– Ну, не знаю, – печально вздыхает одна из участниц – чернобровая брюнетка в маленьком черном платье. – У меня, куда не глянь, всюду одни изъяны.

– И у меня! И у меня! – вторят ей остальные участницы.

Я свожу брови: надо же! Симпатичные, ухоженные девчонки, и такие комплексы! Инстаграм, что ли, пересмотрели?

В надежде найти какое-нибудь поднимающее самооценку упражнение, перелистываю «Азбуку оптимиста». Как назло, в ней нет ничего подходящего. Заглядываю в «Позитивное мышление для чайников», и аж подскакиваю:

– А знаете что? Пожалуй, сейчас самое время для упражнения под названием «Душ»!

Участницы слегка оживают. Я притаскиваю от окна еще один стул, ставлю его в центр круга и поясняю:

– Задание такое: по одной выходим в центр и выслушиваем комплименты от окружающих. Кто первый?

Мои девочки поглядывают на стул с опаской.

– А может, вы и будете первой? – немного подумав, предлагает чернобровая.

– Хорошо. – Я с наигранной уверенностью пересаживаюсь в центр.

Все замирают. Секунда, вторая… Третья… Женщины сверлят меня тяжелыми взглядами, но не говорят ни слова. Мне становится не по себе. Неужели со мной всё так плохо, что целая куча людей не может найти у меня ни одной изюминки? Какой ужас! А я-то еще удивлялась, что Артём назвал меня женщиной.

Я начинаю ерзать, потому что не знаю, как выйти из этой глупой ситуации. Устроила, понимаешь ли, упражнение! Наобещала позитива…

– А что, уже можно комплименты говорить? – нерешительно спрашивает чернобровая.

Я робко киваю.

– У вас красивая фигура.

– И глаза красивые! Такие большие и выразительные. Прямо как у героинь аниме.

– А мне очень нравится ваше лицо, оно такое нежное и одновременно запоминающееся.

– А пальцы-то какие, вы только посмотрите, девочки! Будто с картин венецианских мастеров.

– И шея, как у балерины…

У меня второй раз за день щиплет глаза (ой-ой, как неловко!). Я поспешно утираю их рукавом и подымаюсь со стула:

– Вот видите? Ничего сложного. Кто следующий?

Я возвращаюсь домой в половине десятого. Голова гудит, а мышцы лица болят от улыбок. Вот уж не думала, что несколько тренингов подряд настолько меня вымотают! Я так устала, что даже есть не хочу – впервые за последние пару месяцев. Подымаясь на свой этаж, я мечтаю лишь о горячем душе и лежачем положении. Только бы Алёна не вспомнила про мое недавнее обещание читать ей перед сном новую книгу сказок. У меня нет сил что-либо читать. Мне даже говорить лень.

Остатки энергии трачу на то, чтобы отпереть дверь. Наконец-то я дома, в тишине! Наконец-то новые лица закончились, и можно больше ни с кем не расшаркиваться. Я лениво дергаю застежку пуховика.

В прихожую выпархивает веселая мама. На ней ее любимое платье в сиреневый цветочек и ярко-красные бусы. Мне кажется, или она теребит их в какой-то флиртующей манере?

– Ты чего это так вырядилась? – сразу напрягаюсь я. – Опять фотографируешься для сайта знакомств?

– У нас гости, Маечка, мы пьем чай с тортом. Мой руки и присоединяйся.

Внутри меня всё обмирает. Гости? Кто? Неужели Лаптев? Руки сами собой начинают дрожать, а сердце отбивать чечетку. Я кое-как стягиваю пуховик и кидаю его на пуфик. Эх, мама! Могла бы предупредить меня по телефону. Разувшись, я сразу крадусь к узкому коридорчику, ведущему на кухню, осторожно выглядываю из-за угла.

Фух! Конечно, это не Лаптев. На кухне сидит какой-то незнакомый лысый мужик лет шестидесяти и с интересом разглядывает мамины аффирмации.

– Боже, кто это? – Я поворачиваюсь к маме.

– Мой одноклассник, пойдем я вас познакомлю.

– Нет-нет, – я отшатываюсь, – вот только не надо меня ни с кем знакомить. Я за сегодня назнакомилась уже выше крыши. Пока твой лысик не отчалит, я, пожалуй, посижу в своей комнате.

– Майя, где твое гостеприимство? – тут же переходит в режим злобного шипения мама. – Немедленно иди за стол, или завтра сама поведешь Алёну в садик.

