Серьёзные люди, блин…

*

— Ser’oznye ludi, — проговаривает Шин по слогам, с акцентом симпатичным, хоть и заметным.

— Чего? — спрашивает Дайки, появляясь со стороны кухни, с полотенцем на плече и подносом с тортом на руке максимально поднятой, чтобы прыгающая вокруг девочка с двумя чёрными косичками не дотянулась — Кёко зыркает голодными глазами, в которых так и отражаются звёздочки.

— Юра-кун сказал, что это означает «серьёзные люди», — важно поясняет Шин, любезно помогая Шиеми прибраться на столе в главной комнате. При этом приходится вступить в суровый бой с Акихито, никак не желающим выпускать из рук приставку, и, пока идёт короткая война без перевеса сил, Шиеми ловко расставляет чашки и успевает выключить телевизор, вызывая возмущённый вопль со стороны Найто.

Торт переходит во власть Шиеми, Кёко поймана в захват Шина, удручённый Акихито отворачивается к углу, излучая всемирную печаль — отняли последнее сердцу дорогое. Дайки пинком сбивает Найто с дивана, вызывая вопль ещё более недовольный; Найто тянет напарника за ногу, роняя его на многострадальный диван, Дайки ругается, Шин с философским видом пытается не сердиться на Кёко, когда та отдавливает ему ногу…

Серьёзные, ага. Как же.

Хорошее словосочетание, но не очень подходящее, учитывая некую особенность сборища. А особенность в том, что серьёзности для них не существует — её проявления иные…

— Ну ты со своими русскими даёшь, — бормочет Найто, когда все, устроившись, наконец-то переходят в состояние спокойствия.

— А я-то тут при чём?!

========== «Молчаливый тип» (Антон) ==========

Парня этого нанимают охранять магазин в конце июля, на последней неделе, и коллеги вроде бы и довольны, а вроде и нет: как вернутся с отпусков дорогие сотрудники, этот малец может отнять чьё-то место. Не то чтобы вакансий так уж мало, но всем хотелось урвать кусок побольше, а возникший словно из ниоткуда новичок самим своим существованием претендует на их долю. Естественно, работники начинают приглядываться к нему с особым усердием, стараясь подметить как можно больше недочётов, чтобы пригрозить в случае чего. Вот только получается пока не очень.

Вопросы по поводу физической формы отпадают сразу: несмотря на юный возраст (лет восемнадцать), парнишка был хорошо сложен, а сине-голубая форма охранника подчёркивает ладность фигуры и силу. Манеры у него отсутствовали, хоть и не в плохом ключе: никому не хамит, не задирает, однако и на сближение не идёт. Он работает два через два и в полную смену, обязанности исполняет идеально и беспрекословно. У этого парня взгляд-то цепкий, пробирает до мурашек, вот и ворюги всякие не лезут — интуитивно чувствуют угрозу. Да, странный новичок, даже бывалые шарлатаны обходят торговый центр сторонкой именно в его смены, как будто одним своим присутствием пацан отбивает всякое желание покушаться на товары.

Внешность у парня выделяющаяся, хоть и не броская. У него чуть вьющиеся тёмные волосы, в которых мелькают серебряные пряди — седина, хотя ему и двадцати не исполнилось! И глаза красноватые, из-за чего коллеги считают, что он носит линзы. Пацан приходит на работу ровно к необходимому часу, одевается он обычно, но даже опрятная одежда сидит на нём чуть более вызывающе, как будто перенимая часть его ауры. У него уши не проколоты, пирсинга нет, но всё это ему не нужно, чтобы выбиваться из своих сверстников. Когда он переодевается в форму, кто-то из коллег замечает на нём старые шрамы, но никто ни о чём не спрашивает.

А пацан и не рассказывает. Он вообще на контакт ни с кем не идёт, ни в плохом смысле, ни в хорошем. На приветствия отвечает равнодушным кивком, сам не здоровается, от него не добьёшься ни слова, если это не касается работы — да и те редкие фразы роняются кратко и предельно точно. «Да», «нет» и подобные обрывки. Вытянуть ещё что-либо не получается, даже если за дело принимаются самые болтливые работники, а таких в скромном торговом центре немало.

