–Агафья… Помоги мне… лечь… Я больше не могу… – из последних сил произнеся слова, Аделина направилась к подготовленной кровати. Агафья мигом подбежав помогла ей осторожно лечь на спину.

Подложив под хозяйку чистые простыни в несколько слоев, Агафья ожидала момента, сидя напротив Аделины у подножия ее кровати.

Схватки стали частыми, кровь лилась усиленней. Аделина стала бледней, чем ранее. «Божечки. Спаси нас Господи от беды. Спаси нашу Аделаиду. Это плохо, очень плохо, ни к чему хорошему не сулит», молилась про себя помощница Агафья наблюдая как плохи дела хозяюшки: все ее родовые пути, опухшие и отекшие разрывались в стороны свежими кровоточащими ранами, когда внутри появилась голова малыша.

–Тужьтесь, как можно сильнее тужьтесь! – говорила Агафья, понимая, что ребенок слишком крупный, и чтобы его родить, необходимо роженице приложить больше усилий, чем большинству других женщин.

Аделина всем своим телом чувствуя, что ее покидают силы, ощущая, как между ее ног все горит пламенным огнем, словно горящим ножом вспарывают ее тело, поняла, что финиш 1-го этапа уже близок. «Я не умру. Я точно знаю. Все пройдет, как задумано. Я все сделаю как надо», говорила про себя Аделина.

–Милочка, голубушка. Головка уже почти вышла. Уже… Почти… Все. Еще раз, сильнее потужиться надо бы… – говорила Агафья руками поддерживая высвобождавшегося на свободу ребеночка.

Аделина ощущая новый прилив схваток, обхватив руками свои коленки и нагнувшись вперед, тужилась из последних сил, скрепя зубами и сдерживая своими истрескавшимися сухими губами крик. Ее пронзила невыносимая режущая, горячая, тупая, с резкой одновременно боль в том момент, когда розовый комок жизни выскользнул из нее в ожидающие руки Агафьи. Аделина тут же от бессилия откинулась на спинку кровати, как в тумане наблюдая, как Агафья нежно взяв ребенка, окутала его чистой белоснежной простыней и заботливо вытерла его от послеродовой белой слизи. «Кто…? Кто…?», хотела спросить Аделина, но даже этого она не могла произнести.

Агафья, помыв ребенка в теплой кипяченой воде и укутав, поднесла его к матери.

–У вас мальчик. Прекрасный мальчик, Аделина.

Аделина моментально проснулась, раскрыв глаза, не веря услышанному.

–Мальчик? Как мальчик?!

–Да, да. Мальчик. А какой хорошенький. Вы только посмотрите на него.

–Нет. – резко ответила Аделина, отвернув лицо от ребенка. – Положите его пока в колыбельную.

Агафья, не ожидавшая такой холодности к новорожденному своему ребенку, не возражая, послушно положила его в колыбельную корзину.

–Помогите мне, Агафья. Я сама не смогу вытужить его. Засуньте руку и вытащите его. – приказным тоном сказала хозяйка.

–Сама? …

–Да! Вы разве этого уже делали с моей матерью, когда она меня рожала? Смелей! Вас никто там не укусит. Иначе мне станет хуже.

Секунду помедлив, Агафья сделала то, о чем просила ее хозяйка – нащупав пальцами мокрый, теплый и склизкий мешочек. Она его вытащила из ее матки и тут же положила в мешочек, прочувствовав руками в ее путях разрывы и трещины как после землетрясения.

Агафья подала хозяйке горячий сладкий травяной чай для восстановления сил. Выпив чай, Аделина немедля встала с постели, превозмогая боль, бессилие и головокружение. Схватив корзину в младенцем, она направилась к выходу.

–Вы куда с младенцем, в такой мороз, посреди ночи? – спросила Агафья, не понимая поведения Аделины. Аделина, тем временем не обращая внимания на слова помощницы, открыла входную дверь. В дом подул морозный ветер со снегом.

–Да что ж с вами, Аделина! Совсем одурели! – подбежав к хозяйке, кричала Агафья, пытаясь затащить ее обратно в дом.

–Идите в дом! Вы погубить и себя и ребенка хотите!?

–Не мешайте мне делать то, что я должна сделать! И вы мне не посмеете помешать! Я дала клятву! Я не хочу умирать! – с каменным лицом произнесла Аделина, выйдя на крыльцо заднего двора.

