Пусть выразился он почти неслышным радостным восклицанием и улыбкой, а не так, как обычно его изображают те идиоты с деревни, но всё же.

Гордость в глазах Иккинга была лучшей наградой.

Но стоило им присесть передохнуть, как радостное выражение ушло с лица девушки, уступив место привычной ей печали.

— С завтрашнего дня начнутся уроки в академии, — сказала вдруг Мира, вспомнив недельной давности слова Плеваки об уроках драконоборцев. — Как мне там учиться? Я вообще здесь лишняя…

— Так полетели на Чёрный остров, — предложил будничным тоном Иккинг, но в глазах его так и плясали лукавые огоньки. — Тебя, вроде, здесь ничего не держит!

— Не держит, — улыбнулась Мира в ответ.

Неожиданно, из самой глубины е души пришло неожиданное осознание того, что, как оказалось, за неё давно уж всё решили, и к мыли покинуть Олух её все эти дни так планомерно подталкивали, что не задать сей вопрос она просто не могла.

И ведь, паршивец, сделал всё так, словно он только помощь предложил, а она сама всё решила.

Гений, однако.

Парень невозмутимо откуда-то достал деревянный гребень, расплёл её измочаленную косу и стал расчёсывать рассыпавшиеся по плечам чёрные локоны.

И ведь опять — даже не спросил разрешения.

А оно ему нужно?

Но кидаться с кулаками и обвинять друга в чём бы то ни было девушка не стала, а лишь взяла на заметку — ей будет не легко, ведь пусть парень и давал ей видимость выбора, по факту он решал всё сам.

Вдруг девушка ощутила чьё-то дыхание у себя на щеке, но всё равно не стала отрываться от созерцания облаков, подкрашенные закатным солнцем.

Но сердце предательски затрепетало.

— Я сам разберусь со Стоиком — тебе не придётся сбегать, — сказал вдруг Иккинг, положив гребень и став заплетать волосы обратно в косу. — Он сам тебя отпустит и благословит даже.

От того, что парень назвал своего отца по имени, стало не по себе.

Жутко.

Да, это не её застенчивый друг из детства.

И пусть она наконец позволит себе плыть по течению!

***

Что же, предчувствия девушку не подвели, и рано утром она встала с равнодушным, отстранённым осознанием того, что с сегодняшнего дня начинались занятия у молодых драконоборцев.

В принципе, Мира была не против этих уроков в плане того, что эта разрушительная компания были при деле и не пыталась ей мешать заниматься своими делами.

Однако был у этого и негативный момент — она тоже была «при деле».

Из-за занятий она теперь должна была проводить меньше времени с Иккингом и это ей категорически не нравилось.

Вообще, по-хорошему, такие занятия надо было проводить с тех пор, как ребятишкам исполнялось лет четырнадцать, а не ждать так долго, но, здраво рассудив, можно было понять, почему всё было именно так.

Ведь с момента первого проявления Дара у ребёнка и до самого этого момента (когда они учились сражаться конкретно с драконами на конкретных примерах) их учили родители пользоваться этим самым Даром, а без умения контролировать свои способности делать на Арене нечего было.

А серый камень скал был непривычно скользким, покрытым лужами из-за недавнего дождя.

В воздухе витала свежесть, но было слишком сыро.

Остальные ребята обычно ёжились от такой погоды, а она Мире она была в радость — когда все сидели дома или не выходили со двора, ей никто не мешал.

Сегодня это не работало.

Как жаль.

Комментарий к Глава 5

Мира и Иккинг (присели отдохнуть):

https://vk.com/club147969315?w=wall-147969315_145%2Fall

Обнимашки:

https://vk.com/club147969315?w=wall-147969315_139%2Fall

========== Глава 6 ==========

Сегодня первый урок в школе драконоборцев.

Какая нелепость.

Зачем она вообще была нужна, если многие техники боя разным магам просто не подходили, а собственный дар обуздать могли помочь только родители, или иные родственники обучаемого?

Аскель сомневался, что эти знания дадут ему что-то, особенно учитывая то, что он и так был лучшим воином их поколения, по его собственному скромному мнению.

