– Скалли? – прошептал он, но ответ был в его глазах.
Он знал.
Медленно и уверенно она наклонилась вперед и коснулась его губ своими.
Словно вызванная принятием наркотика теплота разлилась по ее телу, начинаясь там, где они соприкасались: его гладкой горячей ладони на ее замерзшей от ледяного дождя коленке, его носу, прижимавшемся к ее щеке. Она растворилась в этом нежном томлении, в их совместном темном тайном мире, в давлении его губ на ее собственные. Она приоткрыла рот и отклонилась назад, не прерывая контакт и побуждая его последовать за ней, предъявить на нее свои права, сделать ее своей.
Но вместо этого он отстранился, оставляя после себя пустоту и холод.
На какой-то ужасный, наполненный паникой миг ее внутренности свело, но потом, к ее огромному облегчению, он провел рукой сквозь ее волосы и накрыл ладонью затылок.
– Чего ты хочешь? – спросил он, касаясь ее лба своим.
Она погладила изгиб его челюсти, потеревшись кончиком носа о его собственный. Чего она хотела? Она хотела искупления, хотела справедливости, хотела покоя. Она хотела забор из штакетника, залитый солнцем, хотела ощутить возбуждение от полуночных погонь и остатки пороха на ладонях. Она хотела вернуть Мисси, и фермерский рынок по воскресеньям, и чтобы Бог ее простил. Она хотела холодное тихое убежище морга в Квантико, темный пыльный уют их подвала в Гувер-билдинг. Она хотела сбежать. Она хотела заползти внутрь него и навсегда поселиться в безопасности его грудной клетки.
– Я хочу жить.
– О, Скалли, – сдавленно произнес он, и какая-то мстительная часть ее была рада тому, что причинила ему боль.Дождь с силой бился в окно, и, движимая внезапным порывом решимости, она снова подалась навстречу Малдеру.
На этот раз он отдался поцелую, углубляя его и вновь вызывая в ней медленно сводящий с ума трепет. Они целовались, пока не запыхались, разделяя дыхание, разделяя голод, разделяя сладкое унижение потребности.
– Ты уверена? – спросил он, чуть оторвавшись от ее губ и касаясь теплой ладонью голого бедра. – Хочу, чтобы ты хорошо себя чувствовала. – В ответ она собрала ткань его футболки в кулак и принялась покусывать его нижнюю губу.
– Скалли, – не отступал он. – Прошлой ночью…
– … О, хрен с ней, с прошлой ночью, – умоляюще прервала его она, цепляясь за него. Она потянула его на себя, так что он встал со стула и упал на колени между ее бедрами. Он покорно застонал, устремляясь вперед, запуская язык во впадинку на ее шее и проводя им по ключице, тогда как она щедро покрывала поцелуями густой ароматный шелк его волос. Покрывало упало с ее плеч, словно подбадривая их.
Извиваясь, она уселась ближе, пока он посасывал мочку ее уха, облизывая маленькую жемчужину сережки. Она так тесно прижималась к нему, что могла бы поклясться, что чувствовала его сердцебиение, сильное и ровное, отсчитывающее время рядом с ее животом. Жар распространился по ее телу, но заставил ее осознать, что чего-то не хватает, что-то не так.
Боже, когда-то она становилась такой влажной, просто думая о нем, вспыхивая и набухая от охватывавшей ее потребности в нем на пассажирских сиденьях арендованных машин и в покрытых плесенью душевых дешевых мотелей. Но рак отнял у нее и это. Всхлипнув в жалобном раздражении, она усилием воли постаралась заставить свое тело отвечать на его ласки, фокусируясь на том, как ее кровь казалась намагниченной его собственной, на том, как ее соски напрягались и изнывали от прикосновения к его телу, на силе своей решимости наконец обладать им.
Малдер медленно провел ладонями по ее бедрам, запуская их под толстовку, которую она так и не сняла, и судорожно дернул пальцами, когда они накрыли ее поясницу.
– Ты все еще холодная, – заметил он, нежно покусывая ее шею.
– Так согрей меня, – попросила она, прижимая колени к его бокам.
Он нащупал мягкую чувствительную плоть ее грудей и издал исполненный благоговения звук, отозвавшийся в ее крестце и подействовавший на нее, как древнее тайное магическое заклинание. Она выгнулась ему навстречу, и он осмелел, стискивая и разминая ее груди, и, склонив голову, принялся посасывать ее затвердевший сосок сквозь застиранный хлопок. Ее нервные окончания искрили, словно оголенные провода, как от прикосновения холодного шампанского к коже, но она так и не ощутила желанного прилива крови – и другой жидкости – к паху.
