Клара снова потерялась из виду, когда она вошла в поворот. Ханна бежала, как могла быстро, но ее ноги были так тяжелы, будто в них были привязаны свинцовые камни, а улица, казалось, никогда не кончится – она все удлинялась и вытягивалась на ее глазах. Поборов всю тяжесть в ногах и длинную улицу, она, наконец, вошла в этот самый поворот следом за Кларой. Дочь стояла на месте и будто бы ждала ее, но все так же, не оборачиваясь к ней вдалеке.

–Клара! Идем домой! Клара!

В этот раз Ханна почувствовала какую-то холодность в воздухе, и перемену в облачении ее дочери: распущенные русые волосы ее дочери теперь казались неряшливыми, влажными и более темными; все ее тело двигалось грубо и отрывисто, будто Ханна не успевала проследить за каждым ее движением; пижама стала более грязной с оттенком желтизны. Во всяком случае, даже если Ханна и почувствовала некую изменчивость, ее огромное желание догнать дочь и отвести домой, в каком-то смысле даже спасти ее, были выше всяких других мыслей. Она не сомневалась в том, что она должна следовать за дочерью. Невидимая сила притяжения магнитом тянуло ее к ней, пусть и на долю секунды остановившись, Ханна почувствовала в себе сомнения в том, что стоит ли ей идти и догонять Клару, обернувшись назад на обратный путь. Решив продолжить путь, и, повернувшись обратно, она успела заметить только спину дочери, когда та снова скрылась за поворотом.

Пробежав по прямой дороге, окруженная с обеих сторон старым забором из дерева и досок, за которыми были огородные участки, Ханна остановилась у поворота, где стояли покосившиеся деревянные уличные ворота, с помощью с которых жители деревень закрывая их не допускали побегов в поле крупного рогатого скота – они были приоткрыты. Ханна медленно прошла через них. Первая ее мысль, которая прошла в ее голове: «Где моя дочь?». Дорога, по которой шла Ханна, проходила между пустынным ночным полем слева, и огородными участками, огороженная дощатым забором, справа. В надежде, что ее дочь-Клара, могла через участки убежать в чужой двор, а может и дом, Ханна прошла еще дальше по дороге. Она вошла в чужой участок, где под ноги попадались то качан капусты, то кусты картошки, или еще чего, каждый раз спотыкаясь о рыхлую черную землю. Испугавшись, что она зашла слишком далеко и не стоит ли ей вернуться домой, остановилась посреди огорода и обернулась назад, с целью вернутся домой.

Никакой обратной дороги не было. На том самом месте, где проходила дорога, а потом деревянные старинные ворота, стояло кукурузное густое поле, которое грозно своей тишиной и темнотой смотрела в упор на Ханну. За кукурузным полем возвышалась еще темнее и грознее лес, словно сама ночь поглотила ее. Где-то вдали, ужасающе прогаркнув над кукурузным полем, пролетел единственный черный ворон, нарушив гробовую тишину. По Ханне пошел холодный пот, а сердце бешено колотилось, не зная, что делать дальше.

«Обратного пути нет», со страхом про себя проговорила Ханна. Взяв себя в руки, преодолевая жуткий страх этого места, Ханна начала звать дочь, приближаясь к одному из домов через огород. Вдруг, краем глаза, Ханна в соседнем дворе увидела какого-то ребенка в белом облачении, который тут же скрылся внутри.

–Клара! Клара! Это я, мама! – кричала она. – Кто там во дворе? Помогите мне! Я потерялась! Да кто-нибудь, помогите мне! – отчаянно ища хоть какую-то помощь или поддержку в поисках дочери, и выхода с этого места, звала на помощь Ханна.

Она остановилась. Каким-то внутренним тревожным звонком, Ханна поняла, что ей лучше не двигаться. В ее голове будто пела какая-то женщина монотонным голосом. Вокруг будто сама тишина остановилась, все замерло в ожидании чего-то. Каждый листок, каждая песчинка и микроб остановились в паузе.

Ханна, понимая внутренним чувством, что ей нельзя шевелиться и поворачиваться, не смогла удержаться от желания поднять свой взгляд и повернуть голову в сторону. Через несколько домов, вдали у большого березового дерева плавными, невидимыми движениями, паря над землей в нескольких десятках сантиметров, шла женщина. Ее свободное одеяние было грязно-серого цвета, местами порванная, в пол. Лишь кончики босых ног виднелись под разорванным грязным подолом платья. Каштановые волосы, безобразно собранные на затылке непонятно чем, лежали на голове в пух и прах, походившие на осиное гнездо. Она летела как призрак. Ее платье легко колыхалось, когда она пролетала над землей.

