Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Всё кончилось на широкой пологой вершине довольно высокой сопки. Снега здесь не было — голая щебёнка, поросшая кое-где ягелем. Трение полозьев о грунт сразу многократно усилилось, а олени и так уже сильно устали — наверное, тянули из последних сил. В общем, животные остановились и стали приходить в себя, тяжело поводя боками.

— Ну, что, что ты смеёшься, женщина?! — с обидой в голосе вопросил новоявленный каюр.

— Боятся они тебя, — всхлипнула Луноликая, кое-как успокаиваясь и отирая лицо рукавом меховой рубахи. — Ты же весь собаками пропах!

— Правда, что ли?! — смутился учёный. — А я и не чую...

Из неловкого положения надо было как-то выкручиваться, и Кирилл сделал вид, будто его ужасно интересует окрестный пейзаж. Повод для смены темы разговора он углядел довольно быстро.

— Кто это там? — спросил учёный. — Разве у вас два стада?

— Нет, — ответила женщина, рассматривая далёкий объект. — Это не наши олени. И это не стадо.

— Да? А что же?

— Ну, не знаю... — пожала плечами Луноликая. — Караван, кочевье... Отдыхать остановились. Завтра дальше пойдут — видишь, шатры не ставят, только пологи.

— Вижу... — соврал Кирилл.

Что-то внутри у него ёкнуло, опустилось и перевернулось. Почти как в детстве, когда, не удержавшись, съел лишнюю конфету из коробки, а потом убеждал себя, что он этого не делал. Он почти поверил себе, но бабушка заметила недостачу, и всё встало на свои места. Так и тут: как ни хотелось верить в обратное, но чужая стоянка вдали напомнила — всё это было с ним. Бой в перевальной долине не прочитан в книжке: это он сам — хороший мальчик Кирюша — в упор стрелял картечью в живых людей! И вот она — расплата... А он-то подумал было, что сможет продержаться в этом обледенелом, промороженном мире целых три года! Смешно...

Он ничего не сказал вслух. Просто стоял и смотрел. Низкорослая, толстозадая, отроду не мывшаяся первобытная женщина подошла к нему, коснулась плечом, а потом охватила рукой за талию.

— Тебе страшно, воин? Почему? Это жить трудно, а умирать легко. Давай вместе!

И Кирилл понял (ощутил, почувствовал, воспринял, осознал...), что умереть действительно легко — особенно с ней. Но, чёрт побери, он хочет ЖИТЬ! Он хочет жить: есть, пить, дышать и... любить вот эту женщину!

— Это — не караван и не кочевье, — сказал учёный осипшим вдруг голосом. — Была в нашем каменном стойбище поговорка из жизни животных: «Песец подкрался незаметно... хоть виден был издалека». Очень подходит к данному случаю...

— Ты говоришь чушь, Кир-илл. Скрываешь словами правду — мужчины любят так делать. Не умирай раньше меня, ладно?

— Что, понравился? — как-то отстранённо поинтересовался Кирилл и лишь затем сообразил, что, наверное, хамит, что такого обращения она не заслужила. Он обнял женщину за плечи: — Извини, я о другом думаю.

— О чём ты думаешь, мальчик из каменного стойбища? О чём??

Кирилл ещё не полностью вжился в местный язык и способ мышления, он машинально пытался переводить всё на русский. А оно не переводилось. Он скорее почувствовал, чем понял, что сказала она что-то такое... Или сказала ТАК... В общем, он больше не одинок в этом мире.

Учёный глубоко вдохнул и выдохнул воздух:

— Едем в стойбище, женщина! Надо предупредить людей. Это — враги!

Глава 4

СМЕРТНИК

Хозяин «переднего» шатра, Чаяк и ещё несколько «сильных» мужчин стойбища занимались своим обычным делом: сидели в пологе, что-то ели и пили чуть желтоватый кипяток (сколько же можно вываривать заварку?!). При этом они в 115-й раз слушали рассказ гостя о его приключениях. Кирилл без церемоний решительно сунул голову под шкуру:

— Полундра, таучины! В тундре враги!

— Пол-унда? — заинтересовались воины. — И много её?

— Всем хватит! Короче: большой караван остановился ночевать на Вихлястом ручье!

— О-о, — хором сказали присутствующие и заметно оживились. — Наверное, это пришли мавчувены! Они хотят развеять нашу скуку! Будем с ними сражаться!

— Идиоты! — буркнул Кирилл по-русски и продолжил на местном: — В стойбище две руки воинов, а их там целая толпа! Там наверняка много русских!

