Десять лет её сиротства.

Длинные черные волосы были собраны в тугую, даже слишком тугую косу, в которую оказались вплетены крепкие нити с металлическими кольцами, делавшими её достаточно тяжёлой.

И горе тем, кого постигнет удар такой косы — на последних сантиметрах к кольцам крепились острые шипы.

Медовые глаза устремлены были вдаль, куда Ночная Фурия унесла её единственного друга.

Это была Мира.

Девушка очень изменилась за минувшие годы, не просто повзрослев — став совершенно другим человеком.

Да и как иначе.

Она была далеко не единственной сиротой, но только ни одна из семей не согласилась взять на воспитание.

Но согласился Плевака.

Мужчина с болью вспоминал о своем подмастерье, да и родителей девочки он знал хорошо — ровесники же, когда-то сами вместе гоняли кур и собак по деревне.

И теперь, как родную дочь воспитал, обучил и поручал, порою, ей ответственные задания — пригляд за юными подмастерьями кузнеца.

От жизнерадостной девочки не осталось и следа, но она все равно соглашалась.

И помогала.

Не печаль — равнодушие было на ее лице большую часть времени.

И именно это пугало Плеваку.

Сверстники часто дразнили девушку, просто потому что могли, просто потому что она никогда не пыталась тянуться к ним в компанию.

Взрослые не пытались мешать своим детям, пусть и не совсем поощряли их действия.

Ведь это — нормально.

Ведь в их мире выживали только сильнейшие.

И вот опять.

Снова попытки задеть за живое просто из любопытства, желание применить боль, душевную боль — самую сильную из существовавших, напоминаниями об её ошибках, о родителях и погибшем лучшем друге.

Но это было пустой тратой времени, ведь результата, которого они ждали, могли бы достичь пару лет назад, но теперь этого им не видать — все закаменело внутри у Миры, все замерзло.

Душа ее замерзла.

И ей больше не больно.

Просто чувствовать стало трудно — испытывать хоть какие-то эмоции, и именно это стало причиной её вечного равнодушия.

Она просто не могла иначе — не получалось, ведь сломалось в ней что-то несколько лет назад. Что-то отвечавшее за чувства и красочность мира.

Хотя, красоту она видела.

Восхищалась ей, но уже спокойно, привычно.

Без восторга.

Ветер бил Мире в лицо. Такой свежий и холодный, почти обжигающий… Девушка не слышала, что говорили её обидчики, ведь их голос был надёжно заглушён песней бушевавших потоков.

В их народе, как и в любом ином, у каждого человека был свой особый дар. Более или менее значимый в глазах племени, но — у всех. Кто-то мог управлять пламенем, кто-то мог похвастаться абсолютной памятью или идеальным слухом, кто-то понимал язык зверей и птиц, пусть их разум и был донельзя примитивен, кто-то даже мог лечить неизлечимые болезни…

Все Одаренные, так называемые маги, делились на два класса: стихийных и не стихийных. К первым относились люди с даром одного из главных элементов — огня, воды, земли или воздуха. Ну, а все остальные, соответственно, — не стихийные.

На их, во всех отношениях, чудесном острове был всего один маг воздуха — Мира.

Она открыла это в себе уже достаточно давно, но ото всех, конечно же, скрывала — лучше уж все будут считать её ущербной, или слишком слабой, чем знать её истину силу.

Многие считали дар покорения воздуха слабым, мол «что нам может сделать ветерок?».

Но это — ошибка.

Воздух — дыхание, а следовательно — жизнь.

Достаточно сильный Маг Воздуха, достигший звания Мастера, мог единолично убить целую армию.

Мира знала, что, помимо прочего, ей под силу было создать ураган, заставить разразиться такую бурю, от которой никому бы не было спасения.

А ещё — могла летать.

Пусть недолго и невысоко.

Ветер — её стихия, равнодушная к мольбам и похвалам, мощная, неотвратимая и, порою, наоборот — незаметная.

И она была рада, что стала именно магом воздуха.

Послышался глас разума в виде оборвавшего глумления над не обращающей на то внимание Мирой Аскеля, заставившего свою компанию замолчать всего парой слов.

