По ее крови разлилось робкое усыпляющее удовольствие. Выкуренная сигарета принесла свои плоды. Люди всегда разговорчивы, если вы застаете их одних, особенно, если они пьяны.
– Видела портреты в коридоре? – пробормотал Малдер, не вытаскивая щетку изо рта. Все стены наверху были увешаны ими – мешаниной из овальных позолоченных и старых рамок из черного дерева. Она целых десять минут разглядывала портреты, сделанные в виде изменчивых ферротипий и коричневатых снимков, рисунков масляными красками и выполненных углем набросков.
Фотографии были красивыми и отлично сохранившимися. Студийный портрет женщины с модными кудряшками, заколотыми шпильками, из 1920-х годов, прячущей руку в спутанном мехе немного нечеткого волкодава. Изображения матери и дочери из 1870-х и 80-х годов, судя по гофрированным воротничкам, с крупным терьером, пристроившимся между ними. У них всех были непослушные волосы Рианнон с легкими вариациями ее ястребиного носа. Была там одна фотография, которая особенно понравилась Скалли, родом из 50-х годов: на нем запечатлевалась мать Рианнон или ее тетя, возможно, с короткой копной волос, как у битников, одетая в черную водолазку. Она держала у бедра колли, словно ребенка, глупо улыбаясь таинственному фотографу. Скалли пожалела, что у ее семьи нет таких высококачественных снимков. Ее собственная коллекция включала две фотографии ее строгой прабабушки со стороны отца, которая, к несчастью, напоминала Билла, когда он поднабрал лишнего веса.
– Они все похожи на Рианнон, – беспечно ответила она, снимая нитку с края рукава. Старые фотографии всегда ее умиротворяли. Эти люди когда-то были реальными. Они были столь же живыми, как и она прямо сейчас. Как странно, что теперь они существовали в изображениях, их души низводились до пустых сочетаний света и тени. Казалось почти непостижимым, что у них было детство, личности, вкусы, радости и печали. Что они любили и были любимыми. – Должно быть, здорово иметь такую хорошо задокументированную историю своих предков, – добавила она, пытаясь выбросить из головы мысли о призраках прошлого.
– Предках женского рода, Скалли. На этих снимках нет ни одного мужчины. – Это было немного странно, молча согласилась она, но, скорее всего, Рианнон сделала это намеренно. Она беспечно пожала плечами, и Малдер сменил тему. – Узнала что-нибудь стоящее у Тео?
Момент ее триумфа. Ей нравилось знать что-то, чего Малдер не знал. Он всегда был раздражающе на шаг впереди нее. Она наклонилась вперед, немного снимая напряжение с бедер, и встретилась с ним взглядом, заставляя его немного потомиться в ожидании.
– Тео… похоже, думает, что Мэрион с Хью спят вместе.
Малдер замер в процессе чистки зубов. На его лбу возникла ее любимая вмятинка, свидетельствующая об озадаченности.
– Или спали, – уточнила она. – Сомневаюсь, что это продолжается до сих пор, учитывая, как Мэрион отреагировала на его прикосновение в доме. Но Тео, очевидно, застал их в, эм, интимный момент в полицейском участке, когда она должна была брать у него показания насчет сгоревших зернохранилищ.
– Вот как. – Малдер поскреб щетину на подбородке и скрылся в коридорной ванной комнате, чтобы ополоснуть щетку и неизбежно сглотнуть пасту, так как вернулся он уже через секунду. – Должно быть, теряю хватку. Как, по-твоему, принадлежит ли Мэрион к тому типу женщин, которые запрыгивают в постель к мужу подруги?
– Не уверена, что такой тип вообще существует, Малдер. Кроме того, может, она в него влюблена. Любовь заставляет людей творить разные глупости, – вслух размышляла Скалли.
– Это верно, – согласился он, и они обменялись бесстрастными взглядами.
– В любом случае, она определенно больше не желает иметь с ним ничего общего, – продолжила Скалли. – Думаю, она его боится, Малдер. Когда я говорила с ней в доме Дейли, она высказалась в том духе, словно почти… невозможно сопротивляться его воле. – Она вспомнила силу его взгляда, его гипнотический голос и сконфуженно пожевала губу. – Знаешь… самое странное в том, что этот мужчина и вправду как будто обладает… определенной притягательностью, определенной энергией… – Кончики ее ушей покраснели, стоило ей вспомнить сильный изгиб орлиного носа Хью.