Вас же просто перебьют! Подумайте о своих женщинах и детях!

— Мы всегда думаем о них, — солидно заверил один из мужчин. — И знаем, что в смерти они не покинут нас!

Ругаться матом Кирилл умел, но избегал — даже в мужской компании. А вот сейчас ему захотелось вывалить наружу всю словесную гадость, которую хранит память, а потом набить кому-нибудь морду — за бестолковость. Однако порыв свой он пригасил — мог бы и сам догадаться, что реакция будет именно такой.

«Подобная ситуация десятки раз зафиксирована (а сколько раз НЕ зафиксирована?!) в „отписках“ и „скасках“ служилых. Оказавшись в зоне военных действий, небоеспособное туземное население не пыталось укрыться „в лесах“, которых поблизости обычно и не было. Оно сидело в своих „острожках“ или стойбищах и ждало результатов боестолкновения. Если защитники терпели поражение, то женщины преспокойно (или как?!) закалывали своих детей, а потом себя. Так же поступали и уцелевшие воины. Русские, похоже, поощряли такую практику — оставшихся в живых „немирных иноземцев” они заставляли люто завидовать мёртвым».

— Выслушайте меня и поступайте как знаете, — спокойно и властно (откуда что взялось?!) сказал Кирилл. — Спрячьте оружие. Пусть часть мужчин отгонит стадо подальше от стойбища. Но не всё — лишь лучшую половину. Никто ведь не поверит, что у вас совсем нет оленей, правда? Чаяк должен уехать со своим грузом — прямо сейчас. Если враги спросят вас о нём, вы скажете, что прогнали его, потому что он разбойник!

— Что-о?! — дружно вскинулись присутствующие. — Что ты сказал?!

— Я посоветовал вам обмануть врагов! — твёрдо ответил Кирилл. — Разве в этом есть бесчестье?

— Зачем их обманывать? Лучше убить честно!

В общем, препирались они долго — до тех пор, пока Кирилл не понял, что все его доводы — «глас вопиющего в пустыне». Ну, не желают эти люди никого бояться! В конце концов учёный сдался, махнул на всё рукой и отправился к себе в шатёр.

Совместное (пока ещё) имущество хранилось в «холодной» части жилища. Кирилл раскопал в груде вещей две ручные пушки, которые человеку XXI века трудно даже назвать «ружьями». Потом откинул входной клапан, чтоб было светлее, и принялся их рассматривать. Ему мучительно хотелось хоть как-то сориентироваться: где он — в прошлом или в какой-то параллельной реальности? Огнедышащие драконы по небу вроде бы не летают... Вся атрибутика смахивает на далёкое (впрочем, не очень!) прошлое собственной огромной страны. Пусть будет хоть так — лишь бы зацепиться за что-нибудь, обрести точку отсчёта, верх и низ... А стрелковое оружие могло бы служить путеводной нитью! Могло бы, но...

«В русском государстве такими штуками пользовались долго. К тому времени, когда Европа отказалась от них почти полностью, в наших войсках они только-только вытеснили наконец фитильную пищаль. Пётр Первый, как и все великие преобразователи, озаботился перевооружением армии. Примитивная кремнёвка уступила место прогрессивным нарезным и гладкоствольным ружьям с батарейным замком. С тех пор как И. В. Сталин возлюбил Петра Алексеевича, советские историки перестали называть этот замок „немецким” или „нюренбергским“, как бы намекая, что он являлся отечественным изобретением. На самом деле для Европы этот замок был в то время почти архаикой и уже выходил из употребления. У нас же он продержался до второй половины XIX века. Собственно говоря, принцип тот же, только огниво в таком замке соединено с крышкой полки, которая сама поднимается в момент выстрела. В данном случае мы имеем дело с агрегатами „добатарейной“ эпохи. Так что же — это рубеж XVII—XVIII веков?!

А вот фигушки! В Сибири, особенно восточной и северо-восточной, всё происходило с задержкой на добрую сотню лет. Казаки и промышленники за милую душу пользовались старинным оружием (другого не было) и доспехами, которые в европейской части страны давно вышли из употребления. Доспехи с убитых служилых Чаяк, конечно, снял — вон они лежат. Всё это железо позволяет условно датировать эпоху интервалом от середины XVII до середины XIX веков. Почему не позже? Потому что я пока не столкнулся ни с одним предметом американского производства».

22
{"b":"672042","o":1}