Тео упал на колени, и его стошнило.

Малдер крепче обнял Скалли, которая пыталась развернуться и посмотреть на произошедшее.

– Его больше нет, – сказал он, утыкаясь подбородком ей в лоб. – Его больше нет, Скалли, мы не можем ему помочь…

Его прервал крик, от которого кровь застыла в жилах. Мэрион стояла на настиле, обхватив горло руками, и смотрела на чернеющую груду останков, некогда бывших ее любовником. Гипатия обошла ее, подвывая и скуля.

– О боже, – сказал Скалли, не отрываясь от его груди. – Все кончено, все кончено, если он мертв, то все кончено – проклятье, Малдер, с ним покончено…

Они стояли под дождем, переводя дыхание, пока вопли Мэрион прорывались сквозь шум дождя. Поверх головы Скалли Малдер увидел, как Тео поднялся с земли и поспешил к девушке, которая была во всех смыслах, кроме кровного, его дочерью. Он обнял ее и принялся поглаживать по волосам, пока она продолжала плакать.

А потом Малдер увидел еще кое-что.

Обсидиановый блик вдалеке, словно маленькая зарубка в небе. С бешено колотящимся в груди сердцем и широко распахнутыми глазами он наблюдал за тем, как блик раздвоился, потом растроился и превратился в воронов с блестящими, залитыми дождем крыльями. Затем он услышал их хриплое карканье и понял, что они жаждут крови.

Он схватил Скалли за руку и как можно быстрее потащил за собой, игнорируя ее удивленный вопль.

– МЭРИОН! – хрипло позвал он, вскидывая руку в направлении воронов. Она высвободилась из объятий Тео и проследила за его взглядом. Тео и Скалли последовали ее примеру.

Мэрион побледнела, но решительно нахмурила брови и стиснула зубы. Когда Малдер и Скалли вбежали вверх по лестнице, Мэрион протянула руки и схватила Скалли за плечи. Ее глаза сияли, на челюсти перекатывались желваки.

– Я знаю, что нам делать. Нам нужна ты, Дана, – запыхавшимся голосом умоляла Мэрион. – Они явились, чтобы убить меня, убить моего ребенка. Проклятье… проклятье еще действует. Скалли перевела взгляд с Мэрион обратно на Малдера. Дождевые капли стекали по ее щекам, и она выглядела изможденной, опустошенной и слишком худой, но в ее глазах горел воинственный огонь – голубой, как азурит. Она хотела пойти. Нуждалась в этом. И хотя расставание с ней причиняло ему боль, хотя оно посеяло горькое зернышко страха в его сердце, он кивнул.

– Расскажи, что мне делать, – попросила Скалли уверенным и устойчивым голосом. Мэрион взяла ее за руку и потянула обратно в дом. Гипатия последовала за ними, скуля в пронзительном крещендо.

Тео развернулся к Малдеру.

– Башня защищена от внешнего воздействия, – заверил он его, – но, черт, нам надо держать этих проклятых воронов подальше от остального дома. Если барьер падет даже на секунду… то… то в старом сарае есть доски и гвозди. Мы можем заколотить окна, подпереть двери стульями. – Он пригвоздил Малдера влажным взглядом, и его стоический фасад крутого парня рассыпался в прах. – Черт побери, там мои девочки, Фокс.

– Знаю, – ответил Малдер. Тео кивнул и выдохнул, обдав его кислым из-за желчи дыханием, перебивавшим запах залитой дождем земли. Он принялся решительно шагать, жестом веля агенту следовать за ним.

– Тео? – позвал Малдер вдогонку, когда тот спустился с лестницы и обогнул дом, направляясь к сараю. Тео хмыкнул и, не замедляясь, повернул к нему голову.

– Там и моя девочка тоже.

***

– Нам нужны трое, – почти про себя настаивала Мэрион, потянув Скалли за собой к зловещей винтовой лестнице в запретную башню с последним оставшимся источником света. – Один, чтобы наслать проклятье, и трое, чтобы его разрушить, не знаю, почему я раньше об этом не подумала…

Они начали подъем под пристальными взглядами женщин Бишоп, смотрящих со своих рам на стенах. Мэрион была на грани исступления, перескакивая через две ступени за раз и до боли стискивая руку Скалли во влажном и холодном захвате. Та едва не споткнулась, и лишь сила убежденности Мэрион удержала ее от падения.

А вот и она – дверь.

