Школьное фото На школьном фото на крыльце тесовом Спрессовано десятка три судеб. В сапожках из кирзы, в мундире новом, Я впереди, как на подносе хлеб. Тогда любой денёк был ярче вспышки, Которой нас фотограф ослепил. И сопоставить смотровую вышку С Олимпом – не хватало детских сил. Иначе б знали – кто в бою погибнет, Кто, как Чапай, до нас не доплывёт, А кто при жизни, словно лист, поникнет И в никуда однажды забредёт… Я вырву белый клок из бороды, Как омертвелый куст на склонах дальних. Я до сих пор на фото впереди, Всё тот же школьник слов первоначальных. Зрелость
В поэзии я был солдатом, Как в армии был рядовым. Бил в морду и ругался матом, И думал, что на том стоим. Но мир стоял на русской Вере, Что наполняет небом грудь. Я в троицу другую верил — Авось, Небось да Как-нибудь. Но молодость, как всё, – проходит, И зрелость ей вздыхает вслед… Но всех красавиц и уродин — Дороже сердцу Белый Свет. Но всех сокровищниц и кладов Дороже Родина и Честь! Ну что ж ты, милая, не рада? И ты мне дорога, что есть. Всё дорого и всё любимо: И слякоть в небесах равнин, И слёзы, что текут от дыма, Смывая журавлиный клин. «В пустом лесу трезвонят коростели…» В пустом лесу трезвонят коростели, Медведь берлогу ищет потеплей. Лосиный след, как дырочки свирели, На узенькой тропинке между пней. Душа полна восторга и любви, А сердце одинокое – печали. Не пойте длинных песен, журавли, И не звените райскими ключами. На дно берлоги падает медведь, Как в омут со скалы замшелой камень. Листва темнеет, как от солнца медь, И гаснет по лесам и рощам пламень. «Жизнь покачнулась на весах…» Жизнь покачнулась на весах, Но удержалась. В небесах И на земле вражда бушует, И гаснут звёзды там и тут, Дороги в никуда ведут И речка образ твой ворует… Словно следы от стоп Христа, На глади Контуры лица Вниз по течению мерцают. Звезда, попавшая в глаза, До смерти не прожгла тебя, Лучи глагол твой залатают, Он станет чистым, как роса, Звенящ, как неба полоса. К Отчизне простирая руки, Услышишь звон колоколов, Ужель и он устал от слов — Тот, Кто за Слово принял муки? Сместилась линия весов, Отпали стрелки от часов — Секундная и часовая… Одна минута до утра, А дальше зеркала у рта Вздохнёт, Как бездна мировая. Крушение Дрожь по составу пробежала, Как бы по коже бегуна, И, оттолкнувшись от вокзала, Гонимый силой колеса, Помчался, набирая скорость, Набитый русскими людьми. А я торчал в окне по пояс, Кричал: «Красиво, чёрт возьми!» И взял уродец преисподней, Нарушил ход людских судеб. Откос! Удар! Погибли сотни Беспечно, как Борис и Глеб. Как нитку разорвало рельсу На повороте бытия… Ногтями вырежу я дверцу: – Ну здравствуй, Родина моя! Деревня Заросла лопухом и крапивой, Не найти ни окон, ни дверей. Замутились нечистою силой Озерки, где таскал пескарей. То, что брошено – не безобразно. Значит, я этот вид заслужил. Потому что бездумно и праздно Я отцовскую жизнь доносил. Покаянная ночь бесконечная, За свечой догорает свеча… Лишь поэзия – стерва сердечная, Из-за левого смотрит плеча. Фотография Лесной посёлок. В окнах Кама. И у завалинки втроём — Отец с сестрёнкой, рядом мама, А я сбежал за окоём. Вернуться в круг былой стараюсь, Скользя по жизненному льду… И всё же, сколько ни пытаюсь, В тот объектив не попаду. «В этой деревне уныло…» В этой деревне уныло, Словно никто не живёт. Кто-то тоскует постыло, Кто-то без удержу пьёт. Мучают дети собаку, Землю швыряют в трубу. Баба стирает рубаху, Но неизвестно кому. Редко земель этих житель В тусклом окошке мелькнёт, Тонет у школы учитель, В луже летит самолёт. Что мне заморские страны, Пальмы и жёлтый песок… Тонет учитель. И странно, Что розовеет восток! |
