Так что, оставшись наедине с бессмертным одним вечером, он прямо спросил, зачем тот подбирает столько ребят.

— Это вся моя суть, — пожал плечами Роан. — Предназначение. Смысл существования. Они нуждаются в свете.

— Это ведь тяжело.

— Ничуть, если ты отдаёшь этому всё. — Его глаза лучились. Глаза пёстрые, зелёные по краям, серые к радужке, с рассыпанными рыжими крапинками.

У него просто не было чего-то своего, он отдавал всё до последней капли. Слишком много самоотверженности, Роан. Слишком много. И воспитанников он своих любил, если можно приписывать ему подобные чувства — он называл их своими детьми, сколько бы им ни было лет, и даже о прошлых выпусках осведомлялся, поддерживал связь. Для Роана они были важны. Хм.

— Ставишь на крыло пташек, — вздохнул Каспер.

— Пташек? Забавное сравнение. Вроде того, полагаю.

Пташек. И Каспер — один из них. Один из таких же одинаковых в своей отдаче ребят, которых Роан когда-либо выручал из беды. Ещё один птенец в его необъятном гнезде. Понимать это было немножко больно.

— Им повезло, что у них есть ты.

Роан пожал плечами. Он так привык, что даже перестал считать своё дело чем-то особенным.

В проёме двери мелькнули четыре пары глаз. Каспер махнул им рукой: пусть заходят. В конце концов, они здесь — одна семья. Одно поколение. Один выводок птенцов, чьи сломанные крылья только-только начали срастаться.

Роан их любил. Каспера, должно быть, в их числе.

Но, увы, этого не было достаточно.

========== Канареечный ==========

Солнце было сегодня очень ярким.

Весна 2007 года вторглась на землю, обогрев её и мгновенно растопив снега. Едва успели прийти в себя от резких перемен люди и рассесться по домикам птицы, как уже зацвели ягодные деревья, светлея лепестками и веточками вытягиваясь к самому небу. Солнце щедро поливало их, украшая каждую улицу, даже самые невзрачные серые переулки. Жители города бросались в лёгкой одежде наружу, мёрзли, но всё равно радовались. В воздухе пахло музыкой.

Роан много гулял по городу, но никого с собой не звал. Потому Каспер удивился, когда, спросив, получил весёлое согласие, и тем более смутился, когда они действительно направились по улочке с ещё не прогретым асфальтом, выравнивая шаг. Роан что-то щебетал беззаботно, однако в его речи не было той захламлённой безделицы, как привыкли болтать все остальные. Нередко Люси или Ливрей много говорили, но у них всё было поверхностным, флудящим, а вот каждое слово Роана обладало значимостью. Каспер не понимал целиком, но слушал и запоминал, отвечал, когда бессмертный обращался к нему.

Касперу было пятнадцать, и со своими чувствами он уже смирился.

Не было толку отрицать. Да, он действительно влюбился в Роана. Без определённых черт и качеств, лишь за то, что Роан существовал — Каспер не мог объяснить иначе, да и не пытался. Всё равно чувство, такое сильное, жгучее, болезненно-яркое, не отпускало, и он не представлял себе жизни другой. Каспер уже не мог отвязаться от этой чёртовой и неправильной привязанности.

Он понимал, что рассчитывать не на что.

Роан — учитель и помощник, советчик и товарищ ему, но никак не любовник. Начиная с того, что он не способен на столь земные чувства и заканчивая такой мелочью, что он парень. Хотя последнее как раз Каспера не смущало. Ну парень и парень, что с того? Проблема была в другом. Проблема была в том, что взаимностью Роан не ответит.

Потому что родительские чувства и чувства любовные — всё-таки разное. А Роан принимал Каспера как одного из воспитанников своего поколения, относился к нему, как одному из тех, кого поднимал из темноты, кому крылья сращивал и учил летать. Каспер — даже при всей серьёзности завоевавших его сердце чувств — отлично понимал, что его чувство останется с ним.

Нельзя ранить Роана, сбивая его с толку какими-то симпатиями подростка на две тысячи лет его младше. Нельзя его заставлять ощущать вину — а Роан добрый, он наверняка будет считать себя виноватым. Нельзя… просто нельзя так с ним обращаться. Каспер закрывал глаза ночами, засыпая с его образом, и с ним же просыпался, но Роану не стоило об этом знать. Что угодно, но не это. Роан слишком много сделал, и обременять его своими заморочками — предательство и неблагодарность.

