– Почувствуйте, как солнце ласкает вашу кожу. Оно такое приятное, не горячее, – воркую я, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе. – Сосредоточьтесь на запахах…

Артём аккуратно вкладывает мне в руку клочок бумаги. Я смотрю на него вопросительно.

– Записка, – шепотом поясняет Артем и показывает жестами, что надо развернуть.

Я быстро расправляю свернутый листок и продолжаю бормотать:

– Почувствуйте запах травы… А может, рядом с вами есть какой-то водоем?

Хм, а у Артёма прикольный почерк.

«Признайтесь, что скучали по мне, – написано в записке печатными буквами. – Вы так на меня смотрели!»

Лицо у меня вспыхивает. Вот нахал! Э-э-э… О чем я только что говорила? Я обвожу взглядом расслабленные лица участников и добавляю с сомнением:

– Представьте, что вы ложитесь на землю и смотрите на небо…

– Ой, а без этого никак? – почему-то начинает волноваться копия Фрекен Бок. – Просто я не могу прямо сейчас лечь на землю.

– Почему?

– Я представила, будто плыву по озеру на надувном матраце.

– Ничего страшного, – успокаиваю я. – Оставайтесь на матраце, просто мысленно поглядите на небо. Все поглядите на небо. Видите, какие красивые над вами облака? Большие и пушистые. Побудьте с ними несколько секунд…

Пользуясь паузой, я быстро строчу послание для Артёма:

«Я гляжу, вы просто гений коммуникабельности! За одно упражнение завели себе новую подружку».

«Да вы ревнуете? Отлично! Это значит, что я вам нравлюсь», – почти сразу пишет Артём в ответ.

«Не обольщайтесь. Просто тренинг не то место, где надо клеить девушек. Это не этично».

– И долго нам на облака пялиться? – с раздражением любопытствует брюнетка и вытягивает длиннющие ноги.

Готова поспорить, она подсматривала за Артёмом и просекла нашу переписку. Я тороплюсь дать участникам еще одну команду:

– Обратите внимание на звуки, которые есть в вашем комфортном месте. Наверное, это пение птиц, шум моря, шорох деревьев. Насладитесь этими звуками.

– У меня шея затекла, – с раздражением заявляет обаятельная толстушка. – А еще у меня спина больная, я не могу долго лежать на земле.

– Но это же только фантазия, – удивляюсь я.

– У меня очень яркое воображение, потому спину уже начинает ломить.

– А ты, как я, – плюхнись на матрац, – советует копия Фрекен Бок и зевает. – Только выбирай потолще.

Толстушка несколько секунд ерзает, а потом расслабляется.

– О да! Так намного лучше.

Я приосаниваюсь и чуть понижаю голос, чтобы он обволакивал и убаюкивал:

– Прислушайтесь к собственным мышцам. Ощутите, как они расслабляются, тяжелеют… Почувствуйте, как каждая клеточка наполняется теплом и энергией…

– Хрр-псс! Хрр-псс!

Участники по очереди открывают глаза и удивленно переглядываются.

– Хрр-псс! – вовсю похрапывает копия Фрекен Бок, уронив голову на грудь. – Хрр-псс!

Бедная! Все-таки три сына – это еще та нагрузка для нервной системы. Да и для бюджета накладно.

– Хрр-псс!

Народ начинает хихикать. Копия Фрекен Бок чуть хмурит брови, морщит переносицу и бубнит сквозь сон:

– Нет, не надо стирать хомячка. Немедленно вытащи его из машинки…

Легкие смешки переходят в громогласный хохот, наша соня дергает головой и просыпается.

– А? Что? Коленька уже вернулся из школы?

* * *

После «Комфортного места» я провожу еще пару упражнений на сплочение и распускаю всех по домам. В душе теплится глупенькая надежда, что Артём задержится дольше остальных и пофлиртует со мной еще немного, но на нем почти сразу повисает брюнетка:

– Ой, ты не рассказал мне, чем кончился тот поход.

Она почти силой волочет Артема из кабинета, а тот очень вяло сопротивляется. В дверях он немного медлит, оборачивается и глядит на меня с немым вопросом, но я делаю вид, что не замечаю его взгляда. Неужели он серьезно думает, что я буду биться за него с какой-то вертихвосткой? Делать мне больше нечего! У меня вообще-то гордость есть и чувство собственного достоинства.

Кабинет быстро пустеет, и я неторопливо собираю разбросанные повсюду клочки бумаг, выбрасываю их в ведро. Ох, чего это мне так грустно? Вроде сейчас домой пойду, наоборот надо радоваться.

