Фея садится рядом с человеком и слушает его сон. Легкое дыхание, умиротворенную негу, сковавшую тело. Диана думает, что люди очень беззащитны, особенно в такие моменты — но и всегда тоже. Они слабы и легко ломаются. Их можно ранить. Почему же она пытается их понять? Хочет ли она быть такой же, как они?
Свои желания Диана не выражает осознанно, но думает сейчас: она не хотела. Она не хотела тогда причинять ему боль. Она хотела лишь понять, какое чувство в человеке самое сильное. Что ж, теперь она знает, но от этого пострадал Каспер. Ему обидно. Он её ненавидит? Диане не хочется, чтобы её ненавидели, но подвох он поймёт. Он сможет её простить?
Люди спят так спокойно. Их фантазии прекрасны. Диана может брать их в руки, как бабочек с прозрачно-красочными крыльями, и сдувать пыльцу. Наверно, стоит попробовать, но не сейчас. Диана прислоняется к парте и слушает дыхание Каспера, сама закрывает глаза. Она не хочет больше его ранить. И не будет.
Видимо, любовь — не то, что ей суждено понять. И ладно. Так тоже живут. Каспер говорил. Диана засыпает, пронзительный закат щиплет кончики губ.
Просыпаясь, она обнаруживает на себе ту самую кофту, что была у Каспера на коленях. Вздыхает и снимает её — холод феям не страшен, как и любая опасность. Просто Диана не знает, чего от себя ждёт, чего от себя хочет. Возможно, прежде чем с Касом мириться, ей стоит понять себя. Или хотя бы выспаться. Начнёт она со второго…
========== «Не прикасайся» (Настя) ==========
Комментарий к «Не прикасайся» (Настя)
На майско-июньский челлендж.
День 8: «Нежелание беспокоить».
— 2017 год, июнь
Каждый раз, когда она молит о спасении, она получает его — в форме порой неожиданной. Она может получить всё, чего пожелает, она может обрести любое сокровище, любым даром любоваться — если сама о том попросит. Её молчание — это её выбор. Личный и ненавистный. Она закусывает губу и натягивает тонкие перчатки, гасящие звуки. Она прячется от самой себя, чтобы больше никого не ранить.
Стёкла разлетались вдребезги. С ними вдребезги разлеталась и сама Настя.
Она никогда не хотела быть кому-то помехой. Она чувствует собственную слабость так же ясно, как собственное отчаяние; погружается с головой и зажимает рот ладонями, когда сердце рвётся из груди, когда хочется кричать, кричать, кричать, до боли в лёгких, до севшего голоса, лишь бы хоть кто-нибудь услышал. Берёт трубку и говорит дяде, что с ней всё хорошо. Закрывает глаза и сползает вниз по стене.
Михаил звонит и разговаривает с ней, отправляет ей подарки. Он никогда не приезжает, на вопрос о причине честно признаётся: «Не жалуют меня твои родители, Настюш». Да, мать действительно его на дух не переносит, а поддерживаемую с ним связь порицает усиленно. Настя слабая и не может сопротивляться давлению, но за дядю хватается, как за последнюю соломинку, и с таким жаром в глазах доказывает, что он ей необходим, что родители впервые сдаются и позволяют ей поддерживать отношения. Дядя не приезжает, но остаётся единственным человеком, которому до Насти в этом мире есть дело.
С другой стороны, хорошо, что он её не видит — он спросил бы про перчатки. Перед родителями отмазалась, в школе пришлось повозиться, но со временем все привыкли. Настя по ночам стягивает ткань и боится даже вдохнуть.
Она не хочет нести разрушение. Она не хочет доламываться. Она не хочет никого беспокоить.
Ей всё равно, кто её родители, что с её наследством, что с её авторитетом. Настя учится идеально, потому что на остальное у неё нет желания. Играет на фортепиано. Слушает голос далёкого-далёкого Михаила и с потерянностью думает, что не сможет никогда его посвятить в свою боль. Настя не хочет, чтобы он тревожился. Её голос — её дело, её беда. Нельзя никого вмешивать.
Настя сворачивается клубочком на кровати и дышит на костяшки — тихо-тихо, чтобы не будить свою страшную силу. Дни сливаются в серую череду. Она лжёт, глядя в глаза родителям, а с дорогим близким просто не может быть честной. Настя сама должна сражаться. Она не может полагаться на кого-то ещё.