Это нечестно, черт побери. Когда последний раз кто-то прикасался к ней подобным образом, с таким чувством, с такой откровенной честностью? Когда последний раз она хотела кого-то с такой сильной и отчаянной потребностью?
Преодолев этот порыв жалости к себе, она отпустила его волосы и, обхватив лицо, наклонилась и крепко поцеловала, посасывая его язык и вздыхая в его рот. Она потянула за его футболку, и он стянул ее через голову и отбросил прочь. Его мускулистая грудь напоминала древнегреческие скульптуры, податливая, словно глина, и покрытая звездной россыпью родинок и желтовато-коричневых веснушек. Стрелы отдаленного огня камина, проникавшие в комнату через окно, чиркнули по его плечам, когда он поднял на нее взгляд; он выглядел совершенно зачарованным, полностью в ее власти.
– Скалли… – выдохнул он, проводя пальцами по ее животу к резинке трусов. Несмотря на абсолютную уверенность в своем желании, у нее перехватило дыхание.
Он помедлил.
– Эй, – позвал он, всматриваясь в ее лицо. – Ты в порядке?
Она вспыхнула от стыда, ненавидя себя за это.
– Просто… мне труднее… подготовиться. Это остаточный эффект химиотерапии. Я не так… обычно я… я просто не хочу, чтобы ты подумал… потому что я хочу, – принялась путанно объяснять она. – Боже, Малдер, я правда хочу.
Выражение его лица смягчилось.
– О, Скалли, все нормально, – пообещал он, скрепляя это поцелуем детского шрама на ее коленной чашечке. – Все нормально. – Он устроился между ее ног, так что его щетина по-декадентски покалывала ее кожу, а дыхание согревало, словно весна в горах. – Ты мне доверяешь? – продолжил он низким, заговорщическим тоном. – Позволь мне о тебе позаботиться. – Он провел губами влажную дорожку от внутренней стороны ее колена до линии бедра, набираясь храбрости перед тем, как устремиться выше и ближе к цели. – Позволь мне, – сказал он, не отрываясь от ее кожи, отчего ее мышцы непроизвольно дернулись. – Я хочу этого. Я об этом мечтаю.
«Он мечтает об этом, – подумала она. – Мечтает обо мне».
Она беспомощно хмыкнула в знак согласия, и он восторженно выдохнул, подернув касавшейся ее бедра челюстью. Он придвинулся ближе, языком медленно прокладывая себе путь между ее ног. Острая сладкая боль пронзила ее внутренности, когда он задел носом края ее нижнего белья на изгибе бедра, глубоко вдохнул и не смог сдержать одурманенный стон одобрения. Щеки Скалли вспыхнули румянцем, но она невольно приподняла бедра и чуть шире развела ноги. Она уперлась ступнями в его бедра, скользя пальцами по грубой ткани его джинсов. Их почти ничего не разделяло, кроме тонкого хлопка.
Он провел сначала носом, потом языком по ткани, слегка задевая зубами мягкие складки ее половых губ. Положив ладони под ее колени, он обхватил ее бедра и дернул на себя, ближе к своим бархатистым порочным губам. И вот наконец, когда его жесткая щека прижалась к ее бедру, а выразительный язык принялся очерчивать границы обнаженной кожи, ее тело начало отвечать медленно подступавшей приливной волной.
Скалли захныкала от облегчения и предвкушения; мышцы ее живота удовлетворенно дернулись при виде его терпеливого желания доставить ей удовольствие – при виде того, какие усилия он прилагал к тому, чтобы сделать ее влажной, податливой и готовой для него. Он ослабил хватку на ее бедрах и, нащупав резинку трусов, зацепил ее пальцами. На этот раз она позволила ему снять их, что он и сделал, стягивая их с ее ягодиц, по бедрам и ступням.
Она свела колени, ослабев от нервозности и желания и немного смущаясь, но он погладил ее по ногам, согревая и открывая ее, смотря на нее так, словно она была Венерой, Волупией (2), его самой лучшей девочкой. Его ладони коснулись внутренней стороны ее коленей, и она позволила ему приподнять ее ноги, кладя их ему на плечи одну за другой. У нее перехватило дыхание, когда она вдохнула, ощущая очередной прилив влажной потребности внизу живота, и, обвив ее бедра ладонями, он притянул ее ближе и раздвинул ей ноги. Он принялся осыпать жаркими влажными поцелуями ее бедро с внутренней стороны, побуждая ее раздвинуть ноги, пока она не раскрылась, словно олеандр, дрожащая и спелая.
