Мы ходили по Волге от Москвы до Нижнего маршрутом театра Колумба. Ночью – плывём, днём пришвартовываемся к пристани. Переориентировали корабельного саксофониста с лёгких зарубежных инструментовок на тяжёлую советскую классику, после чего в баре кончился боезапас. Вечером из-за неработающей аппаратуры я повздорил с корабельным радистом, он угрюмо молчал, вперившись взглядом в мой подбородок.

Утром, вставая с койки в каюте, я неловко повернулся и ударился о фонарь на стене. Отметина стала предметом шуток корабельных остряков…

Всё в этой гостинице было пропитано духом самого знаменитого русского романа в стихах. Одна беда – не бывал Александр Сергеевич ни в селе Иванове, ни тем более в городе Иваново-Вознесенске. Фамилия героя поэмы, выбранная в качестве бренда, не имела отношения к подлинной истории особняка, ставшего отелем.

Везде есть свой повод для гордости. Иваново-Вознесенску, после революции утерявший вторую часть имени, есть чем гордиться: текстильная столица России, первый Совет, конструктивизм: Дом-корабль, Дом-подкова, Дом коллектива. Покопайся в истории особняка, выстроенного сто пятьдесят лет назад, найдёшь реальных героев.

Если вы упомянете в разговоре Иваново, люди постарше вспомнят: «Так и знай: я уеду в Иваново, а Иваново – город невест». Русский Манчестер не в лучшей поре. Текстильные фабрики, охочие до женских рук, сбавили обороты, бывшая девичья столица не выделяется демографией. «Малинки, Малинки, такие вечеринки»*, – спляшут с притопом люди помладше. Малинки – деревня в пятнадцати километрах от Иванова одноимённый развлекательный центр. В Малинках выступали авторы песни – ивановцы, кэвээнщики и комсомольцы. Если поехать из Иваново через Малинки на Кинешму, прибудете в Юрьевец. Если вы поклонник Александра Николаевича – пожалуйста в Кинешму, если Андрея Арсеньевича – в Юрьевец.

В Юрьевце я гостил в начале июня. В телевизоре болтали о глобальном похолодании, наверное, потому царил жуткий холод. На излюбленные отдыхающими Асафовы горы-острова мы не поплыли, спустились к Волге, полюбовались закутанными в тулупы рыбаками и побежали греться традиционным методом. Видели дом, где кинорежиссёр жил с матерью и сестрой в эвакуации. Фильм как сон – «Зеркало», он снимал в другом месте – часть старого города затопили при строительстве водохранилища. Юрьевецкую школу окончил будущий принц советской эстрады.

– Всё выделиться хотел, то ногти накрасит, то сошьёт себе что-то непонятное… – хихикнул однокашник звезды.

Если спуститься по Волге, можно попасть в отель «Семигорье». Избы, баня «Волжские мыльни», крутая лестница к пляжу. Под шорох листьев на бревенчатых террасах хорошо попить чайку, да соседями оказались энергичные молодые люди, недавно ставшие москвичами. Ночь они посвятили выпивке и ссорам.

Ниже – рай на Земле – Плёс. Мы пришли сюда теплоходом, утомлённые красотами и хлебосолием Углича, Ярославля и Костромы, и поплыли от благолепия, разлитого в воздухе и воде. На набережной каждая вторая торговка по секрету рассказывала, что именно у неё покупает копчушку жена очень важной персоны, второго человека в стране, который обожает пиво под рыбку.

У санатория «Актёр-Плёс» скрябинцы полезли в Волгу. В начале мая волжская вода не прогрелась, купальщики молодецки вскрякивали, усталые от жизни и сцены актёры посмеивались на берегу.

В тридцати километрах от Иванова – Шуя. В детстве я любил листать двухтомную энциклопедию «Что такое? Кто такой?». Поспорил с одноклассником, утверждая, что в книге есть повествование о Василии Шуйском.

Приятель был более развит, знал много взрослых слов и мне не поверил. Я прибежал домой и обнаружил, что в пылу полемики позабыл правильное написание фамилии последнего царя из Рюриковичей. Спутал первую букву с другой, которая в алфавите совсем рядом.

В шуйской продуктовой лавчонке над подгнившими помидорами вились мошки.

– Зачем вы держите гниль?! – вскричала московская гостья.

– Для бедных бабушек, – терпеливо пояснила непонятливой сердобольная продавщица.