А тратить своё драгоценное время… ему было просто жаль.

Своё время он ценил.

Впрочем, выбора у него, вообще-то, не было — против приказа вождя идти было глупо и недальновидно, а любую глупость Аскель презирал, ведь она — слабость.

Оставалось только смириться.

Так или иначе, он в любом случае будет лучшим из всех, самым сильным и самым искусным, ведь среди своих ровесников он не видел равных себе, все они были слишком легкомысленными, слишком самоуверенными и самовлюблёнными в большинстве своём.

Все, кроме Миры.

Но она — отдельная категория.

Странная она.

Необыкновенная.

После того случая в лесу, когда Аскель наконец-то понял, с кем по незнанию, или наоборот, по знанию случайно ли или нет, связалась девушка, он её больше не видел, довольствуясь скупыми словами о том, что она в порядке, жива и скоро, надеялся тогда Плевака, придёт в себя.

Но в день, когда Мира очнулась, то есть, получается, вчера, она, нагло игнорируя здравый смысл, опять сбежала в лес к своему ручному монстру, который, наверняка, был только рад.

И Аскель не успел, да и, если честно, не пожелал следить за ней в очередной раз — мерзко это было, не по-человечески.

Не честно.

Мира сама выбрала, как ей жить, и ведь она даже никому ни о чём не врала.

Просто молчала.

А они и не спрашивали…

Аскель отказывался признаваться даже самому себе — в первую очередь самому себе! — что какое-то странное, жгучее, сжигающее даже, так похожее на гнев и в то же время на обиду чувство поднималось в его, как ему казалось, давно на сквозь промёрзшей душе, и от этого становилось ещё паршивее.

Ревность.

Он ревновал Миру, её внимание…

И это было глупо.

Так глупо, что Аскель несколько сосен разнёс в щепки своей секирой во время тренировок в лесу, в безуспешных попытках привести мысли в порядок.

Желание видеть почти идеал рядом с собой уничтожало его.

Как и желание стереть в пыль это «почти».

Ведь ещё совсем чуть-чуть некоторые моменты подправить, и Мира была бы иконой того, какой могла бы быть вообще девушка по мнению Аскеля.

Впрочем, его мнение уж точно никого не интересовало, особенно саму Миру, которая невозмутимо и равнодушно продолжала делать то, что хотела сама, не ориентируясь на других и не ожидая чужого одобрения, потому что знала — всем было плевать.

Всем.

Всегда.

Вдруг Аскеля из размышлений вывело ощущение чужого, направленного на него взгляда, недоброго, прожигавшего насквозь, и это было жутковато.

Чужое внимание напрягало.

Он резко обернулся на смотревшегося и неожиданно для самого себя наткнулся на недовольный взгляд пронзительно-жёлтых глаз Миры, и это даже заставило его смутиться.

Жёлтых?

С каких пор её глаза стали жёлтыми, если они всегда были янтарными?!

— А она что здесь делает? — не дала ему закончить мысль эта назойливая муха, которую было всеми принято именовать Сморкалой Йоргенсон.

Девчонка вся некрасиво покраснела от возмущения, указывая полноватым коротким пальцем в сторону Миры, даже не обратившей внимания на распинавшуюся перед ней племянницу вождя.

Это даже позабавило Аскеля.

Однако, это лишь ненадолго сбило Хофферсона с недодуманной им мысли, к которой он всё же вернулся, дабы закрыть этот вопрос.

Иначе он просто не мог.

Причины изменения у Миры глаз были парню не известны, и он решил учитывать все вероятности вплоть до того, что ему банально показалось, но надежды на то было мало.

Слишком мало.

Катастрофически.

Однако, что ему было известно про людей с драконьими глазами? Ничего по сути, не считая недавнего рассказа Стоика о Сыне Луны, который, говорят, на мир смотрел глазами Фурий.

Погодите-ка…

Сына Луны.

Мира.

Нападение.

Исцеление…

То, что эти моменты были взаимосвязаны, Аскель понимал с самого начала, но раньше просто не придавал им такого значения и не выстраивал всё в такую цепочку, благодаря которой многое, если не всё, становилось понятным.