Лида машинально взяла букет. Стас никогда не дарил ей цветы.

Замшевый был серьезен:

– Вижу, Лидия, что вы несколько растеряны, поэтому официальное предложение я сделаю завтра.

Лида молчала, опустив голову. Потом подняла руку, чтобы поправить упавшую на глаза прядь. Замшевый перехватил ладонь, склонил голову, коснулся пальцев Лиды губами.

– Я приеду завтра. И очень надеюсь на положительный ответ.

– Но я даже не знаю, как вас зовут, – запинаясь и краснея, проговорила Лида.

– Сергей. Но разве это так важно? Ну, мне пора.

Замшевый скрипнул каблуками и направился к выходу. Снова зазвенел колокольчик…

Лагунов не отрывался от компьютера, спина его была выгнута вопросительным знаком.

– Это кто был? – появился из кабинета Борис, до того почти не скрываясь подслушивавший у приоткрытой двери.

– Не знаю, – честно ответила она. – Сергей.

Она и потом старалась быть честной сама с собой. Ей понравился этот человек, хотя внешностью он не блистал, разве что опрятностью. Но было что-то такое в его словах, в манере держать себя, что рождалась уверенность: ему можно доверять – во всем, ему можно верить – больше, чем себе. Влюбленность, любовь – это, конечно, прекрасно, но когда схлынет восторженность и открываются глаза, что остается? Вера.

А он взял и не пришел, ее сыщик. Не пришел ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Исчез, как не было. Лагунов и Борис не лезли с вопросами, спасибо им, а Лида…

Лида искала. И нашла.

– Посетителей не пускаем, – процедила толстуха в белом халате.

– А передачу… Передачу – можно? Пожалуйста!

– Можно. Лучше в коробке, а то набьют сумки, а те хлипкие, собирай потом по полу ваши апельсины.

Пропустили Лиду через неделю, когда больного перевели из реанимации в обычную палату.

– Лидия! Так это вы мне коробки передавали? – спросил Сергей, перебинтованный так, что только щель там, где рот, да еще глаза видны, его глаза.

– Я.

– Коробка с передачами, коробка передач… Это профессионально!

Ей показалось, что щель изогнулась в улыбке.

– Но как вы меня нашли? Постойте, вы видели мою «ниву» и по номеру… Сложно, трудоемко, но осуществимо. Фамилия, адрес, бабульки у подъезда, место работы… Впечатляет! А я вот, Лида, побился. Была машина – теперь металлолом. Новую надо покупать, а то в ЗАГС заявление подавать не на чем съездить будет. Выручите? Дадите консультацию? Вы же у нас в этом деле мастер.

– Могу предложить «форестер», – сказала Лида и тоже улыбнулась.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

Светлана смотрела в зеркало. Придраться не к чему, и все же она себе не нравилась. Видно, и мама что-то заподозрила.

– Ты позвонила Марии Петровне?

– Позвонила.

У Марии Петровны, которую мама не любила, осуждая за резкость суждений, сегодня был день рождения.

– И правильно. Она так страдает без доброго слова, без участия. – Мама снова поскреблась в дверь: – О чем вы с ней говорили?

– Это она со мной говорила. О политиках. О нравах. О болезнях.

– Последнее время она жаловалась на нездоровье.

– Она всегда жалуется.

– Надеюсь, ты ей не перечила? Нет? Вот и умничка. Мария Петровна человек тонкий, чувствительный.

– Я тоже.

– Что?

– Ничего. – Светлана положила руку на кран. – Извини, мне надо умыться, – и повернула вентиль. Струя ударила в раковину, заглушив голос из-за двери.

Вода из горячего крана бежала холодная и никак не нагревалась. В воскресенье приходил слесарь и ничего толком не сделал. Но деньги взял. А она еще извинялась за беспокойство. Зачем извинялась? По привычке.

Расчесав волосы, Светлана вышла из ванной.

– Иди ужинать, – позвала мама. – Я приготовила бигос.

Тушеную капусту с сосисками Светлана не любила, но съела все. Мама ревностно относилась к оценкам своих кулинарных способностей.

– Я выпью кофе, – предупредила Светлана.

– На ночь глядя кофе вреден!

Дочь покорно кивнула:

– Тогда чаю.

