— Надо найти золотую середину, — прошептал Костя Ромке прямо в губы. — Баланс между болью и нежностью. И тогда нам никогда не станет скучно в постели. Вот чему меня научил тот человек.
— Дурак он, — Ромка не дал Косте возразить, поцеловал так крепко, что даже зубами стукнулись. Потом ещё раз. И ещё. — Он дурак, этот твой учитель. Когда любишь, ни за что не сделаешь больно. И никаких балансов искать не надо. Когда любишь — просто всё хорошо, любое прикосновение заводит, хоть какое. Вот если не любишь — тогда другое дело. Но это не про нас. Не про меня.
— А?
— Я люблю тебя, — Ромка уже не в первый раз произнёс заветные слова. Первый раз они прозвучали ещё миллион лет назад, когда Костя с Ромкой только ввалились в эту уютную квартиру, не переставая целоваться. Да, Ромка их сказал. А Костя — нет. До сих пор. И скажет ли вообще? — Я так люблю тебя, Костя.
Костя тоже сказал их, три слова, последнее на букву «л». Точнее, выдохнул — уплывая, выпадая, умирая в очередной оргазм. Ромке пришлось напрячь слух, чтобы расслышать каждое из этих трёх слов до последней буковки. И тоже почти умереть, почти задохнуться от слияния двух экстазов — телесного и душевного. Ненадолго, на те несколько мгновений, которые они были не просто Костей и Ромкой, не просто студентом и преподавателем, не просто двумя мужчинами в одной постели — когда они были одним целым, настолько слившимся, что не оставалось даже малейшего зазора ни между телами, ни между сердцами обоих.
Много позже, стоя у тёмного окна и наблюдая, как Ромка бежит по двору, засыпанному тёмно-бурой опавшей листвой, Костя вспомнил имя того своего «учителя». Надо же, он тоже научился забывать имена. Геннадий его звали. И зовут, конечно, он же не умер. Мотается в свои командировки, живёт с бывшим натуралом, которого увёл от девушки, почти невесты. Костя в курсе, потому что временами пересекается с ним на одном тематическом закрытом форуме. Точнее, видит фотки и бегло просматривает посты в блоге пользователя с ником Охотник. Но больше, кажется, не будет просматривать. И сегодня «учитель Геннадий» поблёк в Костиной памяти, как будто его стёрли ластиком.
Потому что у них с Ромкой всё было невероятно, охеренно и обалденно — без всякой «игры на щипковых инструментах». Всё было настолько нежно, бережно — и мощно, напористо — и ласково, почти по-щенячьи — и резко, по-взрослому страстно — всё было так… Слов не подобрать, вот как. И всё потому…
— Потому что я люблю тебя, — Костя всё ещё смотрел на скупо освещённый двор, хотя Ромка уже давным-давно выбрался на улицу и сейчас наверняка поймал поздний автобус или побежал к метро. — Я люблю тебя… а ты любишь меня.
Только вот ночевать Ромка не смог остаться. И вряд ли сможет в будущем — без многослойного вранья родителям и друзьям. Потому что они — не на необитаемом острове, они — студент и преподаватель, и реальность не позволит им наплевать на веками создаваемые условности. Не в этом городе, не на этой планете. Не в этот век.
— Нет повести печальней и смешней… — Костя уже почти заснул, когда вдруг вернулось утреннее желание переделывать на свой лад рифмы великого Уильяма. — Нет повести печальней и смешней… чем повесть о тебе и обо мне. Спокойной ночи, Ромка. Я люблю тебя.
Костин телефон тихо звякнул, принимая сообщение. Но Пятаков уже спал. Он прочитает его утром, когда будильник разбудит Костю для нового трудового дня. Прочитает и сохранит.
«Я люблю тебя, Костя».
========== Глава 2 ==========
— Так я не понял — ты едешь, или ты не едешь, или ты едешь, но не с нами?
Ромка чертыхнулся и повернулся к Филу уже всем корпусом, хотя совершать такие резкие движения после тренировки было чертовски больно.
— Фил, я уже сто раз сказал — я не е-ду! У меня другие планы на каникулы! Я еду в другое место!
