Старик сделал шаг назад и чуть пригнулся — как бы поднырнул под чужое оружие. А потом...

Того, который был безоружен, он коротко кольнул в горло. У второго сначала выбил из рук палку — хотел посмотреть, что тот станет делать после этого. Демон вновь поступил не по-человечески — не попросил смерти, как подобает мужчине, а захотел убежать. Гуэркен еле успел дотянуться копьём до его ног и сделать так, чтобы он запнулся и упал. Охотник не стал убивать лежачего — он хотел доставить удовольствие внучке. Поэтому он позволил противнику вскочить на ноги и лишь тогда нанёс удар.

— Какие они страшные, — сказала девочка, помогая деду стаскивать трупы в воду. — Вдруг такой ночью придёт!

— Не ешь много жира перед сном — будешь видеть лёгкие сны, — посоветовал Гуэркен. — Они не придут, потому что убиты моим волшебным копьём.

— Да, я видела! Первый удар называется «клюв гагары», а второй — «мах крыла чайки».

— Правильно! Умница ты у меня! Пойдём теперь посмотрим, от чего ещё отказалось море — вдруг найдётся что-то полезное.

Дед и внучка пробрели вдоль кромки прибоя, привычно поворачиваясь боком к ветру — он был бессилен против их меховых одежд. Примерно через полсотни метров пляж сузился, скалы подступили ближе к воде. Возле них здесь лежал толстенный ствол дерева, выброшенный когда-то штормом.

— Ой, смотри, что я нашла! — вскрикнула Луноликая и подняла маленький, тускло блеснувший предмет на тонкой верёвочке. — Это украшение или амулет?

Гуэркен принял находку в свою заскорузлую ладонь и покачал головой:

— Трудно сказать... Спроси у бабушки, не повредит ли он тебе. Знаешь, я тоже кое-что нашёл!

— Где? Здесь же больше ничего нет!

— Это потому, что у тебя глаза смотрят не в ту сторону. А ты глянь вон туда — где дерево!

После крушения Никитку, конечно, не взяли в лодку — просто спихнули в воду. Он, однако, сумел повиснуть на борту и потом, когда стало не до него, всё-таки забрался внутрь. Только счастье оказалось недолгим — близ берега в воде оказались все. В отличие от большинства взрослых, мальчишка умел плавать и к тому же, пока висел за бортом, остался без обувки и без порток — они просто соскользнули с его тощей задницы. Это, наверное, помогло, но не сильно. Его ударило волной о камни сначала боком, а потом головой. Очнулся он уже на суше и долго блевал противной солёной водой, которая так и не успела согреться в его животе. Потом он увидел двух уцелевших промышленников и уполз за бревно — ничего хорошего от них он не ждал. Так и лежал там, стуча зубами от холода, не зная сам, чего больше хочет — поскорей умереть или согреться.

Из своего укрытия Никитка видел, как пришёл одетый в меха человек и убил сначала Никифора, а потом Алексашку. Мальчишка испытал мстительную радость от гибели своих мучителей, но быстро сообразил, что его тоже убьют, и почти перестал дышать за своим бревном. Он пытался молиться, но в голове его гудело, слова путались, и не было в них ни веры, ни надежды.

Когда двое страшных чужаков направились к нему, Никитка не выдержал — вскочил на ноги и кинулся бежать. Только его прыти хватило шагов на пять-шесть — колени подогнулись, дикая боль пронзила бок. Окружающий мир поехал в сторону, и беглец распластался на холодных камнях.

Гуэркен постоял над неподвижным телом, потом ногой перевернул его на спину и поудобней перехватил копьё.

— Это, наверное, их детёныш, — сказала девочка и присела на корточки. — Смотри, деда, у него и мужское есть — совсем как у человека! Разве у демонов бывает?

— Конечно, — кивнул старый охотник. — Иногда они почти во всём подобны людям — сразу и не отличишь.

Никитка лежал, закрыв глаза, слушал звуки незнакомой речи и пытался не дышать в отчаянной надежде, что его примут за мёртвого. Вдруг что-то легонько коснулось его лица и волос на голове.

— Но он тёплый, деда! И... красивый. А вдруг это человек, только другой?

