Да, этот Иккинг, Сын Луны — не её растрёпанный и застенчивый друг из детства, нежно лелеемое воспоминание — он живой, из крови и плоти, он дышал, думал и улыбался.
Он жил.
Он был.
А каким он стал — уже неважно.
Она примет его любым, и даже таким, каким он теперь стал.
— Тебе не пора домой? — вдруг забеспокоился Иккинг, повернув своё бледное лицо к девушке, опять слишком глубоко ушедшей в собственные мысли и потерявшейся в них.
Эту неожиданную черту в обновлённой своей подруге парень заметил почти сразу.
Стоило ей задуматься — и она пропадала для всего мира.
— Наверное… Но так не хочется уходить… — ответила та, отрываясь от созерцания неба и поворачиваясь, наконец, к собеседнику.
И Иккинг чувствовал — ей с трудом давалось даже такое откровение, даже столь незначительные слова, и это в коей-то степени расстраивало его. И не потому, что она не желала открыться своему вновь обретённому другу, это здесь вообще было едва ли причём.
Он был недоволен тем, что ей вообще пришлось так закрыться.
Он чувствовал свою вину в этом — он настолько увлёкся делами Чёрного Острова, настолько погрузился в его развитие и защиту, что позабыл не просто о своих друзьях — о себе.
Если бы он ещё тогда, несколько лет назад, добрался бы сюда и забрал её, то всё было бы иначе.
Что её сломало?
Как жаль, что он не умел смотреть воспоминания…
— Хочешь полетать? — осторожно, на пробу, спросил Иккинг, пытаясь понять, чем можно было зацепить подругу, как помочь ей вновь видеть мир во всех его красках.
И более подходящего средства, чем полёт, он не знал.
Там, в небо, по-настоящему хотелось жить.
И он жил.
А она?
— Было бы здорово.
— Ну так давай!
Иккинг как за утопающий за соломинку ухватился за эту возможность — показать подруге не просто парение, а настоящий полёт, показать ей небо и это закат с высоты, доступной лишь драконам.
Из-под облаков мир кажется всегда таким прекрасным…
А она, как маг воздуха, должна это понимать, видеть, ощущать!
Она поймёт.
Парень подозвал Беззубика, который доселе с остервенением зализывал царапину на боку, полученную в результате падения, а потом умчавшегося куда-то в неизвестном направлении с наказом людям на глаза не показываться.
Дракон появился минуты через три и уже с дружелюбным интересом, а не с насторожённостью стал разглядывать Миру.
Хмыкнув на это, Иккинг взобрался в седло и помог девушке последовать его примеру.
Беззубик обернулся, одарив своих всадников хитрым взглядом зелёного глаза с затаившимися на дне золотыми искорками. Вдруг, тело дракона напряглось, всего пара мгновений, сильное движение крыльями и…
Он оторвался от земли.
Полёт — это нечто невероятное, неописуемое, ведь не было в человеческом языке таких слов, что способны были дать понять, что же это такое… Это ощущение способно повторить только падение, но оно увы не такое долговременное, как полёт.
Падение вверх.
И ветер пел в крыльях Беззубика…
***
Солнце уже клонилось к горизонту, на улице заметно похолодало, да и в накрывших мир сумерках ориентироваться было проблематично, а эта дурёха, непонятно куда девшаяся ещё во время утреннего налёта, так и не вернулась в деревню.
Аскель раздражённо покачал головой.
Он видел, как она, прихватив один и своих механизмов, рванулась к утёсу, а спустя некоторое время после этого — в лес, но после…
После она опять пропала.
На весь день.
Конечно, такое бывало не в первый, и даже не во второй раз, но на этот раз сам Плевака подошёл к нему с просьбой найти опять блуждавшую непонятно где воспитанницу, пока совсем не стемнело.
Благо, хоть волков не было в их лесу.
Хоть какая-то польза от соседства с драконами!
Естественно, Аскель для вида поотнекивался, подумал, а потом взял и согласился помочь кузнецу.
Почему нет?
Он действительно лучше всех после Миры знал лес, и не только охотничьи тропы, а самые разные месте, где предпочитал тренироваться, вдали от любопытных глаз назойливых девиц.
