Она кивнула.

– …Э, что-нибудь узнала у Дейли?

Скалли принялась нервно перебирать пальцы, переплетая их и потирая большой палец.

– Малдер, – начала она, и его желудок ухнул куда-то вниз. – Не хочу, чтобы ты услышал это от кого-то другого.

Сбитый с толку ее словами, он молча ждал продолжения, всматриваясь в ее лицо.

– После нашей первоначальной беседы мы с Хью решили продолжить разговор в городе. – Она помедлила, взглядом бросая ему вызов и побуждая что-нибудь сказать. Во рту у него внезапно пересохло, и он облизнул губы.

– И?

– Ну, дело в том, что… посторонним наблюдателям мы могли показаться немного… фамильярными. Наше поведение могли счесть неуместным.

– Ты о чем?

– Малдер, это ерунда.

Его охватило какое-то крайне неприятное чувство.

– Если так, то к чему это маленькое признание?

– Я утешала его, вот и все. Я не хочу, чтобы Тео внушил тебе ложные идеи.

Его захлестнула волна обжигающего гнева. Скалли отдалялась от него, как буквально, так и фигурально, трахая смертельно опасных психопатов, делая татуировки в дешевых русских тату-салонах и хорошо проводя время с сомнительными фермерами, тогда как им полагается заниматься чертовым расследованием.

– О, так же, как ты утешала Эда Джерса? Что, тебе нужно выполнить пункты какого-то предсмертного списка или типа того?

Она выглядела так, словно он ее ударил.

– В чем твоя проблема? – спросила она сквозь сжатые зубы низким и смертельно опасным голосом раззадоренной гадюки.

– Моя проблема в том, что твои способности по принятию решений сильно ухудшились с того времени, как тебе поставили диагноз, Скалли. Ты даже не можешь сохранять профессиональную дистанцию, когда в деле замешан симпатичный подозреваемый?

– Хью Дейли жертва, а не подозреваемый.

– И ты так удачно позабыла о предупреждении Мэрион? Скалли, услышь меня, она что-то знает!

– Мэрион двадцать два года, Малдер, она крайне эмоциональна, и они с Хью…

– Скалли, мне нужно, чтобы ты принимала участие в расследовании, а не в чайных церемониях с…

– … Если ты намерен распинать меня всякий раз, когда я проявляю хоть каплю сочувствия к кому-нибудь…

– … О, да брось! Ты вовсе не это делала и сама это знаешь.

Она вновь подхватила бумаги и пихнула их ему в грудь.

– Малдер, бери чертовы записи и убирайся. Оставь меня одну.

Одну. Она вечно хотела быть одна. Но только когда это касалось его.

Он вырвал бумаги из ее рук, наградил на прощание гневным взглядом и ушел.

01:33

Темнота. Настоящая темнота, а потом внезапное пугающее осознание охватило ее тело.

Чернильные миазмы комнаты давили на нее, ловя в свою ловушку и удерживая на месте. Она попыталась пошевелить руками, но обнаружила, что не может. Все казалось каким-то странным и неправильным, и единственное, в чем она была уверена – это в том, что должна быть в другом месте. Где-то в районе ее затылка зародилось навязчивое жужжание, становясь все сильнее, и громче, и настойчивее… а затем совершенная жуткая тишина.

Присутствие.

У изножья кровати стояла какая-то фигура. Она не то чтобы видела ее, не вполне фокусируя на ней взгляд, но ощущала столь же отчетливо, как силу притяжения, и слышала пение – столь тихое, что больше походило на мимоходную мысль на задворках ее разума.

Не выбраться мне… и нет у меня…. крыльев, чтобы взлететь…

Ее сердце сковал ужас. Она знала, что ей это снится. Наверняка. Она принялась бороться с довлеющим влиянием сна, пытаясь вздохнуть, и вот уже все стало реальным, и ее легкие наполнились воздухом, и она тяжело дышала, залитая холодеющим потом. Вновь попытавшись пошевелиться и не преуспев, она осознала, что все еще ощущает кого-то, что-то, в комнате рядом с ней, и все ее чувства обострились перед этой угрозой. Она мысленно определила местонахождение пистолета на ночном столике. Чувствительность постепенно возвращалась к ней, и она осторожно задвигала пальцами, поднимая глаза к потолку и надеясь, что неизвестное присутствие исчезнет.

