Почему?

Роан много знал о людях, и закрытость давно не была для него преградой. Он не просил себе беззаговорочно верить. Так случалось само, потому что он никогда никого не предавал и защищал их всем, чем может свет защищать осколки от темноты. Люди к нему тянулись. А Каспер от него отдалялся, наоборот, и упрямо сторонился. Почему — Роан не понимал. Зато понимал, что впервые за долгий сон своего сознания что-то его заставило смотреть внимательнее.

Для него месяцы слились в единую мерцающую полосу, и потому думать о чём-то конкретном он не умел. Роан воспринимал происходившее естественно и легко, но ни на чём не останавливался. Существовал для других. Эти самые «другие» в его понимании тоже со временем сливались во что-то общее, легкокрылое, светящееся. Он забывал, что люди разные, потому что от него этой памяти не требовалось: окружающим хватало его света, а детализация никого не беспокоила.

Почему тогда Каспера волновала его открытость?

Касперу исполнилось четырнадцать лет в феврале, и в том же месяце Роан заметил, что прикосновений к себе парнишка не любит. Он принимал их, как должное, если требовалось; здоровался за руку со взрослыми, на тренировках всё делал необходимое. Но к контакту не тянулся. Люси, его милая сестрёнка, не лезла к нему с объятиями, но в моменты грусти или растерянности могла брать за руку, и он не отворачивался, но всё это — вынужденное. Как будто Каспера чужое тепло ничуть не тревожило. Ему хватало самого себя или той же пустоты, потому что согревать в нём было нечего.

А вот прикосновений Роана он избегал. Избегал нарочито, хоть и пытался спрятать. Стоило Роану руку протянуть — скорее всего, парнишка увиливал или уклонялся. Он не подпускал к себе близко и не давал нормально с собой контактировать. Каспер никогда не прикасался сам, а признаки заботы — поправить шарф или подобное — воспринимал резковато, тут же отодвигаясь. Он специально отказывался от Роана. И бессмертный никак не мог найти причину.

И сам себе удивлялся, понимая, что это его всерьёз беспокоит. Он думал, что не может беспокоиться. По крайней мере, о таких мелочах.

Что бы это всё значило?..

*

— Что-то не так?

В комнате были сливочного оттенка стены, так что в солнечную погоду здесь было трудно находиться: слишком светло. Зато сейчас, в тихий зимний вечер, когда за окнами дотлевал последними бурями февраль, всё казалось мягче и темнее. В кабинете остался только Каспер, скрестивший ноги, сидя на диване, и листавший школьный учебник. Фантастическое упорство. Многие странные не успевают совмещать жизнь той и иной своей грани, но Касперу удавалось: даже теперь у него были высшие баллы по тестам в школе и это не мешало ему справляться с обучением у NOTE. На голос он тут же поднял голову.

— Что? — переспросил он, не уловив суть вопроса.

Присутствие Роана заставило его напрячься: чуткий бессмертный это понял. И несколько растерялся. Он не делал ничего неправильного или того, что было бы Касперу неприятно. Так ведь? Юноша приблизился и устроился на диване рядом, оставив пространство между ними, чтобы не тревожить ученика. Тот смотрел на него золотистыми глазами, отражавшими свет наддиванной лампы.

— Я чем-то обидел тебя? — по возможности мягко поинтересовался Роан, вслушиваясь не столько в мир вокруг, сколько в самого Каспера. В ровное дыхание, в каждую ноту голоса, в краткие движения. Слушать его было любопытно, что бы он ни говорил или ни делал.

— Нет. — Парнишка слегка прищурился: была у него такая привычка. — А почему вы… ты так решил?

Ему приходилось тяжело. Роан помнил его историю — начиная от потери родителей и беспрерывных попыток сохранить в себе что-то кроме мрака и заканчивая отчаянным непониманием собственной способности. Каспер делил своё сознание, оставаясь при этом целым. Ему это давалось нелегко, но со временем он научился. Полезная странность, тем не менее, восторга у него не вызывала.