Она распахнулась сама по себе, приветствуя их глухим стуком от соприкосновения со стеной. Несмотря на силу удара, она не отрикошетила назад, а осталась на месте, словно прилипнув к потускневшим обоям.

По спине Скалли прошелся холодок страха. Довольная Гипатия прошмыгнула мимо нее, бесшумная, словно шелест шелка.

В башне Скалли разглядела огонь за широкими плечами Мэрион. Но пламя было… ничто его не подпитывало, не удерживало на земле. Каждый язычок огня зависал в воздухе в паре метров над землей, освещая комнату и медленно вращаясь по кругу. Все стены от пола до потолка покрывали платья: викторианские пышные юбки, облегающие наряды эмансипированных девиц, шерстяные одеяния времен войны. Они были прикреплены за протянутые в разные стороны рукава, словно заключавшие комнату в какое-то неестественное объятие.

Рианнон находилась в эпицентре всего этого.

Она стояла с закрытыми глазами, простирая руки в стороны в жесте принятия, медитации, униженности; ее яркие, словно янтарь, волосы развевались у нее над плечами. Тонкая белая ночная рубашка колыхалась вокруг ее хрупкого тела, движимая каким-то неосязаемым ветром, покрытая потом грудь тяжело вздымалась. И она что-то напевала себе под нос глубоким мелодичным голосом в каком-то потустороннем ритме, разрывавшем Скалли сердце.

У ее ног лежали увядшие срезанные растения из оранжереи, простирались спирали просыпанной соли и покоился серебряный клинок, – скорее меч, чем нож – а также древняя пожелтевшая книга, открытая на, как показалось Скалли, пустой странице… но в глубине души она знала, что страница не пустая… просто… неразличимая. Невидимая. Она напомнила себе не забывать дышать.

Гипатия прокралась к своей хозяйке и, словно полумесяц, обернула свое длинное странное тело вокруг бедер Рианнон.

Дверь захлопнулась за ними, сотрясая стены и всколыхнув платья, но звук испугал только Скалли.

Мэрион медленно и бесшумно приблизилась и, словно в трансе, вложила ладонь в ладонь Рианнон. Та не двинулась, не открыла глаз, но ее пальцы сомкнулись на пальцах девушки, и она слегка нахмурила лоб – жест был настолько мимолетным, что его можно было бы принять за игру света. Мэрион протянула свободную руку Скалли, приглашая ее замкнуть круг молчаливым кивком.

Языки пламени пульсировали у них над головами. Скалли неуверенно шагнула вперед, раздавив каблуком веточку розмарина. Его землистый древесный запах мысленно вернул ее на ферму Дейли, на крыльцо Анны, и она вдохнула его, одновременно очарованная и скорбящая. Она переплела пальцы с пальцами Мэрион и всмотрелась в ее лицо в поисках объяснения, которое, как она знала, не последует.

Так что она перевела взгляд на ведьму.

Вблизи Рианнон походила на призрак, но при этом все равно была прекрасной. Скалли всмотрелась в ее выдающийся нос, похожую на пергамент кожу у нее под глазами и пульсирующую голубую вену на шее. В облако бесплотных волос, красных, словно любовь, красных, словно кровь.

– Возьми ее за руку, Дана, – мягко попросила Мэрион. – Возьми ее за руку.

Скалли нервно облизнула губы, но сделала, как ее просили, и, проследив изящную линию бледной руки Рианнон, в итоге коснулась ее ладони. Та была холодной, как смерть.

Внезапно она почувствовала себя глупо. Как она могла погрузиться в этот странный и непонятный мир, эту невозможную реальность? Что она тут делала? Они ошиблись, выбрали не того человека, разумеется, она могла…

Свет.

Свет струился сквозь нее, вокруг нее, внутри нее. Электричество, эйфория, оргазм, восторг. Свет везде, сильный и уверенный, словно первый вздох младенца, чистый и сладкий, как последний вздох старухи. Также экстаз и агония, невыносимая агония жизни, но, помимо всего этого, связь с чем-то более глубоким и мощным, чем ее собственная одинокая и маленькая душа.

Она вскрикнула, смотря на Рианнон. От того, что она увидела, у нее окончательно перехватило дыхание.

Женщины Бишоп. Рианнон была… Рианнон была всеми женщинами Бишоп одновременно, каждая из которых резко отличалась от других, но при этом все они сосредоточились в ней, сконцентрировались в ее духе, ее энергии, словно в зеркале, отражающем собственные глубины. Свет перемещал их, окружал их, давал им жизнь. Она была одной из них. Они были одним целым с ней.