–Что вы собрались делать? Я не понимаю вас! За столько лет службы вам я ничего странного и подобного от вас еще не слышала, не видела и не ожидала! Все что угодно делайте, но только не убивайте ребенка! Прошу вас! Богом молю! – встав на колени перед Аделиной, трепя подол ее окровавленной сорочки, со слезами горечи умоляла ее служанка.

–Вы меня не сможете остановить. Уже поздно. Договор подписан моей кровью, и я не смею поступить иначе. Идите в дом, да приберитесь. Чистота в доме нам не помешает.

–Да что ж вы сделали такого? С кем вы подписали договор!? Какой…? Умоляю вас… Я не смогу это вытерпеть! Я не смогу… Не уб…

–Только посмейте! – стеклянными почерневшими глазами и не своим жестоким голосом начала Аделина, опустив свой взор на умоляющую ее служанку.

– Не забывайте, вы моя верная служанка, и так же замешаны в одном очень интересном дельце. Не забывайте об этом. А коли вас и это не остановит, вы знаете, что я могу с вами сделать. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.

Агафья, испугавшись за свою жизнь, и, не сомневаясь в словах хозяйки, перестала ронять слезы, взяв себя в руки. Она встала на ноги перед своей хозяйкой.

–Если вы сделаете это – я вам больше не служу.

После сказанных слов, протерев слезы на холодных от мороза щеках, Агафья вошла в дом и принялась убирать улики родов.

Аделаида, спустившись на последнюю ступеньку крыльца, на секунду замерла на месте, разглядывая ночное небо и снег, который разносился по деревне холодным ветром. Стоя босиком в одной единственной сорочке и держа в руках корзину с только что родившимся младенцем, она не ощущала ни холода, и не испытывала каких-либо чувств к своему ребенку. Ее лицо не выражало эмоций: оно было каменно-отсутствующим и сосредоточенным. Ребеночек в корзине зашевелился уже явно начиная чувствовать на своем теле холодный воздух. Аделина, поставив корзину на самую последнюю ступеньку, раскрыла верхнюю простыню, оголив полностью тем самым ребенка. Холодные снежинки, которые падали на тело малыша за секунды таяли на еще теплой нежной коже, оставляя после капли воды.

Мать ребенка, напоследок глянув не еще живого ребенка, развернувшись, как будто под гипнозом вошла в дом и всю ночь простояла глядя в окно до рассвета, слыша, как мороз беспощадно забирает жизнь младенца, который беспрерывно звал на помощь своим плачем несколько часов подряд. Ближе к концу его голос стал все тише и реже, пока совсем не замолк. Только ближе к утру – через несколько часов после того как ребенок замолчал, хозяйка вышла к корзине одетая в теплый тулупчик, в валенках и теплом платке. Снова окутав безжизненное, маленькое посиневшее и твердое тельце ребенка в ту же простыню и положив его в пакет, Аделина ушла из дома.

В это ранее утро жители деревни все еще спали сладким сном. В беспросветную темноту была окутана деревня. Лишь белый ковер снега, который лежал ровным красивым слоем на земле, освещал своим светом путь Аделаиды. Она шла, и шла, пока не вышла из населенного пункта в ровное пустынное поле. И она снова шла не чувствуя боли, выпив перед уходом обезболивающий травяной настрой, который наварила накануне. Ее верная служанка Агафья нанесла на ее свежие родовые раны целебную мазь, травы для которой она сама все лето собирала по полям и лесам. Так же, она завязала то самое место в несколько слоев марлей, чтобы раны не раскрылись и не кровоточили во время ее долгого пути. Целый час она шла пешком, преодолевая толстый слой снега под ногами. Аделаида остановилась на минуту перевести дыхание лишь тогда, когда дошла до того самого леса, который славился в ее деревне плохими и дурными слухами. Многие жители деревни боялись ходить в этот небольшой лес, потому что большинство людей, вступившие в земли этого леса, беспросветно пропадали и не возвращались обратно в свои дома.

Вступив в темный и ужасающе тихий лес, Аделаида переступала шаг за шагом, зная, куда можно наступать, а куда не стоит, в целях сохранения своей жизни. Добравшись до нужного места, она остановилась. Молодая мать стояла у края широкого и бездонного колодца – таким он казался на первый взгляд, края которого были закрыты снежным слоем. Мать умершего ребенка, положив корзину рядом с собой и взяв в руки безжизненное холодное тельце, бросила его в темный колодец, не выразив при этом абсолютно никаких эмоций.