— Прости…

Получала! — расшифровал я вспышку вины. Что и требовалось доказать.

"А обычный парикмахер никому не нужен нахер" — всплыла строчка из песни. Кто я, и кто она? Даже обиды не появилось.

— Очень рад, — еще раз сказал девушке, — Прекрасно выглядишь. Даже красивее стала!

Обогнув застывшую фигуру, пустился дальше, услышав за спиной шипение почти на грани слышимости:

— Напрасно клеишься, он не спит с подчиненными!

— Сами-то!

— А мы исключение!

— Посмотрим!

В кабинет Ван-Димыча следующие хвостом Зайки сунуться не рискнули.

На пороге немного замешкался, к этой встрече я все еще был не готов.

— Миша! Золотой мой! — шагнул ко мне профессор.

И все стало на свои места.

— У вас опять все стоит? — улыбнулся, выбравшись из объятий.

— Хуже, повисло! — в тон мне усмехнулся шеф.

— Будем лечить?

— Будем.

А дальше впору было хвататься за голову! Проф — он гений и даже администратор толковый, что не всегда уживается с талантом. Но новое начальство (мне так и не сказали, от чьего имени распоряжались здесь неизвестные личности, исчезнувшие несколько дней назад) поставило задачу — удешевить производство девяток. Задача, не спорю, правильная — один работающий экз стоил дороже двух самолетов, но ебать-копать! Не за счет же работоспособности!

Все девятки, введенные в строй за мое отсутствие, в качестве вооружения имели по "Модесту" (хорошая машинка, но, сцуко, тяжелая!), броню вернули ветошкинскую (то есть опять же тяжелую), а движкам целенаправленно снизили мощность! Иначе, чем вредительством, модернизации назвать не могу! При полном обвесе в новых девятках народ едва шагал, и среди пилотов уже имелись три потери, связанные с неповоротливостью — трудно водить стволом, если ты едва его удерживаешь!

— Переходить на "Модесты" нам придется! — расстроил Ван-Димыча, — Это пожелание сверху, которое проигнорировать не удастся. Ни одного "Стагнера" нам больше не закажут.

— Плохо!

— Не очень. Смотрите, даже в стандартном мы можем выкинуть кое-какие детали.

— Миша, вооружением наше бюро не занимается.

— Иван Дмитриевич, вы же видите — если не мы, то кто?

Вдвоем мы с ним склонились над чертежами, потом к нам присоединился залетевший поздороваться Макс, и просидели так почти до самого полудня.

— Итицкая сила! — глянул на часы, — Я же к пилотам хотел до обеда зайти!

— Тогда вам надо в казарму, здесь они появляются только после трех.

— А что они в казарме делают?

— Живут, — лаконично просветил шеф.

— Та-а-а-к…

Когда-то проф одобрял казарму как меру воспитания для самого первого немного обнаглевшего набора. В принципе, я и сейчас был не против казармы для тех, кто только начинает обучаться. Но жить в общей казарме действующим пилотам? Подрываться на ночные учебные тревоги, проводимые как минимум раз в две недели? Тратить драгоценное время на подметание плаца?! А потом, не выспавшись, на окно?

— А до скольки они тренируются? С трех и до?..

— До пяти. По две четверки каждый день, — ответил мне профессор.

— Итицкая сила, невъебический пиздец! Извините, шеф, нормальных слов нет.

— Я пытался донести до нового руководства, что пилотам нужны постоянные тренировки, но мне указали на их стоимость. А потом… потом указали, что мое вмешательство во все кроме механической части… неуместно.

— Все изменится, шеф, вот увидите! — пообещал я.

Высокий серый забор с колючей проволокой вдоль казарм навевал тоску. Мы тут и так заперты, зачем законопачивать пилотов еще глубже? На входе опять наткнулся на знакомого.

— С кем нужно переспать, чтобы получить вторую такую штучку на грудь? — пожимая руку, Борис Сударев указал на планку второй "Звезды".

— Заебать Войну до смерти.

— Так ты вроде этим и живешь?

— Скажем так, я в тот день был не на работе.

— Заинтриговал. Зайдешь? Посидим? — щелчком по горлу капитан показал, как мы будем сидеть.

