– Русское слово «загребёшься» пишется с мягким знаком, – напомнил я ему на всякий пожарный.

– Угу. С им самым, млять…

– В Германии при вспышках численности походного шелкопряда даже строго запрещают посещение лесов, – просветила нас Наташка. – Как раз во избежание массовых ожогов их волоснёй.

– Так что, надо с Коса тамошнего шелкопряда вывозить? – поняв с сожалением, что халява отменяется, я решил выяснить все предстоящие трудности.

– Нет, там самый обычный дубовый шелкопряд, не такой волосатый, который наверняка водится и здесь. Просто он мне пока не попался. Попадётся – покажу. А с Коса нужны только люди, которые умеют делать из его коконов пряжу.

Всё это мы, естественно, обсуждали только по-русски. Незачем посторонним знать подробности намечающегося у нас бизнес-плана. Впрочем, когда я спохватился, что прогулка-то наша заканчивается, и пристроился бок о бок к Велии, та мне в очередной раз продемонстрировала недюжинную сообразительность:

– Ты задумал делать косскую ткань здесь?

– Почему ты так решила?

– Ты заинтересовался, где находится Кос, а потом этими мохнатыми червяками. Это они нужны для косской ткани?

– Нет, эти не подходят. Но должны быть другие, и их надо будет найти. Ткань, которая стоит своего веса золотом, заслуживает того, чтобы поразмышлять о ней…

Потом мы, само собой, плюнули на всех этих червей – как шелковичных, так и обычных – и занялись друг другом. Увы, недолго – надо было возвращаться к биваку. Там уже горели костры, от которых доносился дразнящий запах. Шашлык или не шашлык, но что-то вроде того. Отличный пикничок организовал наш наниматель! А для нас – так ещё и полезный, и весьма познавательный…

– Мы выяснили, досточтимый, что твои травы из Гадеса Ферониды отправляют морем на Кипр, где и продают груз оптом нескольким покупателям, – доложил Васькин. – Там след груза теряется, и его дальнейший путь нам узнать не удалось. Ясно только, что на самом Кипре признаков его использования не обнаруживается.

– Это мне уже известно из моих прежних источников, – заметил Арунтий. – Но раз вы сумели разузнать это сами – это хорошо. Значит, мои источники не ошиблись, и я по-прежнему могу доверять им. Продолжай выяснение подробностей, Хул – возможно, это даст нам какой-нибудь след.

Говорит он это на том же финикийском языке, на котором заслушивал и доклад Хренио. А вот меня сейчас наверняка заставит отдуваться на грёбаном греческом…

– А что скажешь ты, Максим? – так и есть, млять, по-гречески. – Ты всё так же считаешь, что перепродажа на Кипре ложная?

– Ты сам, досточтимый, делаешь так же. В Гадесе это твой груз – твоего отца. Но от Гадеса до Карфагена он уже не твой. А в Карфагене – опять твой. Ты продаёшь его в Гадесе самому себе. А в Карфагене опять покупаешь его у самого себя. Этим ты хорошо запутываешь след, – я, естественно, имею в виду не совсем это, а то, что участвующий в деле посредник, формально самостоятельный купец – на самом деле человек Тарквиниев, но чётко сформулировать это по-гречески пока что свыше моих сил. Я стараюсь говорить короткими рублеными фразами, для которых мне легче припомнить греческие слова. От этого немного страдает передаваемый смысл, но здесь все свои, которые в курсе, так что всё понимается правильно. Пару раз, впрочем, даже при таком упрощённом изложении я затрудняюсь с подбором нужного греческого слова, и на помощь приходит Фабриций – хвала богам, владеющий турдетанским. Отец хмурится на сына, но не препятствует. А я, сдавая устроенный мне заодно с докладом экзамен по греческому, продолжаю вместе с тем разжёвывать то, что и так уже все поняли:

– Ферониды тоже не глупы. Зачем им давать тебе след? На Кипре они продают твой товар самим себе. А где-то в другом месте опять покупают у самих себя. Как ты, так и они. Надо знать всю их торговлю на Востоке. Тогда разгадаем их тайну, – то, что её суть я давно разгадал, мы с испанцем пока держим при себе.

– Хорошо, поговорим и о торговле Феронидов, – соглашается наш наниматель. По-финикийски, что не очень радует, но Фабрицию теперь дозволено переводить нам на турдетанский там, где мы начинаем морщить лбы и хлопать глазами.