Я выключаю свет и запираю кабинет, спускаюсь в гардероб. Дом культуры уже готов погрузиться в сон: почти везде темно, очень тихо и пахнет мандаринами.

– Майя, ну где же ты ходишь? – негодует старенькая гардеробщица. – Я только из-за твоих вещей домой и не иду.

– Извините, – бормочу я и быстро выскакиваю на улицу, даже не застегнувшись.

На крыльце меня накрывает разочарованием. Надо же… Оказывается, я все-таки надеялась, что Артём отделается от брюнетки и подождет меня снаружи. Но так бывает только в кино, а не в реальности. Я еще раз оглядываю пустое крыльцо, и из груди сам собой вырывается несчастный вздох.

Как же меня бесит эта гадкая надежда! Только зазеваешься – она соорудит башню на песке, а ты потом корчишься от боли, налетев на реальность. Вот с чего я решила, что действительно нравлюсь Артёму? С чего? Он, возможно, каждой девушке втирает то же, что и мне.

Я медленно застегиваю пуховик и оглядываюсь. А вдруг Артём и хотел меня подкараулить, но где-то задержался? Например, в туалет заскочил. Может, мне стоит немного побродить у крыльца?

Минут пять я с беспечным видом прохаживаюсь вдоль ступенек и глазею по сторонам. Мороз ощутимо крепчает. У меня жутко замерзают щеки и пальцы, и под ложечкой начинает посасывать от голода. Наконец в голову приходит очередная светлая идея: Артём вполне может дожидаться меня за воротами. Я беру ноги в руки и резво добегаю до калитки. Никого. Только снег – одной белой непроглядной стеной.

Ну почему? Почему со мной никогда не случается чудес? Я с унылым видом шкондыбаю к остановке и в красках представляю, как топлю Артёма в харчо.

* * *

Дверь нашей квартиры мне снова открывает Анатолий Иваныч, при виде него меня передергивает. Когда он уже вернется в свое Кочкино, а? У меня ощущение, что он гостит у нас целый год.

Лысик замечает мой битком набитый одеждой пакет и прямо руки потирает:

– А вот и наша Майя с маргарином, сейчас пирог забабахаем!

– Каким еще маргарином? Вы о чем? – Скинув сапоги, я всовываю ноги в теплые тапки и дергаю застежку пуховика.

В прихожую выглядывает мама.

– Дорогая, ты забыла купить маргарин?

– Какой еще маргарин? – начинаю раздражаться я. – Ты меня ни о чем таком не просила.

– Ну как же? – Мама задумчиво трет переносицу. – Я отправила тебе эсэмэску с просьбой купить маргарин и какао.

– У меня батарея сдохла, – вру я и, скинув пуховик, пытаюсь скрыться в комнате.

– Стоять! – командует мама, и я застываю с поднятой для очередного шага ногой. – Быстро за маргарином! «Магнит» работает до десяти.

– Мам, я вообще-то устала. Я с работы. Подождет ваш пирог до завтра.

Мать угрожающе сводит брови.

– Либо ты топаешь за маргарином, либо рисуешь два плаката для садика на тему «Праздник к нам приходит».

– Опять два плаката? А прошлогодние куда делись?

– Думаю, нянечки сожгли их под какое-нибудь заклинание, – серьезно отвечает мать. – Дед Мороз в том году тебе не удался.

Мне становится обидно.

– Если никому не нравится, как я рисую, почему газеты и плакаты постоянно поручают мне?

– Так от тебя меньше всего вреда. Помнится, когда тебе поручили пирог…

– Всё-всё! – перебиваю я. – Иду за маргарином.

Мама и Анатолий Иваныч счастливо улыбаются, а потом даже берутся за руки. Фу! Мое лицо кривится, как от лимона. Я быстро натягиваю пуховик и выбегаю из квартиры. Надо уже что-то делать с этими голубками. Такое чувство, что в следующий раз, придя с работы, я обнаружу, что они уже празднуют бракосочетание.

От мысли, что Анатолий Иваныч может стать мне новым «папочкой», становится совсем невесело. Да еще и на улице холод собачий. У меня прямо ноги немеют от мороза. Я опускаю глаза на свои оледеневшие ноги и останавливаюсь. Елки-зеленые! Переобуться забыла. Неудивительно, что пятки уже покалывает от холода. Я бью себя по лбу и оглядываюсь по сторонам: и ведь половину пути уже прошла, стоит ли возвращаться? Немного подумав, решаю, что нет.