Поэтому переезда в Авельск она не только ждёт, но и боится. Ещё и когда светловолосый парень — это не дядя, но она не уточняет — со странным именем Роан открыто заявляет, что знает, кто она такая; Настя боится, честное слово. Если она закричит, наверняка мир взорвётся. Будет хаос. Настя хаоса опасается. Настя сбегает, потом Дмитрий, потом…
Она всё же возвращается. Она склоняет голову, когда с ней разговаривают, и не смотрит в глаза этим людям. Они знают, и они могут ей помочь. Проблема лишь в том, что она не позволит им помочь.
Вечером Роан уходит, а они остаются на кухне с Антоном, и Антон — красивый парень, которого она ещё немножко стесняется — долго смотрит на неё, ровно и бесстрастно, а затем садится напротив.
— Я такой же, как ты, — говорит он размеренно, и каждое слово весомостью касается обнажённого волнения. — Не бойся. — Его глаза красновато-винного оттенка, они мерцают. — Я защищу тебя.
Но, когда он чуть вытягивает руку, Настя вздрагивает:
— Не прикасайся!
— Почему? — он хмурится, и ей отчего-то становится больно, как будто она ударила кого-то ей совершенно открытого, пусть они и знакомы без году неделя.
«Потому что я раню тебя, — хочется ей закричать. — Так же, как и всех. Я не хочу причинять вам вред. Я не хочу вас беспокоить. Не прикасайся ко мне!»
Он не такой же. Он не знает, каково это — вечно молчать. Настя опускает взгляд: ей всё-таки стыдно. Но и поделать она ничего не может; она решила идти навстречу риску одна, она не хочет вмешивать других, тем более тех, кто к ней добр. Это только её битва.
Это только её война.
========== «Вечернее солнце» (Каспер, Юра, Роан) ==========
Комментарий к «Вечернее солнце» (Каспер, Юра, Роан)
На майско-июньский челлендж.
День 9: «Ребята падают в фонтан».
Улыбнись, Рей!
Смех тает в ласковом вечернем воздухе, рассыпается на то, что однажды назовут воспоминаниями; вместе с лампово-розовым градиентом предпозднего часа город красит тени в мягкие оттенки синего и сонно потягивается автомобильными пробками. У торгового центра шумят этажи, парковка сигналит приветствиями и прощаниями, на главной городской площади играют поздно выбежавшие детишки. Бьющие из большого фонтана струи отражают золотистым в закатных лучах, пробивающихся через облака.
Каспер отходил по необходимости: выходного он не знает, вернее, его не знают другие сотрудники NOTE, названивают ему со всякими делами, которые так просто не отбросишь. Каспер по пути, сходу со всем разбирается, отписываясь на тайный почтовый ящик для других версий. Кто-то из них закончит: сообщение отмечается галочкой. Касперу не нужно благодарить самого себя; он чуть улыбается удовлетворённо и закрывает почту. На заставке телефона — какие-то геометрические узоры; фотографии он не ставит, чтобы не отвлекаться. Блокирует экран, убирает мобильный во внешний карман короткой куртки.
Он возвращается к площади, огибая ребятишек на самокатах и их обеспокоенных надзирателей-родителей. Весной мир замирает на стыке лёгкой прохлады и лёгкого тепла, колеблясь на грани — ощущение надежды, оправданной и неоправданной одновременно, мешается с привкусом распустившейся молодой зелени. Главные фонтаны образуют целый комплекс, вода в них холодная, брызги пляшут в воздухе.
Некоторые дети резвятся у фонтанов, и Каспер, подходя, замечает и знакомые два силуэта, тех, кого оставил всего на пару минут. Впрочем, пока что ничего не происходит.
Эти ребята, несомненно, выделялись бы даже среди себе подобных: один удивительно ярок, другой удивительно светел. Каспер, замирая в стороне, вздыхает, закрывает и открывает глаза: ему сейчас хочется увидеть без знания, всего на мгновение понять их нормально.
Первый взгляд падает на парня в пёстрой одежде. У него улыбка такая заразительная, что и с расстояния Каспер может согреться. Солнечные лучи теряются в растрёпанных волосах, окрашивая их в литое золото, каждая прядь — драгоценность. Этот парнишка держит за руки второго — в более скромной одежде, со спадающими на лицо светлыми волосами. Тот учится стоять на ярко разукрашенном скейте, одолженном в лавочке неподалёку; оба юноши кажутся радостными, они похожи на обычных подростков, развлекающихся вечером в парке. Каспер тоже улыбается, наблюдая за ними, пока…
