— Однажды ты услышишь целиком, как услышат и все иные. Сейчас, однако, я хотел бы поговорить о другом. Ты не будешь против, если с нами будет жить ещё один человек?

— Нет. — Антон отвечал кратко и лаконично. Ну да, в детском доме ему приходилось тесниться, вряд ли это для него в новинку. Тем не менее, тот, с кем ему придётся жить теперь…

— Этим человеком будет Настя.

Контроль над внешним провалился с треском. Антон побледнел, удивлённо расширились зрачки, на миг лицо его стало совсем беззащитным, уязвимым, как у раненого ребёнка. Это состояние застыло, и Роан смотрел на него с ласковым сочувствием. Да, это тяжело. Это может его разрушить. Но…

— Вы нашли её? — белыми губами выдавил Антон, во все глаза глядя на бессмертного. Слетела настороженная замкнутость. Такая подверженность эмоциям, надо же.

— Есть сложности. Она ничего не помнит. — Роан чуть склонил голову набок. — Послушай, Тош, это важно. Это та девочка, с которой ты бежал — но и не совсем она. Настя ничего не помнит. Ни лабораторий, ни улиц, ни тебя. Её воспоминания изменены, чтобы она могла жить среди нормальных людей.

— Не помнит, — повторил Антон, ещё больше бледнея. Теперь он опирался на стену, как на последнее устойчивое. Его губы сжались, голос дрогнул: — Но она в порядке?

— Она цела. Она выросла прекрасной девушкой. — Роан мягко улыбнулся. — Она часто молчит и носит перчатки, потому что в ней просыпается затаившаяся раньше странность. Но она в порядке. Она жива и здорова.

— Настя ничего не помнит, — проговорил Антон, опуская голову. Он не дрожал, наоборот, словно окаменел. — Но она в порядке.

Насколько же ему от этой правды больно?

Да, правда ранит. Как и необходимость. Роан взглянул на облака — далёкие, оттенка слоновой кости, размазанные по горизонту. Странно, что люди редко получают того, чего больше всего желают. а от полученного порой и отказываются. Так, как он отказывается от Каспера.

Так, как он отказывается от счастья.

========== Сиреневый ==========

В конце июня к ним приехала Настя.

Настя — девочка из прошлого, но совсем другая. Это изящная маленькая девушка, у неё женственные жесты, живая мимика и не погасшие глаза светло-сиреневые, цветочного такого оттенка. Как и когда-то давно, волосы короткие, подстрижены неровно, чуть взъерошены. Настя была предельно вежлива с наставником и с Антоном — но она видела их впервые.

Двадцать пятого июня две тысячи семнадцатого года нашей эры Роан узнал в ней ту, кого когда-то уже встречал. Не в том, что она была похожа — совсем наоборот. Это был вообще словно другой человек; она не смотрела потерянно, разве что немного робко, у неё были воспитанные богатым домом манеры, а не дикарские попытки защититься, а ещё она говорила совсем тихо. Антон, приведя её, вёл себя спокойно и ровно, ничем ничего не выказывая, но Роан осколочную боль ловил в каждом его взгляде на Настю — а вот она не замечала.

Она видела их впервые.

— Это документы для школы, все подписаны, — сообщил Роан, кладя перед ней распечатки.

— Спасибо, — Настя чуть улыбнулась, заправляя за ухо мешавшую прядь. Антон неотрывно смотрел на неё, но, как ни странно, этот его взгляд не прожигал. Обычно пронзительный и пронизывающий, он был ровен, разве что мрачен до удивления. Настя взглянула на него, но не застала этого внимания.

Эти детишки…

— Располагайся, — посоветовал с улыбкой Роан. — Мы втроём жить будем, как-нибудь да уладим всякие мелочи. Чёткого распорядка дня нет, но, надеюсь, ко всяким деталям ты быстро привыкаешь. Там, где ты раньше жила, было сложно?

— Сложно? — протянула Настя. Чуть сжалась, ей явно было нелегко об этом говорить. На руках её были короткие белые перчатки, звуки голоса приглушались. Странность непокорна и буйна, и Настя ещё вчера не знала, что подобные ей существуют. — Не особо. Всё чётко и внутри границ.

Для Насти они незнакомцы.

У Антона такой взгляд, что Роан понимал: он с этим никогда не сможет смириться. Никогда. Даже если так лучше и вообще справедливее.

