Воскресенье мы все встречали как на иголках — из великой пятерки кланов только Мехтель не присоединились к ультиматуму, многозначительным молчанием гарантируя полное выполнение взятых по государственному договору обязательств. Из кланов помельче вассальные клятвы собиралось исполнять только семеро — Гагаевы, в чем-то родственные Левиным, тоже вдруг решились половить рыбку в мутной воде. Таким образом, количество воюющих всадниц уменьшилось до двух тысяч, а то и полутора — "честные" кланы тоже несли потери, начиная с апреля.

У тварей забастовку никто не объявлял, они по-прежнему трудились ударными методами.

Коморины на дежурство не вышли.

— Ну, вот и пошла потеха! — объявил я лейтенантам, положив трубку на аппарат, и перечислив назначения, — Списки четверок все знают. Что делать — тоже. Темноты не ждать, на стоны тревожников не вестись — к ночи вы все должны вернуться. Ничего у чужих не есть и не пить! Не трахаться!!! — Все четверо страдальчески возвели очи горе, высказывая отношение к моему очередному напоминанию, — Самим пока не лезть, только контролировать. Во время поединка стоять не ближе ста метров, резервной четверке — уехать сразу же, как определится основная. Да что я вам говорю! — подорвался с места и обнял всех по очереди, даже Иголкина, — Вернитесь, ребята! Ни пуха, ни пера!

— Иди к черту! — с удовольствием послали меня уже заинструктированные с утра офицеры.

— Странно, я думала, ты назначишь себя на один из сегодняшних выходов, — произнесла Забелина, едва стихли шаги за дверью, — Уже приготовилась останавливать.

— Не забывай: рассвело везде, но четыре часа я отвожу на нежданчики, где надо будет действовать в режиме нехватки времени.

— Побойся бога, Миша! Уже четыре окна!

— Мы с тобой прекрасно понимаем, что кланы что-то знают. Иначе их ультиматум гроша ломаного не стоит.

— Провидец хренов! — спустя два часа сердито произнесла она, врываясь на тренировку, — Окно в Москве, заметили только сейчас!

— Ярославцев, Коваль, Утка! На выход! Резервные — Коваль, Угорина, Батина и Самохвалова! — перечислил я фамилии, — Сударев с тобой? — спросил у еще не отдышавшейся после забега Людмилы.

— Да, сейчас начнут погрузку.

— Что делать, если объявится еще одно окно? — спросила Маздеева, провожая до аэродрома.

— В зависимости от места развернешь мой или Варин самолет. Я бы и сейчас не полетел, но окно в Москве после Питера станет знаковым. Сообщи наверх, пусть в Питере тоже все окраины как следует осмотрят. Наше зажратое ПОО как не работало толком, так и не работает! Вечно им пятна на Солнце мешают!

— Сообщу.

До "Аннушки" я еще считал окна, после перестал. Если до выставленного кланами ультиматума они возникали по три-четыре в день, то теперь — по пять-шесть. От самолетов тошнило: меня пока морально, а кое-кого по настоящему — у двоих бойцов обнаружилась высотная болезнь. Еще тошнило от запаха пороха и скармливаемых нам лекарств — одни витамины мы жрали горстями.

Пилюли от беременности уже совали всем пилотессам, невзирая на сопротивление. Впрочем, при той ебле, что одолела весь состав на фоне постоянного стресса, мера предосторожности не казалась мне лишней. И все равно еще две девчонки из старого состава умудрились залететь. Забелинские птенцы ушли трясти поставщиков, которыми оказались ничего не подозревающие Новоросские. Разразившийся скандал не дошел до широкой общественности, но оскорбленные держатели имперской фармацевтики чуть не расторгли государственный договор, после чего Руслану Евгеньевну мягко притормозили. Следствие заглохло.

У нас с Натали наоборот все затихло — кроватка под нами с июля не колыхнулась ни разу. На работу я приходил вместе с жаворонком Ворониным и позже всех с нее возвращался, частенько вообще ночуя на составленных в кабинете стульях. После трех недель добрый шеф приволок мне откуда-то раскладушку, на которую я плохо помещался в длину, но это было лучше, чем на жестких сиденьях. Отсыпался исключительно в самолетах. Несколько раз Маздеева с Забелиным насильно оставляли меня в Муромцево, отправляя на окна других командиров.