— И этим ты подводишь всю команду нахер! — Фил не выкладывался на тренировке так, как Кузнецов и все остальные, отмазываясь недавно расшибленной коленкой. Гололёд этой зимой просто классический, половина академии хромает или вообще в гипсе. — Кузнец, ты пойми, это наша командная традиция! У нас так заведено с того момента, как вообще команда собралась! В прошлом году ты не ездил, потому что болел гриппом. Это нормальная причина, все поняли. Но сейчас! Девушки у тебя нет, родители в загранке, друзья все здесь, в команде! Так почему ты не едешь?! А?! Куда и с кем намылился? Отвечай быстро, а то я за себя не ручаюсь!
— У меня есть друзья не только в команде! — Ромка не ожидал от своего голоса такой подлянки, но «петуха», выданного его глоткой, услышали все в зале и заинтересованно заозирались. — Блин, Фил, ну что ты прицепился, как клещ? Поеду в следующем году! На мне прям белый свет клином сошёлся, что ли?
— Просто это классно, когда все вместе, — Фил легко соскочил с «козла» и протянул Ромке полторашку с минералкой. — На, горло промочи. Скрипишь, как телега несмазанная.
— Спасибо. — Ромка от души хлебнул тёплой минералки. Дурацкий разговор какой-то. Всё уже обговорено с Артёмом, и он дал своё капитанское соизволение Кузнецову проводить зимние каникулы по своему усмотрению. А Фил всё никак не успокоится. Вот приспичило ему, чтобы Ромка тоже непременно ехал на эту горнолыжную базу в Зареченское. Да Ромка в жизни ни на горных лыжах, ни на сноуборде не катался, чего он там забыл?
И вообще, Ромку уже пригласили. На все каникулы. Тоже за город, но не в какое-то там людное место, полное незнакомцев. А на памятную по прошлому лету дачу. Ага-ага, на ту самую, возле забора которой торчит поломанный яблоневый сук. Костя сказал, что там всё обустроено для проживания зимой, есть газовый котёл и старинная печка, дрова в сарае заготовлены, биотуалет, все дела. Вот электричества с водой сейчас нет и сеть наверняка плохо ловит, но это даже круто. Несколько дней вдали от цивилизации, при свете печки и свечей, в тишине и нетронутой белизне дачного снега… такая романтика! Само собой, Ромка сразу согласился. Родителям по телефону наврал, что будет с командой, команде набрехал про мифических школьных приятелей. В группе ещё чего-то наплёл. Короче, утонул во вранье, и теперь боится ляпнуть кому-нибудь что-то не то, чтобы не спалиться окончательно. А Костя ведь предупреждал, что теперь так всё и будет. В смысле, врать много придётся. И всем подряд.
Теперь, когда им можно сколько угодно быть вместе за надёжно запертыми дверями Костиной квартиры, как назло навалилось столько дел и забот на обоих. Хоть плачь. Ромку, как старосту группы и отличника, выбрали в студсовет академии. Артём на очередном общем сборе объявил о начале подготовки к весенним тренировкам на открытой воде и раздал каждому индивидуальную программу тренировок. У Ромки сильные руки, но вот ноги пока что не особо выносливые и спина слабовата. Походы в зал трижды в неделю выматывают так, что Кузнецов до дома чуть не ползком добирается, куда уж там дойти до Костиной пятиэтажки — на несколько кварталов дальше!
И у Кости полный завал, как всегда в зимнюю сессию. «Хвостовики» атакуют, дипломники осаждают, преподаватель основ дипломатического права угодил в больницу с переломом ключицы — Костя замещает его на лекциях и семинарах, торчит в академии почти до ночи. Они даже Новый год встретили как придурки — замотанные донельзя, отупевшие от усталости, выпили по бокалу шампанского, поцеловались и удрыхли под бой курантов. Только на следующее утро поняли, что так и проспали всё веселье на диване перед включенным телевизором. Так ржали потом.
А второго января уже разбежались — по делам. И всё, больше Ромка никак не может добраться до уютной Костиной личной берлоги. Хотя все карты Ромке в руки: сессию сдал замечательно, половину экзаменов получил автоматом, родители, как только что Фил сказал, в загранке — отца ещё до Нового года отправили в Стокгольм, в филиал «Строймата», связи налаживать и конкурентов изучать. Он маму уговорил бросить ателье на заместительницу и с ним поехать. Типа как в романтическое путешествие на родину Нильса с гусями. И Пеппи Длинный Чулок. Мама уже столько времени никуда не ездила, даже отпусков у неё не было, потому что свой бизнес, так что Ромка принимал в уговорах самое активное участие.