Ханна не могла оторвать взгляда от женщины. Ей хотелось быстрей убежать от этого места, скрыться в домах, но от страха она не могла даже с места шевельнуться. В ту же секунду, Ханна поняла, что это ведьма вышла на ночную охоту осуществлять сатанинские ритуалы, и что она сама-Ханна, здесь появилась не совсем вовремя. В этом самое время, будто ведьма услышав мысли Ханны, сию секунду повернулась в ее сторону и медленно, без каких-либо движений летела к ней. Ханну охватил панический ужас. Ей хотелось кричать во все горло, но будто комок в горле не давал ей вымолвить ни звука. Ноги были прикованы к земле. Ведьма все приближалась и приближалась. Когда ведьма оказалась совсем близка в нескольких метрах от Ханны, ей удалось закричать, когда она увидела не ясное, расплывчатое лицо женщины. Ужас и страх переполняли душу Ханны.

В холодном поту, она проснулась по полудню, когда солнце ярко светило через окно. В доме никого не было. Через приоткрытое окно слышались голоса, как дети играют поблизости на улице, а супруг строгал доску для пола во дворе. Протерев сонные глаза и поняв, что все это привиделось ей во сне, она вздохнула с облегчением. Ханна вышла на крыльцо двора.

–Доброе утро.

–Для кого доброе утро, а для кого добрый день. – старательно пыхтя под жарким летним солнцем, Данис полировал доску для пола, убирая неровности.

–Вы завтракали? – протерев еще сонные глаза, спросила Ханна.

–Мы все уже ели, не смотря на то, что ты как убитая спала. Мы не стали тебя будить, уж очень сладко ты спала, моя дорогая.

–Надо было меня разбудить, а то, черт знает, что мне сниться.

–Что, опять кошмары и видения?

–Ага. Даже вспоминать не хочется. А где Найля? – оглядываясь вокруг, спросила Ханна.

–Она в огороде за хлевом точит косы.

–Точит косы? Зачем? – лицо Ханны приняло испуганно-непонимающее выражение.

–Затем, что через час мы идем все вместе в поле косить сено для скота, которая у Найли, а теперь наше общее, имеется в количестве 2 коров и дающие свежее молоко, из чего можно сделать кефир, сливки, сметану, масло, творог на продажу и себе, если ты не заметила.

–Ничего себе, ты мне не говорил. Как я могла такое не заметить? – задумавшись, сама себе задала вопрос Ханна.

–Ты готовкой ужина занималась, когда коровы пришли с дневного кормления. Найля все сделала сама. Иди, поешь хоть что-нибудь, скоро нам в путь.

Когда Ханна направилась на уличный нужник, который находился за хлевом у забора, отдельно от остальных строений, она увидела Найлю, стоящую на другой стороне забора, спиной к ней. Четкими отточенными движениями Найля, держа левой рукой за середину обушка так, что косовище находилось у нее под мышкой, и, держа в правой руке брусок, проводила им по лезвию косы то от пятки до середины, то на всю длину от начала до конца, меняя стороны лезвия. Лезвие косы сверкало своим острием на лучах солнца. Одна коса, поставленная возле забора, готовая к применению, ждала своего момента, другая была в процессе приготовления в руках специалиста, а третья, еще стояла с тупым лезвием, которая имела желтый цвет ржавчины.

Дети несли сумки с водой, бутербродами и овощами для короткого перекуса на месте сенокоса. Пройдя до конца улицы, они свернули в проулок, в тот самый проулок, который Ханна видела этой ночью в своем сне. Все было в точности как во сне: старые и деревянные дощатые заборы справа и слева, за забором огородные участки, а впереди длинная дорога, которая вела так же в поле. Только наяву вся обстановка Ханне не казалась такой устрашающей и пугающей, как во сне. Ей было приятно идти по тропинке, хорошо протоптанной частым хождением жителями деревни. Свежая трава приятно радовала глаза, а где-то рядом на какой-то яблоне поблизости щебетали и пели тонкими голосками птички.