А девушка лишь усмехнулась и сделала шаг вперёд.

Ветер…

Чудесная песня ветра!

Кто-то закричал. Кажется, это были те самые ребята, а она лишь смеялась!

Тихо, глубоко внутри себя, но ощущение разверзшейся под ней воздушной бездны, целого бескрайнего океана, окрыляло, заставляя безмолвно кричать от восторга.

Это миг.

А потом — все как всегда.

Падала она медленно, словно перо, и их, ребят, наверное, именно это и пугало.

Когда до земли оставалось всего несколько метров, не больше десятка, девушка создала под собой воздушную подушку, которая окончательно погасила скорость падения.

— Как ты это сделала? — раздался ошарашенный голос Аскеля.

Мира окинула его непроницаемым взглядом и, резко развернувшись, ушла в сторону деревни.

***

Аскель недовольно посмотрел на девушку, которая, по его наблюдениям, уже далеко не в первый раз проделывала подобные трюки.

Парень вздохнул и молча покачал головой.

Ребята галдели, но их голоса сливались в один монотонный гул, раздававшийся словно сквозь толщу воды.

Зачем было вслушиваться?

Смысл их слов он знал и так, и был он Аскелю едва ли интересен.

Всегда — одно и то же.

Вместо этого парень рассматривал лица ребят, размышляя о каждом из них, об их судьбе, пытаясь понять, что же сделало их такими жестокими.

Всех.

И он не был исключением.

Сморкала Йоргенсон была, по мнению самой девушки, наиболее примечательной частью из компании.

В свои шестнадцать лет она, юная племянница вождя, уже славилась в деревне своими показными кровожадностью и жестокостью, своими себялюбием и постоянным самолюбованием.

Черные волосы, густые, но тусклые и пушистые, всегда примятые гордо носимым шлемом с завитыми бараньими рогами, едва доставали ей до плеч.

Серые глаза смотрели на всех всегда насмешливо и высокомерно.

Она вся такою была.

Приземистая, мощная, но не лишённая хорошей фигуры, она тоже не была идеалом красоты, но на фоне той же Миры, худой как спичка, выигрывала количеством мышечной массы, что не мешало ей мнить себя чуть ли не валькирией

Впрочем, подобный характер был свойственен всем магам огня — их стихия сама по себе предполагала агрессию.

Другое дело — уже личным выбором было, куда ее направить.

Эта бессовестная девица уже год как пыталась окольцевать его, Аскеля, завидного жениха, да и просто хорошего воина из хорошей семьи.

Безуспешно, конечно.

После гибели (именно так называют это все люди, ведь выжить у него шансов не было) Иккинга, младший брат Сморкалы, Синдри, был усыновлен Стоиком и стал Наследником острова, что сильно бесило девушку.

Ведь — не она.

Но у неё шансов унаследовать Олух не было никаких — власть передавалась исключительно по мужской линии, и максимум что её ждало — стать женой какого-нибудь вождя, что и так было маловероятно, ведь, опять-таки, дочерью правителя она не была, пусть и состояла с ним в родстве.

Может, потому и пыталась привлечь внимание Аскеля?

Следующим, на кого пал взгляд Аскеля, был Рыбьеног Ингерман.

Поговаривали, что его род был боковой ветвью клана Охотников на драконов, достаточно известного в своих кругах, но в определённый момент эта часть Ингерманов просто решила, что кочевая жизнь не для них и осела в тогда ещё молодом поселении острова Олух.

Рослый и широкоплечий, Рыбьеног мог воплощать собой идеал викинга, если бы не некоторая сутулость и миролюбие.

Короткие светлые волосы, пара пядей которых были заплетены в косички, в сочетании с зелёными глазами

Парень к своим восемнадцати годам был типичным представителем своего рода — умным и начитанным.

С одним только «но»…

Перечитав по меньшей мере четверть олуховской библиотеки, он, обладатель воистину феноменальной памяти, выучил многие книги буквально наизусть, однако вызубрить и понять суть есть понятия совершенно разные.