С этого места было частично видно город, раскинувшийся широким пространством крыш и переходов, тонких ручейков и перекрёстков. Дома расстилались общей волной, словно их можно на одну ладонь поместить. Здесь красиво ночью, должно быть, но и днём хорошо. Два путника присели на лавочку под высоким деревом, ещё только зацветавшим, и смотрели вперёд.

А затем Каспер всё-таки спросил про людей.

Он оправдывался интересом, хотя не мог не признать, что лишь пользовался безотказностью Роана. Бессмертный никогда не лгал, а на прямые вопросы ученика всегда отвечал честно. Мог что-то скрыть, но не искажал смысл. Приятно. Вот и сейчас он заговорил. Он не помнил прошлого. Он привык, что они его оставляют. Для него это уже стало естественным.

Однажды с ним будет так же. Роан не запомнит Каспера как кого-то уникального, потому что давно смирился с отражениями собственной памяти и не станет концентрировать внимание на одном из многих. Для Роана все дети были одинаковыми. И все люди остальные, пожалуй, тоже. Он не вникал в их характеры, потому что не нуждался в этом; его предназначение крылось не в общении с ними, а в поддержке. Тёмные осколки, которые нужно соединять в цельные картины. Зачем тогда чувствовать их миры?

Он всё равно их забудет.

— Я думаю, что они покидают меня навсегда… но, возможно, я не прав, потому что вновь и вновь вижу их в каждой детали.

Каспер не успел удивиться, когда Роан подался к нему, заглянул в глаза, коснулся пальцами щеки. Выражение его взгляда — непередаваемо. У Каспера дыхание перехватило. Роан искал что-то в нём, искал и находил, он глядел с глубоким, изумлённым чувством, и его самого ошеломляло то, что он нашёл.

— Ты видишь этих людей во мне? — спросил Каспер, и голос звучал как-то слабо. Его застали врасплох. Его барьер так просто преодолели. Только Роан мог его преодолеть.

— Нет. Я вижу в тебе тебя.

Роан улыбнулся кратко и убрал руку, видимо, опомнившись. След прикосновения ещё грел кожу, и Каспер бездумно смотрел на бессмертного.

Роан ведь… никогда не обращался к кому-либо именно так?

Почему же теперь…

========== Серебряный ==========

На самом деле Люси всегда знала, что её брат одинок.

Каспер — такой крутой, обаятельный, вежливый. Каспер — смесь официальности с весёлой взъерошенностью. Каспер, улыбкой способный успокоить истерику и остудить пыл даже такого, как Ливрей. Каспер, вызывавший доверие и уважение, потому что никогда не ставил себя выше нужды других и любое дело поворачивал к ним хорошей стороной. Каспер — одинок.

Он ладил с поколением. Не очень с Сириусом, но с остальными без напряжения общался. За шкирку придерживал Ливрея, чтобы тот не натворил бед. Вовремя затормаживал Люси. Втягивал Элли туда, куда она сама не решалась пробраться. Вытряхивал Мьюза из-за дивана и отправлял активничать. И всё-таки они не были теми, в ком он нуждался, никто из них. Даже Люси, его сестра, его друг — он не опирался на неё и не пытался положиться.

Её это всерьёз беспокоило.

— Чувство одиночества?

Роан склонил голову набок. Он сидел в кресле, скрестив ноги, и смотрел на неё прямо, как всегда, выражение лица спокойное и приятное. С ним всегда было легко говорить.

— Да. Просто… я не знаю. Что с этим делать?

— Тебе одиноко, Люси?

— Не мне.

Ей тоже, но спрашивала она ради Каспера.

Роан — хороший собеседник. И слушатель прекрасный: всегда будет внимать твоим словам, ему никогда не будет безразлично. Это вызывает доверие и ту трепетную, мягкую любящую благодарность, которой пронизываются все, кого раньше не слушали столь серьёзно. Люси всегда была слышима Каспером, но со временем сама перестала с ним говорить. Потому что Каспер не говорил с ней. О себе — никогда.