— Человек? — призадумался Гуэркен. — Вряд ли. Но осторожность не помешает — давай на всякий случай перережем ему горло. Тогда его дух не сможет вредить нам. На, возьми!

На поданный ей сланцевый нож девочка не обратила внимания — она вновь погладила подсохшие Никиткины кудри:

— Какие мягкие! И лицо... Смотри, деда, совсем бледное — не как у нас!

Мальчишка не понял ни слова, но почувствовал, что маленькие тёплые пальцы теребят его немудрёное мужское хозяйство.

— Хи-хи! Деда, а деда! Помнишь, ты обещал подарить мне белого щенка?

— Конечно, помню, Луноликая. Но он ещё сосёт живот своей матери.

— Я больше не хочу щенка! Подари мне вот этого — ведь ты нашёл его!

— Мы нашли его вместе... — слегка растерялся Гуэркен. — Зачем он тебе?

— Хочу! Буду с ним играть!

— Да? Но... Как-то...

— А я хочу! Дай! А то обижусь!

Некоторое время старик молча стоял, опираясь на своё копьё. Он размышлял.

В истории каждого мира бывают узловые точки. Обычно это какое-то мелкое, незначительное на первый взгляд событие или эпизод. Тут всё дело в том, что окончиться он может по-разному, но оба (или больше) исхода абсолютно равновероятны. И в этой точке, начиная с этого момента, тропа истории раздваивается. Возникают как бы два параллельных мира, которые могут развиваться в разном времени. Ничего этого Гуэркен, конечно, не знал. Он просто выбирал оптимальное решение. И выбрал.

— Что ж, значит, мне придётся пережить горькие дни, пока ты не простишь старика, — вздохнул охотник. — Нельзя оставлять его здесь. Море может обидеться на людей, а это очень опасно.

— Ну, деда!!

— Я люблю тебя, девочка, но нельзя подвергать людей опасности ради твоей прихоти. Ты уже не маленькая и должна учиться отказывать себе в некоторых удовольствиях.

— Всё, я обиделась!

— И напрасно! — сказал Гуэркен, прикидывая, куда лучше ударить — в грудь или в шею.

Рука старого охотника не дрогнула, и мальчишка умер почти мгновенно. Его личная вселенная перестала существовать, а мир, в котором он мучился недолгие свои годы, остался. В нём живём и мы с вами.

Но при этом возникла ещё одна реальность, в которой итог размышлений старика был иным. Он слишком сильно любил внучку, а потому вздохнул и сказал:

— Ладно! Давай сделаем так: мы дадим ему человеческую еду и питьё. Если он сможет принимать это, то останется с нами и будет твоим рабом, игрушкой. Если же откажется, мы вернём его морю, и ты не будешь обижаться на деда!

— Давай, давай! — обрадовалась девочка.

— Эй, ты! — Гуэркен слегка потыкал древком в рёбра мальчишке. — Вставай, хватит лежать!

Когда они добрались до начала тропы, девочка, шедшая последней, дёрнула Никитку за подол мокрой рубахи. Он оглянулся и увидел протянутую ему ладошку:

— На, возьми!

— Благодарствую, — буркнул мальчишка и забрал свой нательный крестик.

В тот день Никитка впервые в жизни узнал, что такое быть сытым. Он глотал что-то жёсткое, скользкое, волокнистое и вонючее, пил какую-то тёплую зеленоватую бурду. Впрочем, до вкуса, цвета и запаха дела ему не было. Потом его чуть не стошнило, но он подумал, что больше кормить не будут, и удержался. О том, что это спасло ему жизнь, он узнал лишь много лет спустя. Засыпая поздно вечером, мальчишка с изумлением понял, что с тех пор, как оказался на этом берегу, его никто ни разу не ударил!

Впрочем, в будущем Никиту ждало немало пинков и оплеух, но все вместе они не шли ни в какое сравнение с тем, что он пережил раньше — таучины относились к своим рабам несколько иначе, чем русские хозяева к холопам. Что же до коча... Никто, конечно, не попытался найти и спасти потерпевших крушение — ни в нашей, ни в иной реальности. Морских экспедиций вокруг Полуострова «на свой страх и риск» в том веке предпринималось немало. Единицы уцелели и даже обогатились, но большинство просто сгинуло, не оставив следа ни в памяти людской, ни в документах.