы ловить нечего, так что не выглядит он военным прибамбасом. И «биремность» его тоже в глаза не бросается, а замаскирована. Нет у него никакого второго яруса вёсел.

Как, например, у той же триремы движитель её основной устроен? Натыканы в ней люди, как сельди в бочке. За счёт расположения вёсел и гребных банок в шахматном порядке три гребных яруса схитрожопить ещё кое-как можно, но и мореходность такого монстра оставляет желать лучшего. Целые военные флотилии античного мира идут на дно, если хороший шторм их в открытом море застигнет.

А как тогда быть с подобными кораблями повышенной ярусности? Реально – никак. Пентера та же самая или квинкерема – технически тоже трирема, только побольше да пошире. Не вёсел у неё пять рядов, а гребцов – по одному на нижнем ярусе и по два на среднем и верхнем. Соответственно, и вёсла на этих ярусах подлиннее да помассивнее.

Выигрыша в скорости это особого квинкереме не даёт – физику не обманешь. Более широкий корпус – это и большее сопротивление воды, да и тяжелее квинкерема намного. Смысл квинкеремы в другом – большая вместительность и грузоподъёмность при той же примерно «триремной» скорости. На квинкереме благодаря этому и морпехов тяжеловооружённых побольше, и артиллерии камнемётной, и в бою с себе подобными она не столько таранит, сколько расстреливает противника издали. Естественно, и противник для столь гигантского чудища нужен достойный, ему под стать, иначе такая махина себя просто-напросто не оправдывает. Сейчас, когда в Западном Средиземноморье господство римского флота никем не оспаривается, все римские квинкеремы на Восток переброшены, а тут Риму и трирем за глаза хватает. Оттого и не мозолят тут квинкеремы никому глаза и не наводят «контролирующих и надзирающих» на ненужные мысли.

Вёсел у перевозящего нас «Любимца Нефунса» всего один ряд, но вёсла эти – «квинкеремного» типа, длиннее и мощнее обычных, и орудует каждым из них два гребца. Если максимальная скорость не нужна – часть вёсел убирается, как и сделано сейчас. А в результате «биремного» вида «Любимец Нефунса» не имеет и особого интереса римлян не вызывает. Глянули они на нас мельком да и переключились на другие суда, выглядевшие в их глазах поподозрительнее нашего. Тем более что и разгадай они даже немудрёный, в общем-то, секрет «замаскированной биремы» Арунтия, не особенно-то он их встревожит. Один хрен, не тягаться его «хитрому» кораблю в скорости с триремой, вся конструкция которой заточена под стремительный ход любой ценой.

В принципе-то античный мир до запрета серьёзного оружия частникам как-то не докатился. У доброй половины купчин «скорпионы» открыто на их судах видны, и вид их римлян как-то ни разу не напрягает. Теоретически-то и трирему купец иметь вправе, да только на хрен не нужна она купцу. Груза возьмёт не больше хорошей «круглой» гаулы, а на прокорме полутора сотен гребцов разорит в первом же рейсе – и это если ещё повезёт и её не утопит первый же шторм. Куда дешевле и проще государству налоги отстёгивать на содержание военного флота, который как раз и защищает добропорядочных морских негоциантов от буйной пиратской вольницы. А сейчас карфагенским купцам в этом плане вообще лафа. Содержание десяти разрешённых Карфагену трирем обходится им в гроши, а львиную долю защиты от пиратов обеспечивает им теперь Рим – ага, за счёт своих же римских налогоплательщиков. Вот она, цена имперских амбиций! Впрочем, раз уж этим гордым квиритам настолько хочется называть Внутреннее море Римским, что они даже готовы оплачивать это удовольствие из собственного кармана – нам, татарам, всё равно. Мы ж, чёрные, все хитрожопые, и наше дело – пользоваться этим римским имперским бзиком, пока время на это есть. Лет эдак почти пятьдесят, если мне склероз не изменяет…

Был у нас уже разговор на эту тему.

– Макс, ты, часом, не охренел? – спросил меня Володя, когда я впервые озвучил идею «перевода на новое место службы». – Ты же сам как-то говорил, что этот грёбаный Катон, который «Карфаген должен быть разрушен», уже при власти и влиянии! За каким хреном мы полезем в эту мышеловку, когда от неё угрёбывать надо к гребени-матери?

– Ну, не сей секунд, – урезонил я его. – Карфагену звиздец наступит, насколько я помню, в сто сорок шестом году до нашей эры. Так или не так?

– Да, в сто сорок шестом, – подтвердила Юлька, которая у нас хоть и истеричка по характеру, зато историчка по образованию. – Но там ведь и осада была трёхлетняя.

– Хорошо, добавляем три года. Раз всё это ещё до нашей эры, то не вычитаем их, а приплюсовываем – получается сто сорок девятый год. Ну, будем считать, что войну объявили, войско с флотом собрали и отплыли в сто пятидесятом. А у нас сейчас начало сто девяносто шестого. Сорок шесть лет у нас в запасе до той заварухи, и в нормальном мегаполисе мы проведём их и удобнее, и продуктивнее. В Испании, насколько я помню, войны будут ещё нешуточные, а вот затронут они Гадес или нет – чего не знаю, того не знаю. Не штудировал я как-то Полибия.

– Я тоже не штудировала, – призналась Юлька. – Но вроде помню, что и Катона в ближайшие годы направят на усмирение Испании.

– Ну, этот долботрах наворотит в ней дел! Думаю, что в Карфагене будет всяко спокойнее.

– А набеги нумидийцев Масиниссы? – припомнила наша историчка, вообще-то хорошо знающая только историческую «лирику», но изредка припоминающая всё же и более полезные по жизни крупицы.

– На сельскую глубинку, в которой мы жить не собираемся. Там, кажется, есть ещё такая тонкость, как Пунические рвы – пятидесятикилометровая примерно зона вокруг Карфагена. Вот за пределы этой зоны по условиям договора с Римом карфагенская армия не имеет права выходить из города без согласования с римским сенатом, и как раз вне её нумидийцы, когда просекут расклад, примутся творить, что левой ноге захочется, а внутрь этой зоны они не сунутся, в ней им быстро рога обломают.