Она сделала глубокий вдох, сосчитала удары сердца и опустила взгляд. Ничего.

«Разумеется, там ничего нет», – укорила она себя. У нее просто очередной кошмар. Она просто слишком близко к сердцу приняла это дело. Тело Анны. Обвинения Малдера. Хью.

Ее пульс начал замедляться. Дождь прекратился, и когда она выглянула в окно, то увидела арку небес, усыпанную звездами, словно веснушками. Она сделала несколько успокаивающих вздохов, пытаясь сесть, и провела руками по влажным от пота волосам. Она напрягла слух в попытке услышать храп Малдера, но тщетно.

Она хотела встать и пойти к нему, чтобы исправить возникшее между ними недоразумение, но ее разум отключился, стоило ей подумать о том, что это может повлечь за собой. К чему это может привести – в этой темноте вдали от цивилизации.

Вместо этого она сбросила пышное летнее одеяло все еще дрожавшими ногами и подошла к окну. От радиатора поднималась слабая волна воздуха. Было не слишком жарко склониться над ним, что она и сделала, наслаждаясь комфортным потоком тепла, проникающим через ткань пижамы.

Ее отражение смотрело на нее в оконном стекле, и она провела по нему пальцами. В течение многих месяцев она избегала смотреть в зеркало на худую, уставшую, хмурую женщину – эту ужасную чахоточную оболочку себя прежней. Она вспомнила сон, приснившийся ей прошлой ночью, с ее собственным лицом, парящим над ней, бледным и застывшим, как посмертная маска.

«Скоро, – подумала она. – Скоро я буду мертва».

Она снова и снова мысленно повторяла это слово, словно перебирая четки – по одному шарику за каждого из бесчисленного количества мертвецов, которых она вскрывала по долгу службы. Порой только вскрытиями она и занималась целыми днями; их тела едва напоминали людей, представляя собой интересные композиции из плоти на разделочном столе, по внутренностям которых она изрекала предсказания, словно современная предсказательница.

Но так оно и должно было быть. Не то чтобы она ничего не чувствовала – она просто предпочитала держать свои эмоции под замком, в намордниках и цепях, словно опасных мифических зверей. Несмотря на популярные слухи, распространяемые офисными злыми языками, она не была холодна. Напротив, ее внутренний огонь был слишком горяч, чтобы казаться уютным. Мелисса тоже была такой, но приняла этот жар, обуздала его и использовала в своих целях. В этом и во многом другом Мелисса оказалась сильнее – той, кто умела прислушиваться к своему сердцу, к своим инстинктам. Той, кто знала, что такое храбрость.

Видела ли она пистолет, руку в темноте? Время для нее замедлилось? Знала ли Мисси, подозревала ли, пусть всего на мгновение, что сейчас умрет?

Скалли надеялась, что нет. Осознание собственной смертности было странным – слишком странным, чтобы принять эту концепцию. Существовали другие жизни, которые она хотела прожить, другие дороги, которыми хотела пойти. Она хотела быть врачом. Она хотела быть матерью. Ничто из этого уже не случится – для нее все кончено. И какое наследие она оставит после себя? Несколько документов в шкафу Малдера, обозначенных Скалли. Д.? Ее распавшуюся семью, в которой мать потеряла обеих дочерей из-за работы одной из них? Цепочку неотомщенных жертв и полураскрытых дел, которые ни один суд не станет рассматривать?

Скорбь и беспомощность, словно волна, поднялись по ее горлу, затапливая ее изнутри. Таков, значит, у Бога план насчет нее? Чего хорошего она на самом деле сделала в жизни? Что бы подумала Мисси? И что бы сказал отец?

И Малдер… О, Малдер. Неисчерпаемая тема для размышлений. Она спрашивала себя, а хватит ли у нее когда-нибудь смелости хотя бы попытаться рассказать ему, что он для нее значит. Она спрашивала себя, а не знал ли он это уже, что было бы даже хуже.

Она повернула оконную задвижку и распахнула его, заставляя себя дышать глубоко и размеренно, чтобы не дать воли слезам.

Свежий воздух коснулся ее кожи в нежном поцелуе, легкий ветерок проводил пальцами сквозь пшеничные колосья снаружи. Чистый деревенский воздух был разреженным и освежающим. Она закрыла глаза, вдыхая, и вознесла молитву о мире для Малдера и ее матери тому, кто мог ее услышать.