Дитя Ветра, как же занесло тебя сюда?
Как же случилось так, что родилась ты в столь неподходящее время в столь не предназначенном месте?
То, что девушка придерживалась нейтралитета в борьбе с драконами и никакой ненависти, на удивление, к ним не питала, для Аскеля было совершенно ясно, однако рассказывать об этом остальных людям он не спешил, прекрасно понимая, что каждый имел право на своё мнение и свои ошибки.
И точно так же понимал парень, почему ненависти удостаивались люди.
Он вообще, как ему казалось, лучше всех видел эту удивительную девушку и совершенно не понимал, зачем нужно было её травить, пытаться вывести из себя, если все жалкие потуги ребят не стоили ничего.
Ей просто было плевать.
Ему — тоже.
И людей, и драконов он ненавидел одинаково сильно.
И с одинаковой ледяной яростью уничтожал врагов его народа, пригвождая их ледяными шипами к земле, заставляя кровь замёрзнуть, разрывая тело изнутри или наоборот — вскипеть.
На одинаково страшную смерть он обрекал всех своих противников, без разбора, без каких-либо сожалений.
Как же он любил это равнодушие.
Каким же великолепным оно было в Мире.
Именно поэтому он шёл сейчас по тёмному лесу, вглядываясь в пространство между деревьями и чувствовал невероятный прилив сил — полная луна одаривала всех Магов Воды своей милостью.
И вдруг он замер.
Голоса.
Два голоса — юношеский и девичий, такие тихие для толпы, но такие громкие для ночной тиши, стали отчётливо слышны Аскелю.
С удивлением он опознал в девичьем голос Миры.
Личность её собеседника так и осталась невыясненной, но это и не требовалось, на самом деле — главное забрать девушку в деревню, доставить её к Плеваке, а тот пусть сам разбирается с тем, почему его воспитанница шастала по ночам с неизвестными.
По крайней мере, Хофферсон пытался убедить себя в этом.
— Ой, уже поздно, — опомнилась-таки Мира.
Да неужели?
Аскель решил пока на глаза им не показываться и неслышно проследовать за ними — проследить, чтобы всё было хорошо.
— Темно уже, — заявил спутник Миры, — я тебя провожу.
— Хорошо, — как-то слишком быстро согласилась девушка, — только не показывайся на глаза кому-то из деревни.
Хофферсон машинально обходил все веточки, что могли хрустнуть под ногами, перешагивал через камни, о которые мог спотыкнуться, упасть, прибегая к себя сейчас такое нежелательное внимание преследуемых, и всё думал: кто это?
Кем был таинственный собеседник Миры?
Чужой тихий разговор Аскель честно не подслушивал, считая себя выше этого, и потому ответа на свой вопрос не мог найти.
Решившись, парень по дуге обогнал преследуемых, дошедших до тропы и по ней же пошёл к ним на встречу, желая изобразить то, что он наткнулся на них лишь сейчас и случайно.
Но неизвестный исчез — столкнулся он только с Мирой, только хмыкнувшей на его нотации.
Что это было?
***
Так и повелось — Мира, выполнив все домашние дела, раздав задания мальчишкам-подмастерьям в отсутствие Плеваки, шла в лес, где проводила весь день с Иккингом, который всё рассказывал и рассказывал ей истории минувших лет, о своём острове, о своём народе.
Он словно готовил её к чему-то.
Приглашал?
Они вместе тренировались, и Иккинг даже показывал ей интересные, неизвестные ей доселе приёмы, вместе охотились и готовили дичь, и девушка даже помогла другу наладить какой-никакой быт в одном известном лишь им двоим овраге, найденным ми ещё когда они были детьми.
Только порою Мира ловила на себе какие-то странные, задумчивые взгляды Аскеля.
Он знал?
И ещё более странно было ловить похожие взгляды Иккинга…
И в то утро (восьмое с последнего драконьего налёта, после которого люди ещё не оправились, и потому суетились, отстраивая заново разрушенные дома или по несколько дней пропадая в море, чтобы наловить рыбы, которую нужно было заготовить на грядущую зиму) всё было как обычно, как установилось за минувшую седмицу, и всё равно было как-то иначе.