Дистанция между ними всегда была слишком большой, и из её дали Роан, сочувствуя этому сломанному человеку, желая дать ему хоть что-нибудь, что залатало бы саморучно оставленные шрамы, попросил обращаться к нему, как к другу. Роан — друг ему, не родитель. Ах, вот и разница. Если Сириуса, Ливрея и Люси он ещё мог назвать своими детьми, то Каспер под это описание не подходил. Он не был Роану сыном. Да и приятелем тоже, пожалуй. Дружба — тоже доступное лишь людям, а не такому, как бессмертное вечное существо.

Обращаться так панибратски Каспер не привык, но делал над собой усилия. Хорошо. Роан почему-то был доволен. Или — ну, это разве «довольство»? Всё больше трепета селилось в сердце вместе с пониманием, что внутри проклюнулся интерес, словно пташка из яйца драгоценного вылупляется. Как-то совсем удивительно. Он так отвык чувствовать, что теперь вставал в тупик и озадаченно пытался разобраться в проявлениях собственного давно оставленного отпечатка.

Когда-то Роан был человеком. Сейчас — нет.

— Ты сторонишься меня, — честно сказал бессмертный. — Но я не понимаю, почему.

— Сторонюсь? — повторил Каспер задумчиво. Было заметно, что он хотел отвести взгляд, однако не отвёл. То ли воспитание, то ли сила. Пальцы его застыли над листами учебника, не перелистнув страницу дальше. Повисло молчание, а потом Каспер сказал: — Я не могу ответить.

Роан кивнул. В принципе, он не будет требовать прямоты. Если кто-то чего-то не хочет говорить — это его желание, а Роан никогда не спорил. Однако собственное огорчение его изумило. Серьёзно, его это расстроило? Его?

— Хорошо.

— Извините… Извини.

Неформальное обращение звучало мягче. Роан улыбнулся и покачал головой, успокаивая этого подростка, давно перешагнувшего сознание своего возраста.

— Всё в порядке.

Каспер пристально смотрел на него — нечитаемое дитя. Затем развернулся к нему, взял его руку в свою и замер так, видимо, не представляя, что делать дальше. У Каспера были холодные, как лёд, пальцы. Роан накрыл их второй ладонью, заставляя паренька вздрогнуть. Тот впервые за разговор отвёл глаза.

— Этого достаточно? — пробормотал он.

Отталкивать Каспер его не перестанет. И не приблизится сам. Роан никогда не настаивал на подобном со стороны других… так что сейчас поменялось? Бессмертный глядел на парнишку, на их сцепленные руки, на странное смущение Каспера, упорно отводившего взгляд. Погладил костяшки и отпустил. Хорошо. Каспер не обязан открываться. Достаточно будет, если он…

Если он — что?

Чувства — это так сложно. Любые.

Сливочные стены в полумраке казались тёмно-кремовыми. Снег за окнами заметал время. Время, к которому Роан привык относиться нейтрально, как и ко всему прочему в этом диковинном мире.

Но всё рано или поздно меняется.

Возможно, Роан не такое уж и исключение.

========== Белоснежный ==========

Каспер явно был ненормальным.

Это чувство точно можно было так назвать. Оно не имело оснований. Да, он был спасён. Да, это можно считать увлечением или просто интересом. Вот только интереса Каспер ни к кому никогда не испытывал. Даже к себе. А это уже выходит чем-то неясным, бесформенным, но неожиданно волнующим. Глубокое. Он присматривается, наблюдает и ломает голову, а от точного определения отказывается — но нельзя ведь…

Это не может быть влюблённостью, так ведь?

Любить Роана — всё равно что любить солнце, или летнее утро, или прохладный дождь в жару. Всё равно что с радостью встречать рассвет или провожать чарующий закат, или засыпать в безопасности и уюте или пробовать что-то вкусное. Любить Роана нельзя оформлено, потому что у него нет ни характера, ни каких-либо особенностей, он просто свет и сияние. В нём нет ничего, во что можно было бы влюбиться.

Так что с Каспером не так?

Парнишка проводил много времени со своим поколением. Он не ладил с Сириусом и неплохо ладил с Ливреем, а Люси, его милая сестричка, и так преданным хвостиком вилась за ним, то и дело при этом кусая — росла она в условиях хороших. Они вместе навещали родителей на выходных и по праздникам, а остальное время либо учились, либо проводили в отделении. Роан многое им рассказывал. Вне часов с Роаном они тусовались поколением.