Что ж, играть — так играть. Дайки покорно перемещается, когда девочка скачет вокруг, и даже садится, как она велит. Голос удивлённого Найто раздаётся над ухом, и юноша вздрагивает, ощущая спиной что-то твёрдое и ощутимо вздымающееся… ага. Так. Кёко его усадила Найто в объятия?! И посмеивается себе, лукавая девчонка, потрепать бы её за косички! Найто несколько шокирован, но покорно обхватывает Дайки руками по обеим сторонам, переплетает пальцы у него на животе и щекой трётся о висок, как домашний кот. Он тёплый… и жёсткий. Дайки вздыхает.

— Что за шутки, мелкая? — любопытствует он мрачно.

— Хе! — Кёко лыбится. — Да вот так просто!

— Мне нормально, — сообщает Найто. Дайки колени сводит, чтобы было удобнее сидеть вдвоём. Напарник добавляет: — Ух, ну ты и костлявый.

— А ты слишком твёрдый!

— А ты хотел ощущать упругую грудь, как у девушки?..

— Дура-а-ак. Эй, я уже загадывал, давайте по очереди!

— Значит, я буду, — откликается Найто мгновенно. Он облокачивается на подушки, и Дайки чуть подтягивается, прогибаясь в спине — полулёжа ему удобнее. Слово своё держать надо, пусть Кёко и сверкает глазёнками с таким ехидством. Напарник не даёт ему завалиться в сторону, а сам старается дышать аккуратнее, чтобы его не сильно тревожить. Вау. Это даже немного мило. Дайки чуть елозит, плечами поводит, устраиваясь так, чтобы дать партнёру больше свободы, и говорит не нежничать. Найто тепло усмехается, а к ребятам обращается уже обычно: — Давай-ка, Шин, покукарекай!

— Чего-о-о?

— Шучу, ха-ха! Ты должен сейчас встать на одно колено перед Шиеми и продекламировать Шекспира, можешь?

— Легко! — Шин активно вскакивает, Шиеми спешит подняться, поправляя юбку и смотря слегка недоумённо, а доблестный герой уже опускается перед ней, вдохновенным взором сияя.

Всё же это весело. Дайки смотрит, как радуются друзья, и на душе у него спокойно и тепло. Найто хмыкает ему на ухо, он жёсткий, но это терпимо. Зато тёплый, даже через одежду ощущается. Впрочем, не это главное. Главное — что им весело.

Им нужно ценить такие минуты больше.

========== «Хранитель звёзд» (Лев) ==========

Комментарий к «Хранитель звёзд» (Лев)

Персонаж Рей-сан.~

В шапке есть примечание, но на всякий случай повторюсь.

Хранителю этого места никогда не доводилось хранить ещё и людей.

Раз за разом стирая себя непроизвольно из сознаний родных, он всё не мог сам о себе забыть. Он слышал голоса родителей, что его каждый раз встречали, как чужого, а потом, гораздо позже, слушал песни фантомов, тенями под потолками склонявшими лица к последнему обитателю обсерватории. Один, всегда один. Много, много, много времени. Под светлой кожей проступают кости, волосы седеют до оттенка предвесенних слёз. Хранитель тишины и покоя места, в котором не бывает иных отзвуков.

Отделение наполняется шагами постепенно. Внезапно. Когда приходит Максим и распахивает двери в душу привыкшего к одиночеству человека. Когда заявляется Меф, крепко пожимает руку и впредь заглядывает посидеть да поболтать. Когда Сириус начинает возиться со скопившимися бумагами, перетягивая на себя часть ответственности, и становится тем, кто добровольно отправляется за сигаретами или лекарствами. Когда появляются другие, и смотритель обсерватории может перечислить их всех — он их запоминает. Он не может их забыть.

Посреди дня в стенах их звёздной обители тают недопитые солнцем россыпи ранних улыбок; пока Лев спускается, он успевает избежать прямого столкновения с Валькой: девчушка несётся, размахивая какой-то мухобойкой и обещая смерть всем насекомым. Лев идёт дальше и замечает болтающих о чём-то лёгком Пашу и Марка. Лев обходит этаж и видит, как Арина старательно объясняет Тине основные принципы своей странности; при приближении смотрителя первая улыбается, вторая робко склоняет голову — первая считает его близким, вторая его уважает, а потому стесняется. Лев заглядывает на второй этаж, где Сириус вручает ему торжественную миссию отловить Мефодия и почистить внутренний двор — сам Сириус лучше закончит тот отчёт, им ещё перед столицей отчитываться. К вечеру Максим привезёт Сашку, точно ничего не успеют.