Радовало то, что светало все позже и позже, давая дополнительные минуты на сон. Не радовало, что и темнело все раньше и раньше, оставляя нам меньше времени на раскачку.

Первого сентября случилась первая потеря и сразу двойная. У Оли Огриной в начале поединка заклинил пулемет. Нет, чтобы сразу же его бросить, она решила зачем-то посмотреть в стволы. Жать на гашетку она при этом не перестала. Ее товарищи, деморализованные случившимся идиотским самоубийством, вместо того, чтобы продолжать поливать огнем тварей, столпились у ее тела, забив на всадников. Как итог — окно они схлопнули, но только потому, что Раздора подорвали гранатой. Глада с трудом зарезали сообща, разменяв на него жизнь Ивана Анидова. Оставшейся двойке крупно повезло, что Война с Чумой на сей раз смылись сразу после двух потерь. Двое убитых, одна раненая. Четыре ушатанных в хлам машины. Сорок минут ора от Забелиной. Три дня покадрового разбора записи поединка, надеюсь, навсегда отучили всех остальных отвлекаться во время боя.

И вот как писать письмо ее семье, если я едва помнил эту Ольгу?! Девчонка и девчонка! За все время всего один раз попалась патрулям в неприличном виде. На фоне других злостных нарушителей — просто праведница! И что писать?! Что дура, и погибла по-дурацки?!! Да нахуй им эта правда?!! И то, что Ивана я знал чуть лучше, и погиб он не просто так, не делало миссию легче!

— Что это? — спросил у поставившей мне под нос стакан Юльки.

— Успокоительное, — ответила мне жена друга, вернувшаяся до отпуска по родам на работу в больницу. Уже не старшей медсестрой — ее место давно было занято другой женщиной, но Кудымову поставили на прямую работу с нами, дав ей власти немногим меньше, чем у нее было раньше.

— Зачем?

— Мишечка! — вдруг обняла меня она, прижимаясь животом к спине. Запертый в ее теле Максов мелкий не преминул возможностью пнуть будущего крестного, — На тебя же смотреть больно!

— Ну, хорошо! — не стал перечить медсестре, выпив прозрачную жидкость залпом, — Итицкая сила, что это?! — с трудом отдышался после питья.

— Медицинский спирт! — спокойно констатировала Юля, — Тебе нужно поспать!

Обычно меня не так бьет, но тут вырубило наповал.

— Можно, я возьму? — указала Юлька на коробку с личными вещами Огриной.

— Что? — спросил, с трудом преодолевая желание прилечь.

— Вот, — на свет появилась уже знакомая коробка с таблетками.

— А тебе зачем?.. А, опять раздашь?.. Бери, вряд ли ее семье они пригодятся… — со стула я не сваливался исключительно потому, что крепко держался за стол.

— Вот так, вот так… — шептала Юля, осторожно подводя меня к раскладушке. Смутно помню, как в дверях мелькнула кривящая морду Натка, как откуда-то появилась Краснова… Очнулся ночью от того, что рвало. Добежать до туалета не сумел, избавившись от содержимого желудка в урну для бумаг. Так и провел остаток ночи в обнимку с вонючим ведром, едва оклемавшись к утреннему звонку Забелиной, и с трудом дотянув до конца дня. С алкоголем, похоже, пока придется завязывать!

Мне бы вечером улечься, но непонятно зачем потащился на могилу к Алексею. Идеальный слушатель, чтобы поплакаться! Не перебивает, не возражает…

— Извини, сегодня даже без коньяка!

"Да и похуй!"

— Зато сигарет принес!

Днем бессовестно воспользовался положением, выбив из Квадрата две сигареты с коробком. Одну просто пристроил под крестом, одну раскурил, чтобы тлела, положив рядом. Черт его знает, как покойнику удобнее!

"Спасибо"

— Как оно там?

Алексей начал мне что-то тихо рассказывать, но от затяжки и от дыма меня снова затошнило, выворачивая под ноги желтой пеной.