Одежда – наиболее очевидный способ использования тканей, но нити и ткани используются и там, где мы не ожидаем. Мои ботинки зашнурованы ярко-красными хлопковыми шнурками. А когда я печатаю этот текст, мои запястья время от времени касаются похожего на замшу материала под названием «алькантара», который покрывает клавиатуру моего ноутбука. Этот материал часто встречается в дорогих автомобилях. Если у вас есть Google Home[7], то вы, должно быть, заметили, что некоторые ее части покрыты комфортной смесью из полиэстера и нейлона. В самом деле, дизайнеры домашней электроники все чаще используют ткани в своих творениях, чтобы смягчить их технологичность. Разнообразные девайсы настолько вошли в нашу повседневную жизнь, что нет смысла делать их футуристическими, с острыми углами. Создателям хочется, чтобы они слились с обстановкой и стали еще одним уютным аксессуаром в нашем домашнем окружении, отсюда и использование ткани. Но идея «смягчения» техники с помощью ткани в своей основе странная. Производство ткани древнее создания глиняной посуды и металлургии, возможно, даже старше землепашества и скотоводства. Ткани – это оригинальные технологии.
Ремесло и технологии
«Ткачи берут спряденную нить и с помощью своего мастерства создают прочную ткань, добавляя прибавочную стоимость. Именно это делает и распространенная по всему миру сеть компьютеров, создавая блокчейн биткоина».
Дэвид Орбан, «Ткачество как метафора лучше для биткоина, чем майнинг», 2014
В 2015 г. Google I/O, одно из закрытых подразделений фирмы, занимающееся исследованиями и развитием, объявило о том, что его сотрудники собираются создать брюки, которые одновременно будут компьютером. Они будут сделаны из специального текстиля – доступного во всем многообразии цветов и фактур, – который будет играть роль сенсорного экрана, регистрируя особые жесты и осуществляя контроль над такими девайсами, как смартфоны. Два года спустя оказалось, что брюки не работают (Google I/O в партнерстве с Levi Strauss создала вместо брюк куртку из денима), а вот сама ткань работает именно так, как планировалось. По куртке можно было похлопать или погладить ее, чтобы включить или выключить музыку, пролистать треки и так далее. Она же оповещала, если вам пришло сообщение. Купить ее можно было за $350. В первых отзывах технологию признали достаточно ограниченной – в конце концов, вы всего лишь контролируете смартфон, который лежит в вашем кармане, но некоторые увидели в этой ткани технологичную одежду будущего[8][9].
Для этой перспективной футуристической ткани выбрали название «проект жаккард» (Project Jacquard). Родословная этого названия берет начало в XIX в. В 1801 г. Жозеф-Мари Жаккар (Joseph Marie Jacquard) изобрел ткацкий станок, который позволил выпускать в больших количествах ткани со сложным узором, производство которых в прошлом требовало большого мастерства, опыта и большого количества времени. Его «жаккардовый станок» управлялся, или программировался, с помощью специальных карточек с отверстиями.
Эти отверстия и определяли узор. Значительно позже эти карточки с отверстиями – перфокарты – проложили путь другому изобретению – компьютеру. Американский инженер использовал систему перфокарт, чтобы записывать цензовые данные. В конце концов его фирма стала частью компании IBM[10].
«Жаккардовый станок» – одно из самых очевидных звеньев, соединяющих технологии и текстиль, но примеры можно найти и в более далеком прошлом. Самые первые ткани, известные нам, были созданы руками человека с помощью волокон, добытых из стеблей льна, более 34 000 лет тому назад. Превращение льна, шерсти, хлопка, шелка, конопли или рами в нити было технологическим подвигом, требовавшим умения и инструментов. Требовались веретено и ручная прялка. Их находили миллионами на самых древних археологических раскопках мира. Затем из этих нитей можно было делать веревки, плести сети и ткани, их сплетали на ткацких станках, валяли или вязали. Подобные технологии позволяли нашим далеким предкам быстрее собирать еду, переносить ее на более далекие расстояния, а также переходить в районы с менее мягким климатом в поисках новых мест обитания.
На каждом этапе производства эти материалы обменивались теми, кто их производил, образуя жизненно важную сеть торговли, которая распространялась по миру. По ее артериям переносились языки, идеи и товары. Такая торговля предполагала развитие сложных методов кредитования и ведения финансового учета. Производство тканей означало получение денег. Богатство, созданное с производством и продажей тканей, было основой итальянского Возрождения. Семейство Медичи, занимавшееся производством шерстяных тканей, стало банкиром Европы в XV в. Их покровительство помогло Микеланджело создать «Давида», Филиппо Брунеллески перестроить базилику Святого Лоренцо, а Леонардо да Винчи – написать «Мону Лизу». Дальше, на Восток, производство хлопковых тканей питало империю Моголов. Коленкор везли в Америку, Африку, Европу и Японию. Между тем Китай в течение многих веков ревниво хранил секреты шелководства – выращивания тутовых шелкопрядов, – монополизировав торговлю шелком, приносившую высокие доходы. Результаты подобной специализации сохранились до нашего времени. В Италию стоит ехать за тонким шелком и принтами в стиле барокко. «Мантеро», столетняя фирма, расположенная недалеко от озера Комо, располагает архивом из более чем 12 000 альбомов с образцами тканей и дизайнами, из которых можно бесконечно черпать вдохновение.
Ткацкие фабрики Великобритании остаются золотым стандартом производства шерстяных и камвольных тканей. Chanel покупает твид у компании Linton Tweeds, и начало этих отношений датируется 1920 г., когда Коко Шанель познакомилась с Уильямом Линтоном. Если речь идет о новинках текстильной промышленности, то покупатели обычно начинают и заканчивают поиски в Японии, в которой уже несколько десятилетий существует традиция создания искусственных волокон, таких как любимая линейка Heattech от Uniqlo[11].
Желание производить больше ткани и делать это более эффективно дало толчок неравномерному, иногда прерывающемуся каскаду технологических усовершенствований. Самые ранние ткацкие станки, работавшие только при участии веса тела человека, уступили место более сложным деревянным, горизонтальным или вертикальным моделям, в которых утяжеление обеспечивалось большими кусками глины или камня. Значительно позже, когда рынки расширились, а спрос вырос, потребность в новациях стала еще более острой. В 1760 г. «Журнал общества поощрения искусств, ремесел и торговли» (Journal for the Society for the Encouragement of Arts, Manufactures, and Commerce) предложил награды за создание «станка для одновременного прядения шести нитей шерсти, хлопка, льна или шелка, для работы на котором и для ухода за которым потребуется только один человек». Вскоре это желание исполнилось. В течение следующих ста лет появились прядильная машина «Дженни», ватермашина (ватерный станок, или «машина Аркрайта») и механический ткацкий станок, существенно увеличившие выработку продукции. Когда мы вспоминаем промышленную революцию, на ум сразу приходят уголь и сталь, но ближе к истине было бы представить вместо этого деловитое жужжание ткацких станков и мрачные ткацкие мануфактуры, на которых люди задыхались от хлопковой пыли. В самом деле, даже такое фундаментальное экономическое понятие, как «разделение труда», имело в качестве наглядной модели процесс изготовления ткани. Почти за сто лет до того, как Адам Смит создал свою гипотетическую фабрику по производству булавок, Уильям Петти написал, что «изготовление одежды должно обходиться дешевле, когда один чешет, другой прядет, третий ткет, следующий рисует, еще один шьет, а другой гладит и упаковывает, а не когда все вышеперечисленные операции неуклюже выполняет одна и та же рука»[12].