Малдер поморщился.
– Серьезно, Скалли? Притягательностью? Только не говори, что ты…
– Прекрати, – оборвала она его, не желая слышать продолжение. – Ты должен признать, что он харизматичен. Я только хотела сказать, что ему, вероятно, легко манипулировать людьми, чтобы получить желаемое, особенно молодыми женщинами вроде Мэрион.
Малдер, похоже, задумался над ее словами.
– Знаешь, – добавила она. – В доме Дейли она предостерегла меня от того, чтобы… подпустить его слишком близко, что бы это ни означало.
– Может, она приревновала. Он ясно дал понять, что думает о тебе, и это меньше чем через 72 часа после смерти жены, надо заметить. – Он пожевал щеку, всем своим видом выражая отвращение к подобному поведению, а потом подошел к кровати и плюхнулся рядом с ней, прислонившись к старому дубовому подголовнику и вытянув ноги. Матрас был мягким, а потому прогнулся под его весом, отчего Скалли невольно наклонилась в его сторону, уперевшись согнутым коленом ему в бедро.
– Нет… нет, не думаю, что она приревновала, – ответила Скалли, помедлив, чтобы икнуть. – Она казалась искренней… словно пыталась защитить меня. Словно ей что-то известно.
– Думаешь, она верит, что Дейли убил Анну?
– Не знаю. – Каким-то образом, несмотря на первоначальное подозрение, возникшее у нее еще в Вашингтоне, ей в это не верилось. Теперь, когда она встретилась с ним лично, это казалось неправильным. Она видела холодное лицо настоящего зла: Фастер, Тумс. И, несмотря на тревожащий огонь в глазах Хью, она чувствовала где-то в глубине души, что он не способен на убийство. – Что насчет брата? Того, которого упомянул Хью? Да, убийство и поджог как-то не согласуется с меннонитами, но психопаты рождаются в любом вероисповедании. Может, это наш парень. – Она сильнее нажала коленом на его бедро, словно пытаясь его убедить.
– Эй, погоди-ка, Скалли, ты совершенно не принимаешь в расчет предзнаменования. Помнишь? Предзнаменования, из-за которых сюда приехали именно мы? Думаешь, это банальное убийство?
– Малдер! – воскликнула она, развернувшись в его сторону с внезапным приливом раздражения. Проклятье, это прозвучало слишком громко. Она зажала рукой рот, но не смогла сдержать смущенный смешок. Ее пальцы пахли сигаретами и лавандовым мылом.
– Скалли! – передразнил Малдер, и в его голосе прозвучало раздражение с примесью веселья. – Ты же видела черную кобылу! – Он переместился, оказываясь к ней лицом к лицу, и Скалли внезапно осознала, что они сидели настолько близко, что она ощущала жар его тела.
– Мы видели лошадь посреди фермерского штата. Тут, должно быть, их тысячи…
– Она появилась из ниоткуда. Она была предзнаменованием, – увещевал он низким, настойчивым и чертовски убедительным голосом.
Он едва заметно наклонился вперед, вибрируя от напряжения, и задел пальцами ее колено. Это могло быть случайное прикосновение. Виски, циркулирующее по ее кровеносной системе, буквально приковало ее к месту, упрямо не давая пошевелиться.
– Малдер, ты шутишь? Кто или что могло обладать силой, способной направлять этих существ и подстраивать эти события? Ты же не думаешь, что эти так называемые предзнаменования исходят от Бога – единственной силы, смею напомнить, в которую ты не веришь и отказываешься даже рассматривать эту идею – так что тогда? Сверхъестественное проявление предопределения?
Малдер придвинулся еще ближе и задумчиво посмотрел на ее рот, почти улыбаясь, но не стал спорить.
– И… и если дело в этом, какой смысл вообще кого-либо предупреждать, если эти события предопределены и их невозможно предотвратить? И если мы будем рассматривать эти, скорее всего, случайные происшествия как предзнаменования, как нам полагается предсказать или проследить их? Как они помогут нам раскрыть убийство Анны? Это с учетом того, что мы поверим Хью, который вполне может оказаться сумасшедшим – он уж точно эмоционально неустойчив, так что, как по мне, нам стоит относиться к его словам с толикой недоверия – да что там – совершено им не доверять.