Но начал «досточтимый» не с бизнеса клана Феронидов и даже не с торговли с богатым Востоком, а с торговли вообще. Для нашего «общего развития», как мы поняли. Кое-что из этого мы, конечно, уже знали, кое о чём догадывались, но отрывочно, очень фрагментарно. Сейчас же, хоть и не вдаваясь в совсем уж мелкие подробности, наверняка засекреченные, а обходясь общим обзором, Арунтий раскрыл перед нами целую картину средиземноморской «глобализации». Для наглядности по его знаку раб расстелил карту мира, при виде которой мы с Васькиным едва не выпали в осадок. Если, скажем, район Средиземноморья был показан на ней более-менее приемлемо, то остальное – ну, приступ истерического хохота мы всё же сумели подавить в зародыше. Нет, в принципе-то я знал о весьма незавидных географических познаниях классических греков, но ведь те времена давно прошли! Спустя доброе столетие после обследования побережья Западной Индии, Персидского залива и Красного моря флотилиями диадохов Александра Филиппыча эти греческие карты могли бы стать и поточнее. Впрочем, для Средиземноморья-то хватало и этого убожества.

В основном-то наш наниматель говорил нам о морской торговле, но коснулся в общих чертах и сухопутной, главным образом африканской. Несмотря на существование вот уже в течение трёх столетий открытого Ганноном Мореплавателем западного берега Африки, немалую роль играли и караванные маршруты через Сахару, из которых самый западный практически повторял путь Ганнона, только по суше. От него уже ответвлялись и другие пути, пересекающиеся местами с другим маршрутом – от Малого Лептиса, и все вместе они охватывали практически всю Западную Африку. По этим караванным путям в Карфаген поступали золото, слоновая кость, хорошая соль, шкуры диковинных зверей и сами звери, говорящие птицы и чёрные рабы, целые вереницы которых пригоняли прямо в Малый Лептис обитающие южнее ливийцев гараманты. Они же доставляли из тех южных стран и дорогие красные самоцветы.

Ещё один путь от Малого Лептиса пролёг на восток – к Египту, через который можно было добраться и до Нубии или к портам узкого Эритрейского моря. Но эти пути находились уже под контролем богатевшего на посредничестве птолемеевского Египта, и карфагенских купцов по ним не пропускали. Сам Египет получал по ним золото, чёрных рабов, слоновую кость и чёрное дерево из Нубии, а по Эритрейскому морю – аравийские благовония, живых слонов и обезьян из Эфиопии и драгоценные тонкие ткани, самоцветы с жемчугом и пряности из Индии.

Но сухопутная торговля – вспомогательная, основной же грузооборот идёт по морю. Чёрное дерево, например, возят на кораблях. Чтобы не переплачивать втридорога за египетское, его в Карфаген приходится везти с запада, морским путём Ганнона.

Заодно морем перевозятся и целебные орехи из южных африканских лесов, и некоторые другие африканские товары, торговлю которыми ведут купцы из Тингиса. Из Гадеса везут железо и изделия из него, медь, готовую бронзу и олово для её выплавки. А кое-кто – тут Арунтий хитро улыбнулся – возит оттуда и драгоценную чёрную бронзу. Из Испании же поступают и самоцветы – аквамарины и изумруды, которые своим качеством уступают индийским, зато обходятся значительно дешевле – тут уже от такой же хитрой улыбочки едва удержался я. Из Галлии через греков-массалиотов тоже доставляют олово с далёких Касситерид и солнечный камень с ещё более далёких северных морей. Из Греции идут дорогая керамика и произведения искусства, наксосский наждак и дорогая косская ткань. Из Александрии и подвластного до недавних пор Египту Тира, сохранившего с ним тесные торговые связи, идут знаменитое египетское льняное полотно, писчий папирус и драгоценные товары Востока – пряности, благовония и индийские ткани, которые ценятся ещё дороже косских. Эти тирийские финикийцы, пользуясь покровительством египетских Птолемеев, даже сами до недавнего времени плавали в Индию, а те из них, которые после захвата Финикии Антиохом Третьим Сирийским переселились из Тира в Александрию, так и продолжают эти индийские вояжи, из которых в числе прочих индийских диковинок привозят даже живых павлинов. Карфагенским же модникам приходилось и приходится покупать всё это уже у египтян, переплачивая Птолемеям втридорога.