– Сегодня в газете напечатали очень интересную статью, – сообщила мама. – Прочитай, пожалуйста, мне бы хотелось узнать твое мнение.

– Не сейчас. Потом, – сказала Светлана.

– Ты даже не спросила, о чем статья! – мама обиженно дернула головой.

– Прости, я устала, только на телевизор и способна.

– Что там интересного? «Край света» уже не показывают.

В этом они были едины – в интересе к недавно завершившейся передаче «Край света». Правда, победы в игре они желали разным участникам, но об этом Светлана благоразумно умалчивала.

– Спасибо.

В комнате Светлана упала в кресло и включила телевизор.

Мама заглянула минут через сорок.

– Ты не прочитала статью? Жаль… – Взглянула на экран и произнесла осуждающе: – Как ты можешь смотреть такое?!

Двое за стойкой – мужчина с седыми висками и юноша в галстуке с эмблемой престижной частной школы – вели неспешный разговор на фоне оголяющейся на сцене грудастой девицы.

– Я отдыхаю, – сказала Светлана. – Ты идешь спать?

– Читать!

Фильм кончился тем, что выпускник школы для избранных покончил жизнь самоубийством, а его наставник сошел с ума. Не слишком типичная для Голливуда картина. Тем и хороша.

Светлана вышла в коридор. Свет из-под двери гостиной не пробивался, что означало – мама заснула.

– Спокойной ночи, – прошептала Светлана и вернулась в комнату. Там она достала из сумки журнал и села за письменный стол, который по большому счету ей был давно – с институтских времен – не нужен.

Журнал, рассказывающий о теленовостях, раскрылся на нужной странице. С анкетой…

Светлана включила компьютер. Сверяясь с журналом, нашла нужную страницу на сайте телеканала. Теперь – заполнить графы. Светлана проставила пол, возраст. Отчиталась о семейном положении, фактически – о своем одиночестве; о склонностях, пристрастиях, точнее – об их отсутствии. На что она потратит призовые деньги, случись ей выиграть? Купит дом у озера. Ей всегда нравился Валдай, ей казалось, там воздух пронизан умиротворением. И еще она купит машину, чтобы ездить в Москву, к маме. На Валдай она ее не возьмет… Что она не сделает ни за какие деньги? Не изменится – ни к худшему, ни к лучшему. Даже если очень-очень захочет.

Оставалось щелкнуть по окошку «отправить», но Светлана медлила. Кому на глаза попадется ее анкета? Если вообще попадется кому-то… Да там все и так решено, у телевизионщиков… И обращение к широкой публике – это всего лишь пиар, реклама… А может, подумала она, это и к лучшему, что не попадется, никто не увидит, никто не узнает. Ведь она кто? Никто, моль белая, а игре требуются люди, способные вызвать у зрителей самые разнообразные чувства, а не единственное – жалость.

Светлана вновь пробежалась глазами по заполненным графам. Пол, возраст… И в конце: «Если хотите сообщить о себе дополнительные сведения, изложите их ниже…»

В окошке ниже дрожал курсор, готовый отсчитывать буквы…

Светлана решила, что сначала напишет на бумаге, ручкой, а потом отстучит по клавиатуре. Иначе связно не получится, а каша – запросто.

На чем бы написать? Светлана выдвигала ящики стола, пока в нижнем, в самом дальнем углу, не обнаружила свой дневник – не школьный, с оценками и росчерками учителей, а тот, которому в 10-м классе в тайне от мамы доверяла свои надежды и мечты, свою любовь.

Последнюю запись в нем она сделала наутро после выпускного бала и убрала дневник в стол. И постаралась забыть о его существовании, а значит – и о Валере. Но дневник ждал своего часа… Десять лет прошло, и вот – дождался. Чтобы снова растревожить воспоминаниями.

Тетрадь была исписана почти до конца. Оставалось всего три чистых листка, их Светлана и вырвала.

Взяла ручку, написала: «Здравствуйте…» К кому она обращается? К продюсеру? Психологу? Пятому ассистенту младшего редактора? Она выбрала обтекаемую форму: «… уважаемые устроители игры «Край света». Пользуясь вашей любезностью, хочу более детально мотивировать мое желание принять участие во втором туре телеигры «Край света».