— Нет…

— Разве? — приподнимает брови он и недобро усмехается.

— Похоже на то, сэр, — соглашается Гермиона, поняв, что противоречит самой себе. — Вы можете наказывать нас, оштрафовать. Меня. Но прошу, поверьте — лучшего директора вам не найти…

— Как вы защищаете профессора Снейпа, — говорит Министр, испытующе глядя на Грейнджер и пытаясь прочесть в ее глазах больше, чем сказали ему ее слова. — Вы не в обиде на него, значит? Свыклись уже с его истинным характером? Каким бы он ни был героем, должен признать, что Снейп — слизеринец. И поступил согласно своему факультету. Мисс Грейнджер, вы не смеете требовать от меня милости. С повинной пришли вы, а не он. Вероятно, наш последний разговор вас натолкнул на откровения?

— Да, сэр, — кивает Гермиона. На ее глазах выступают слезы. Сама она в панике, а в голове шумит море, бушующее море, стирая все до единой мысли хлёсткими волнами, кроме одной, болезненно пульсирующей в ее воспаленном мозгу — сделать все, чтобы Северуса не уволили! — Дела в школе идут хорошо, вы сами видели! — сбивчиво объясняет она и сама встает со стула от волнения. — Прошу, я сама сделаю все, чтобы обратно вернуть детей, поговорю с каждым…

— Где гарантии, что Снейп не обманет меня еще в чем-нибудь? Все-таки двойная жизнь наложила на него неизгладимый отпечаток. Он привык следовать к цели любыми путями… Возможно, он уже не различает, что хорошо, а что плохо.

— Министр Бруствер! — плача, просит Гермиона.

— Мисс Грейнджер, успокойтесь! — хмурясь, приказывает тот. — Слезами вы делу не поможете, — он магией призывает из угла комнаты кувшин с водой и наливает в стакан. — Вот, выпейте. Вы виновны, но, вероятно, что-то заставило вас примкнуть к этой нелепой игре…

Гермиона большими глотками опустошает стакан, пытаясь успокоиться, но у нее ничего не получается. Глаза все так же переполняются слезами раскаяния, сожаления, обиды и страха из-за последствий, которые повлекут за собой ее действия.

— Что вы намерены… сделать? — прерывисто спрашивает она и замирает в ожидании. Сейчас решится ее судьба. Его судьба. Все зависит от Министра. Он справедливый человек, но разве сможет он простить ложь и предательство? Она надеялась на лучший исход, но готовилась к худшему. Все-таки незачем было тешить себя несбыточными мечтами, наивностью, которой еще не была лишена ее натура.

Министр вздыхает и садится обратно за свой огромный письменный стол. Гермиона копирует его жест и, не отнимая взгляда, смотрит на человека, безусловно, не заслужившего такого отношения к себе.

— Вы правильно сделали, что сказали мне. Я понимаю, что вы уже пожалели, должно быть, если примчались сюда в столь поздний час… Мне нужно все обдумать. Тщательно все взвесить.

— Примите мое заявление об увольнении, — просит Гермиона. — Это я натворила дел… Только позвольте перед этим все исправить. Не нужно ни о чем говорить директору, как будто бы ничего и не было.

— Так не пойдет, Гермиона. Я вижу и знаю, какая ты. Ты хочешь и стараешься все делать по совести. И ты, как и подобает члену команды, держалась, как могла, чтобы не подвести ее. Ты выполняла приказ, как сейчас это делают Лонгботтом, Лавгуд и Малфой. Ведь никто из них не явился ко мне, только ты.

— Как мне вас понимать, сэр? Вы дадите нам еще один шанс?

— Вам — да, но не Снейпу.

— Министр! — взволнованно говорит Гермиона. — Если наказывать, то всех нас… Мерлин, я всех подвела… Всех.

— Правда рано или поздно бы раскрылась, Гермиона, — задумчиво проговорил Бруствер. — Снейп не дурак. Неужели он действительно верил, что я закрою проект? Даже если бы там остался один ученик, я бы этого не сделал. Столько сил потрачено, столько уважения и любви завоёвано. Люди верят в меня, и я их не должен подвести. На кону моя репутация. Я бы приложил все, чтобы дети не сбежали, насильно бы их учил для их же блага, если бы Снейп меня вовремя оповестил. А он решил не показывать того, что не справляется, решить все в одиночку — и вот он результат! А потом он все скрыл, боясь за свою шкуру. Ладно. Уже поздно. И хоть у министров нет четкого графика, я все же устал. Как говорится — утро вечера мудренее.