Настя его не помнила. Девочка, ради которой он отдал всё, его даже не узнавала. И Роан мог узнать это горе, потому что он знал другое — сотни, сотни одиноких лет, когда оглядываешься назад, но видишь лишь могилы, когда всё стирается в пыль и со временем отступает, а ты всё так же шагаешь по вечной дороге. Роану знакома боль. Знакома настолько, что он почти перестал ощущать её присутствие.

И боль расставания сейчас была ему близка тоже.

Он хотел быть с Каспером, а не отрезаться от него.

…Говорить на балконе становилось их традицией. Вечер малевал сиреневым по небу; сиреневым, как глаза девушки, пришедшей в город своих стёртых воспоминаний. Взгляд чуть удивлённый, недоверчиво-доверчивый, робко-смелый. Взгляд девочки, некогда отринувшей тяжёлое прошлое ради пустого настоящего. Сиреневый — цвет Насти. И цвет Антонова горя.

— Она меня не помнит, — сказал Антон.

Он не был уверен в том, что умеет чувствовать, не так ли? Роан смотрел на него, стоя спиной к городу. За стенами комнаты была Настя, так близко — и безумно далеко по душе. Вот что не так. Не так — неправильно. Антон не заслужил такой боли, как Настя не заслужила такой фальши.

Антон не смотрел на наставника.

— Она в порядке, — произнёс парнишка зачем-то. Должно быть, пытался убедить себя.

Вечерние голубоватые тени ложились на аметистовые отсветы солнца. Роан шагнул вперёд и остановился. Антон опустил голову, и Роан положил ладонь на тёмные волосы, не гладя, просто положил. Эти дети ранят друг друга. Эти дети ещё даже не представляют, что их ждёт, но они уже ранят и ранятся.

На пол балкона упали несколько кристально-чистых капель. И Роан, и Антон сделали вид, что их не заметили.

Плечи юноши чуть подрагивали. Авельск догорал закатом.

========== Карибский зелёный ==========

Июль первым днём сразу обозначил беду.

Каспер работал, как обычно, и не сильно беспокоился о чём-либо. Ну, за исключением дикой тоски по Роану и размышлений о молодых лифах, подобранных бессмертным — так-то его особо ничто не тревожило. Однако, по видимости, не всё будет идти гладко, как и ожидалось.

Вот только того, что в кафе посреди дня ввалится залитый кровью парень в изорванной одежде, не ожидалось вообще.

Каспер вздрогнул, выскочил из-за барной стойки. Посетители оборачивались, кто-то вскрикнул. Раненый парень, не обращая на них внимания, прошествовал дальше; за его кроссовками на полу оставались кровавые разводы, быстро высыхая, и с каждым шагом их становилось меньше — раны затягивались почти на глазах, хоть и незаметно для клиентов. Каспер бросился к парню; тот остановился совсем близко, плечи опущены, взгляд мрачный — мрачный, каким редко бывал — и выдохнул:

— Устроили засаду. Лекторий забрал Настю.

Каспер не задумывался, что ощутил, хотя ощутил много чего. Только обхватил парня за плечи и притянул к себе, обнял, положил ладонь на затылок, зарываясь пальцами в светлые волосы. Роан уткнулся ему в шею, ровное дыхание согревало кожу; Каспер коснулся губами его виска, замирая так.

— Мне не плохо, — глухо раздался мягкий голос Роана. — Почему ты меня утешаешь?

— Тебе плохо.

— Мне не может так быть.

— Может, я знаю. — Он обнял его крепче. Бессмертный, поколебавшись, положил руки ему на талию, одним прикосновением возвращая круговорот ощущений; Каспер попытался заглушить его с приступом отчаяния — слишком это… необходимое, родное и желанное, а ещё — недоступное. Он сглотнул и договорил: — Мы вытащим её.

— Я пришёл за помощью. — Роан говорил спокойно, но это ведь его привычка, даже не лицемерие, а просто привычка. — Её нужно вытащить оттуда, пока не поздно.

— Я свяжусь с Люси и Йореком. Жди в квартире. Антон?..

— Ещё не знает. — Роан потряс целой и невредимой рукой, рукав на которой был полностью оборван. — Я сразу к тебе.

Разумеется.

— Иди к нему, Ро. Я позвоню ребятам. Нужно спешить.