— На неделе — обязательно. А пока прости — в делах по яйца!

— Твоих здорово прижали, — проницательно отметил Борис.

— Разберемся! Пропустишь?

— У кого спросил бы пропуск, но тебе — добро пожаловать! Драк только не устраивай! И скажи спасибо, что все, кто тогда участвовал, уже списались на гражданку!

— Пропуск есть, — показал Борису нужный документ. Дружба дружбой, а так ему будет спокойнее, — А драка, как получится. Очень, знаешь ли, хочется на ком-то зло сорвать! Меньше года не было, а тут все…

— Дежурная! — гаркнул через плечо за спину Сударев, — Проводи капитана Лосяцкого к его роте.

Рота… двадцать человек, сиротливо занимавших четверть огромного помещения, даже на взвод не тянули.

— Рота, стройсь! — заорал подорвавшийся при виде меня Квадрат — Юрка Юрьев.

Народ нехотя побросал свои занятия и выстроился вдоль коек. Некоторые смотрели на меня безучастно, а у знакомых по прошлой зиме радостно вспыхивали глаза.

— Смирна! Господин капитан, отдельная рота Специального полка имперской службы безопасности построена! — отрапортовал лейтенант.

— Здравия желаю!

— Здравия желаем, господин капитан, — рявкнул сводный хор глоток.

— Вольно! Разойтись! — распустил народ, — Ну, иди сюда, лихо одноногое! — полез обниматься с Квадратом.

Я на Юрку, а на меня поверх спины бросилось несколько девчонок. Образовалась куча-мала.

— Просил же — без драк! — простонал от входа Сударев.

Ответом ему был дружный хохот с пола.

— А ты почему здесь? Я думал, офицеров из общаги не турнули?

— Где моя тройка, там я, — просто ответил Юрка, выведя меня на солнышко. В Питере, когда улетали, вовсю хлестал холодный дождь, а здесь даже свежая травка кое-где успела проклюнуться.

— Зайки такой принципиальностью не страдают, — заметил я, глядя, как он затягивается сигаретой. Свое недовольство придержал при себе — успеется еще!

— Иголкин тоже. Это мое решение.

— С жильем будем думать. Как вы тут? — мнение Заек я уже услышал, теперь мне требовалось мнение Квадрата, потом и у Андрея Иголкина не погнушаюсь спросить.

— Без вас…

— Давай пока наедине по-старому! — перебил его я.

— Без тебя обучение буксует, — покладисто вернулся к обращению на "ты" Квадрат, — Новое пополнение почти ничего не умеет. И тут неясно — то ли мы такие плохие учителя, то ли тренировок не хватает. Нас-то, я помню, ты по полдня гонял, а этим два раза в неделю в экзе походить удается. Про побегать — я уже молчу, а про попрыгать даже не заикаюсь. Пока стоят и стреляют — хватает, чуть пойдет заруба — режут их как кроликов. Сташкова с Прилепиной даже отмахнуться не смогли толком. Дошло до того, что на последние окна только старичков выставляют — у нас экзы старого образца, мы, если что, попрыгать сможем. Но износ… а новые движки уже урезанными будут. Знаешь, этих бы рационализаторов… усадить бы похоронки писать!

— На окна часто дергают?

— Два-три раза в месяц, в основном на удаленные ездим. Пару раз даже без тревожных частей. С одной стороны вроде как ответственности меньше, а с другой — проиграешь и однозначно всё, с концами, шансов ноль, вертушка никого ждать не будет. Оптимизма не добавляет. У нас, когда с тобой ходили, постоянно злой кураж был, не поверишь, я даже ждал, когда меня на окно вызовут! А сейчас… уныние какое-то. Новенькие в глаза говорят: "Вам хорошо, у вас девятки нормальные, а нас сюда на мясо прислали!"

— На неделю полный мораторий на вылеты, если, конечно, в самом Муромцево окно не откроется! Тьфу-тьфу-тьфу! — тут же постучал по подвернувшейся под руку березе, — С Ван-Димычем поколдуем над машинками. Мою-то, не знаешь? На запчасти не разобрали?

— Хотели! Но ты разве не знаешь, что твою девятку Воронин на собственные средства сделал?