Гермиона хмурится, лихорадочно наблюдая за тем, как Министр начинает собирать в портфель свои вещи и надевает теплую шерстяную мантию. Бруствер честолюбив. Он в первую очередь думает о репутации, а не о детях.

— Идемте, мисс Грейнджер, — официальным тоном говорит Бруствер и кивает девушке на дверь. Та, лишенная сил продолжать уговоры и чувствуя всю бессмыслицу этого, повинуется и следует к выходу из большого теплого кабинета с человеком, в котором только что разочаровалась.

***

Она спит урывками, терзаемая муками совести. Китти и Мэри были разбужены ее шумным возвращением и попытались у нее выяснить причину столь взволнованного душевного состояния, но Гермиона ясно дала понять, что не намерена с ними обсуждать это. По крайней мере сегодня, и девочкам пришлось уступить.

Она поднимается ни свет ни заря. В комнате еще царит мрак, а на горизонте нет ни намека на восходящее солнце. Гермиона смотрит на часы и вздыхает. Это не сон и не отдых — это мучение. Она разрывается между желанием снова бросится в Министерство и вымаливать у Бруствера прощение и разбудить директора, чтобы предупредить его о возможных последствиях. Девушка кусает ногти — давно забытая детская вредная привычка — и начинает одеваться. Китти и Мэри безмятежно спят в своих картинах. Ей хочется разбудить и их, поинтересоваться, были ли они в похожей ситуации? Чувствовали ли то же, что чувствует она?

Сколько бы ни мерила она комнату шагами, сколько бы не садилась за книги при свете одной-единственной свечи, легче ей не становилось. Она начинает заламывать руки, чувствуя, что ладони ее вспотели, и вытирает их о плотную ткань серой юбки, наконец, решившись — она пойдет к директору. Это будет еще более подло, если он все узнает из письма, а не от нее. Хотя ее поступок Снейп и так расценит, как подлость. Но все же лучше поспешить. Должно быть, он уже поднялся с кровати, возможно, бодрствует — в Хогвартсе ей казалось, что профессор никогда не спит. Она на мгновение останавливается возле двери, но решительно кивает самой себе и дергает ручку.

Темный холодный коридор встречает ее морозной свежестью утра. Каменные стены его — безмолвные свидетели ее мук, слабой борьбы с совестью, которую она уже заведомо проиграла. Они будто давят на нее своим немым безразличием, и Гермионе от своих фантазий становится еще тягостнее. Пустынно. Гулко отзывается стук ее башмачков. Она идет медленно, желая, чтобы ее остановило какое-нибудь событие, но все тщетно, впереди маячит заветная дверь. Она подходит к ней и окоченевшей рукой стучится. Никто не отвечает ей, конечно, ведь еще рано! Надо вернуться, скорее, в свою комнату, еще раз тщательно все обдумать. «Нечего думать, трусиха. Все уже сделано. Ты натворила — ты и расхлебывай. Снейп должен все узнать от тебя. Неужели ты продолжишь быть наивной дурочкой и надеяться, что за совершенное не будет расплаты?» Она сильнее стучится в дверь, но ей по-прежнему никто не отвечает. Постояв возле нее пять минут, она направляется в его кабинет. Ей одновременно и хочется и не хочется, чтобы он был там. Гермиона вновь идет по коридору и замечает, что дверь в кабинет директора приоткрыта. Она будто зовет, манит, влечет, обещая, что сейчас наступит конец всем ее мукам. Девушка внемлет зову и входит внутрь, тут же замечая бледное лицо на фоне темно-зеленых штор.

Снейп определенно чувствует ее присутствие, Гермиона это знает, но не поднимает головы, он сосредоточенно… девушка содрогается. Она и не заметила — он собирает вещи!

— Профессор Снейп! — громко зовет она его, подбегая к столу.

Он ухмыляется прежде, чем дарит ей злой, испытующий взгляд.

— А, вот и наша маленькая слизеринка. Мисс Грейнджер. Борец за добро и справедливость. Вы довольны, моя милая, подлая девчонка?

— Сэр… — у Гермионы застревают в горле слова. Она чувствует отвращение в его голосе, следит за его быстрыми, уверенными движениями, не в силах вымолвить и слова.