Смотритель обсерватории — серый, призрачный, пепельный, у него бледное лицо, бледные глаза и бледные губы, у него мягкий голос и мягкие манеры. Он долго жил один и потом привыкал к новым людям. Он знает, как нужно хранить это место. Он хочет хранить этих людей.

Он для них — не руководитель отделения, не в первую очередь, во всяком случае. Потому что Валька, вваливаясь в обсерваторию, в которой вообще-то не живёт, напоминает о себе фразой «Я дома». Потому что Марк, спасаясь от Сашкиных проказ, забирается наверх — туда, где он чувствует себя в безопасности, и это место не за пределами территории. Потому что Сириус мчится сюда средь ночи, как чувствует неладное, хотя, согласно первому о себе впечатлению, он мог бы просто дождаться начала рабочего дня.

Для этих людей он не просто смотритель обсерватории. Не просто верхушка отдела. Он — Лев. Тот, к кому они обращаются и кого считают душой этих стен, душой чуть серебристой, немного неловкой, немного ласковой — душой, что их принимает и хочет их принимать. Должно быть, именно поэтому отделение не будет никогда просто «отделением». Но точное определение им только предстоит узнать.

Хранителю этого места никогда не доводилось хранить ещё и людей. Но это то, чем он отныне будет заниматься. И чем заниматься хочет.

========== «Неспящие» (Роан, Люси) ==========

Комментарий к «Неспящие» (Роан, Люси)

В два ночи и не такое в голову приходит.

На дома, виднеющиеся из окна пятого этажа, косым потоком бережно ложится свет. Затонированные рассветом, окна встречают его равнодушно и прохладно, на ровных гранях дрожит свежесть, срываясь с ветерком и проносясь над сонным городом. Минута затишья — должно быть, во всем Авельске сейчас никто не дышит. Даже Роан задерживает дыхание, боясь момент спугнуть. Крепче сжимает горячую поверхность кружки и смотрит, как стены соседних домов окрашиваются из блеклого привычного оттенка в розово-персиковый, румяный и прелестный, как смущенная невинная душа.

— Почему не спишь?

Этот голос знакомый не потому что подстраивается под интонации более родные. Просто Роан слышит его часто: обладатель голоса много говорит, смеется, прикрикивает. Молчит — тоже с особым выражением. Со временем привыкаешь даже к таким простым вещам, и Роан с уколом недремлющего сожаления думает: а ведь он не привязывался раньше к полукраскам. Не допускал такого. Это было еще до появления в его жизни Каспера, до того, как он потерял сердце — и нашел его в другом человеке.

На его плечи ложится просторный белый плед, как будто подзащитного кутают. Это Роан всех защищает, но сейчас он о том совсем не думает. Он никогда не думает, что бережет на самом деле каждого из них. Все перестает быть особенным рано или поздно. Бессмертный ловит себя на мысли, что не может никак считать обычными свои чувства. Сумятица в душе не делится доводами с головой. Роан не чувствует себя тревожно, но и до спокойствия ему далеко.

Самая тонкая грань. Едва различимая черта между бодрствованием и путешествием по долине снов. Краткая явь, говорящая, что здесь потеряться легче, чем найтись.

Что Роан ищет? В себе. Не в других. Он находит в других все, что в них есть, но именно в себе не ощущает точности.

— Не спится, — отвечает он. Между предыдущей фразой тихого диалога и его ответом проходит от силы пару секунд, но в них успевается обнять вселенную. Мышление Роана слишком запутанно и напоминает больше нейронную сеть, чем типичное распределение знаний и раздумий по категориям. — А когда не спится, всегда находится то, над чем стоит поразмыслить.

— А, так ты думаешь. Мне уйти?

— Нет, — он даже качает головой. — Присаживайся. Давай поговорим.

Стынет улично весна. Узкий кухонный стол — прямо напротив окна, у него три стула, и на соседнем устраивается девушка в шортах и майке, открывающей плавный изгиб шеи и аккуратные ключицы. Узкие плечи крепкие, но не широкие. С левого сползает лямка, и девушка в полузабытьи ее поправляет. Ногти на руках бесцветные, но уже к дневному часу на них будет какой-нибудь узор.