Девушкам он нравится — поверхностно и быстро. Им нравится его внешность, его отчуждённое поведение и его немногословная невыразительность. Парень приходит и уходит в срок, в рабочее время размеренно патрулирует доверенный ему этаж, зорко следя за посетителями, прямой и спокойный. Девочки из продавцов пытаются с ним заигрывать, но мимолётная увлечённость быстро сходит на нет — парень никак не реагирует, окидывает безразличностью и продолжает работу, не придавая значения их попыткам. Только один раз отвечает на их щебет, когда его пытаются окрестить «Тошей».

— Антон. — Он щурит винного цвета глаза. — Не иначе.

Девочки настолько ошеломлены внезапным известием, что парень умеет говорить, что мгновенно соглашаются.

Коллеги любят сплетни, так что и теперь головы ерундой забивают. Они спорят, почему пацан работает, хотя так молод, и есть ли у него хоть кто-нибудь. Он не выглядит дружелюбным, открытым или хотя бы согретым. Он всегда один и так точен, что работники шепчутся с сожалением: он, видимо, абсолютно одинок. Из жалости они даже пытаются с ним поладить, но Антон пресекает попытки холодным вопросом: «Вам что-то нужно?», и с тех пор никто не лезет — обидчивые.

Им было бы ещё грустнее, но в один тёплый августовский вечер его навещают. Смена Антона заканчивается, в ночь не он дежурит; в торговый центр, уже закрывшийся, чудом проскальзывает невысокая девушка в узких джинсах и заправленной в них светло-голубой рубашке. У девушки волосы тёмно-русые и почти касаются плеч, а глаза тоже ненормального цвета, напоминающие лаванду и фиалки. Антон, обычно окидывающий пронзительным взглядом, словно рентгеном, любых посетителей и останавливающий пробравшихся после закрытия, в этот раз вовсе не торопится задерживать клиентку. Шагает навстречу девушке, и та замирает в полушаге, чуть поднимает руку и касается его опущенной ладони. Припозднившиеся коллеги так и округляют глаза: Антон, оказывается, не на всех с таким равнодушием смотрит!

— Сюрприз, — улыбается девушка, у неё тихий голос, поэтому работники все превращаются в слух. — Ты не против?

— Нет, — парень отвечает таким же обычным словом, как всегда, но в этот раз получается интонация совсем иная, и коллеги удивляются сверх меры. — Зачем?

— Хотела посмотреть, как работаешь. Но решила, что буду отвлекать, так что под конец дня пришла.

Её рука в его руке, и они стоят так, больше никакого контакта. Обоим, кажется, этого хватает. Девушка не двигается, Антон — тоже, затем говорит:

— Пять минут.

— Хорошо, я подожду тут.

И девушка действительно остаётся на месте. Пока молоденькие продавщицы бочком подбираются к ней, чтобы расспросить о подробностях и молчуне, который каким-то образом оказался не таким одиноким, каким представлялся весь этот месяц, Антон успевает переодеться, разобраться с планом на завтра и выходит в холл.

— Настя, — представляется девушка с лёгкой заминкой. Она заправляет тёмную прядь за ухо, жест несколько неловкий — ей трудно двигать кистью из-за бинта на запястье.

— Вы с Антоном встречаетесь? Или родственники? — сразу вопросом врываются в личное пространство, и девушка хмурит брови.

— Что? Нет. Извините, зачем вам это знать?

Лёгкий отказ подчиняться давлению. Продавщицы недовольны, Настя сжимает губы. Антон спешит к ним и, перехватывая Настю за запястье — бережно, как сразу отмечается — кивком прощается с коллегами и покидает торговый центр, девушка уже нормально берёт его за руку и торопится так, у неё лёгкие шаги и взгляд, поднятый на Антона, выражает спокойствие. Знакомы, причём близко.

Однако на следующий день Антон не заговаривает о своей гостье и на расспросы не отвечает, как всегда отрешённый и молчаливый, и работники отстают. Ну, неразговорчив, зато хоть не одинок. О нём всё ещё ничего ровным счётом неизвестно, непонятны его причины работать, когда стоит учиться, девушка, которая вроде как ему не девушка и не родственница, и вообще, кто знает, сколько чертей в этом тихом омуте — но они его не достают. Может, со временем он ответит сам.