В Шую команда ехала автобусом из Москвы. Разгар лета, по пути купили на придорожном базарчике ягод. Прибыли. Весёлый и радостный, вылезаю из автобуса первым, не обращая внимания на слегка напряжённые лица попутчиков. Вхожу в номер, сбрасываю светлые джинсы и обнаруживаю громадное черничное пятно. Уронил пару ягод на сиденье и долго разминал задом в пюре. С тех пор в странствия не отправляюсь без запасных брюк.

– Вот она Россия! – кричат все, едва автомобиль въезжает на Ярославщину – в зону лесов, припорошённых снегом. – Здесь даже небо другого цвета! Ах, Берендеево царство!

Прежде цветущий Рыбинск, столица бурлачного края, не в лучшей поре:

– А что вы хотите, срок службы зданий максимум пятьдесят лет, вот и обветшали, – объяснял говорливый глупый таксист.

Наш отель – в Заволжье, в нескольких шагах от полуразрушенного имения дворян, из рода которых вышли энергичные братья-режиссёры. В заведениях общепита Рыбинска смешение времён и культур. В кафе «Дом культуры и отдыха» мы взяли бутерброд с килькой и котлету с пюре в духе семидесятых. Рядом кушал пирожное и кофе господин в пальто и шляпе, сошедший с экранов тридцатых. В ресторане «Бурлак» под шансон наливались водкой ребята из девяностых.

Главарь, завершая трапезу, свалился под стол. Поколение нулевых-десятых облюбовало кофейню с пастой да пиццей. На стене угрожающая табличка: «Оставленным без присмотра детям подадут коньяк и эспрессо».

От Рыбинска рукой подать до Тутаева. Название вроде историческое, на самом деле не слишком – в честь погибшего красноармейца, о котором мало кто помнит. Раньше было два города: левобережный Романов и правобережный Борисоглебск. Мы увидели только правобережье, времени ждать паром не было, мост построить за столетия власти не удосужились.

Путь из Рыбинска в Москву лежит через Углич. Стоял трескучий мороз, и нас повели греться в Музей истории русской водки, основатель водочного бренда Пётр Смирнов – угличанин. Хлопнули по рюмке, перешли в Музей русского быта, где компанию переодели в сарафаны да расписные рубахи. Господину, самовольно напялившему высокий цилиндр, сухо предложили заменить убор не по чину на скромный картуз с цветком.

В ресторане гостиницы «Москва» – её угличане осуждают за анфас, чрезмерно выпирающий в сторону Волги, к пиву принесли чесночные гренки. Тревожно поведя носом, Игорь-Знайка вскочил, забыв о радикулите, и выбежал вон. Утром он пытался объяснить странное поведение аллергией, мы хмыкнули:

– На серебряную пулю тоже?

По вымощённому брусчаткой мосту, где пенсионерки поют на заказ, группа вошла в Кремль и у красной с синими куполами церкви Димитрия на крови услышала историю о том, что царевич не был убит, его подменили. Лжедмитрий был подлинным сыном Ивана Грозного.

В Ростове Великом мы ночевали в Кремле. Днём по двору толкутся туристы, Бунша с Милославским скачут по крышам, вечером ворота закрывают, остаются лишь постояльцы гостиницы «Дом на погребах». В тишине у архиерейского пруда встретили рассвет и поклонились озеру Неро, вотчине финно-угорского племени меря.

Этого запасливого пилигрима мы повстречали утром у Красной площади. Он сидел в старом «Москвиче» и дул в дымящуюся кружку. Вместо сиденья пассажира в машине была оборудована мини-кухня с плиткой, на которой кипел чайник. Увидев наши взгляды, странник досадливо отвернулся, закончил трапезу и надавил на газ.

Кто из советских меломанов не знает по дефицитной магнитофонной плёнке «Славич» Переславля-Залесского. Не знаю, как в Переславле летом, осенью нас манило большое, как море, Плещеево озеро. Поезжайте по левой набережной реки Трубеж к Церкви Сорока Мучеников. Сядьте на скамейку и обратите взор на воду. Успокоились – двигайтесь к волшебному Синему камню, реликвии мерян. Держите курс на Никитский монастырь. Спуститесь к роднику испить воды. Далее – к Национальному парку. Спешите, камень, укрываясь от бесцеремонных туристов, погружается в землю.