– Что это еще за гнусные, бесчеловечные манипуляции? – почти обижаюсь я.

– Считай, я предупредила. Не заставляй меня краснеть! Иди и познакомься с гостем.

Меня передергивает, но через силу я следую за мамой на кухню.

– Вот, Толя, дочка моя – Майя! – щебечет мамуля, стреляя глазками. – Я тебе о ней рассказывала.

Лысик неуклюже выбирается из-за стола и протягивает мне руку:

– Анатолий Иваныч, однокашник вашей матушки.

Я через силу пожимаю его влажную, слишком горячую ладонь и незаметно вытираю руку о брюки. Интересно, как долго мне придется терпеть общество этого типа?

– Наденька, никогда бы не подумал, что у тебя такая взрослая дочь, – чересчур наигранно улыбается лысик. – Вы с ней просто как сестры. И даже не сразу поймешь, кто младшая.

– Спасибо, – говорю я, – за комплиментик. У меня просто жизнь была тяжелая. Полная лишений и выгоняний.

– Ой, Майя, не обижайся, – игриво хихикает мама. – Анатолий Иваныч всего лишь имеет в виду, что мы обе отлично выглядим.

– Да-да, – кивает лысик, косясь на меня с затаенной неприязнью.

– А где Алёнка? – спохватываюсь я.

– Наелась торта и ушла спать. – Мама заботливо подливает лысику еще чаю, а про меня даже и не вспоминает.

Я смотрю на часы:

– Так рано ушла спать? А ты ей зубы почистила?

– Забыла. Вот растяпа! Ну, думаю, ничего страшного не произойдет из-за одного пропущенного раза.

– Конечно, Наденька! – подхватывает лысик. – Излишняя гигиена вообще вредна! Она изнеживает организм ребенка. Ученые давно доказали.

Скрипя зубами, наливаю себе чаю и сажусь за стол. Ладно, потерплю маминого одноклассника минут пять и свалю в свою комнату. Хотя нет. Надо сначала выяснить по какому поводу он тут нарисовался.

– Значит, вы, Анатоль Иваныч, учились вместе с мамой?

– До девятого класса, – жизнерадостно кивает лысик. – Потом моя семья уехала в деревню. В Кочкино. Знаете такую?

– Никогда не слышала.

– А зря! – почти обижается дядька. – У нас грибы – во! – Он показывает что-то размером со стол и улыбается, как ребенок. – За час можно целую телегу насобирать.

– Анатолий Иваныч – моя первая любовь, – весело признается мама, и я чуть не падаю со стула.

– Серьезно?

Лысик накрывает мамину ладошку своей лапищей и ухмыляется.

– Эх, Наденька, до сих пор не могу простить себе, что упустил такую красавицу!

Мамины щеки слегка розовеют от удовольствия. Какой ужас! Может быть, этот лысик ее чем-нибудь опоил? Я смотрю по сторонам, выискивая признаки опасных бутылок и скляночек.

Мама вздыхает:

– Эх, Толенька, я ведь тебе тогда почти полгода писала.

Лысик театрально мрачнеет.

– Наверное, мать жгла письма. Ты уж прости ее: она просто не хотела, чтобы я страдал.

Ох, ты ж как трогательно! Я даже глаза закатываю. Нет, почему мама не выдергивает руку из-под лапищи этого Толеньки? Совсем не думает о приличиях.

Я с раздражением грохаю чашкой о стол.

– И какими судьбами вы у нас в городе, Анатолий Иваныч?

Его глазки тут же начинают бегать.

– По делам.

– По каким?

– Майя, невежливо приставать к людям, – одергивает мама. – Это не наше дело.

– Ну почему же?

– Майя! – Мать больно пихает меня ногой под столом. – Помни о нашем уговоре.

Я раздраженно выдыхаю:

– Помню. Просто мне интересно, как вы встретились.

Она наконец освобождает руку из капкана первой любви и неторопливо помешивает чай.

– Здесь нет никакой интриги. Анатолий Иваныч написал мне накануне, что будет в городе, вот я и пригласила его к нам в гости.

– Очень мило с твоей стороны, Наденька! – кивает лысик и сёрбает чаем.

Я тихонько морщусь. Да уж! Мило. Хоть бы меня предупредила сначала.

– Майя, ну что ты как не родная? – вдруг спохватывается мама. – Отрежь себе кусочек тортика. Анатолий Иваныч его сам испек, специально для нас.