— Узнай, кто продал и кому именно! — Малышев поглядел в унылое, низко висящее небо и невольно передёрнул плечом. От недосыпа и без завтрака он всегда мёрз, тем более при такой погоде. Потом он сунул паспорт в руки помощника. — Средь бела дня на пустой улице… Отдай эксперту. Я — не я, если паспорт не липовый.

Неожиданно он понял, что ему не нравится! Сколько времени "Лада" простояла на обочине? Могла она ждать конкретно этого человека? Могла. Водителю вздумалось поехать именно тогда, когда одинокий пешеход решил нарушить правила и перейти улицу в неположенном месте. Да и сама личность погибшего волновала Малышева. Ему казалось, что он должен знать этого человека. Возраст — за сорок, вид респектабельный, чистые, ухоженные руки…

— Не удивлюсь, если парень числится в нашей картотеке, — высказал вслух Малышев. — Не нравится мне всё это! Нехорошо попахивает. — Он глянул рассеянным взглядом на лейтенанта. — Что стоишь? Работай!

Сунув подмышку чёрную кожаную папку, майор направился в здание бизнес-центра, проверять камеры наблюдения.

* * *

В то же холодное, ветреное утро, Сокольский вышел на угол Литейного и Воскресенской набережной. Ольгина он заметил издали. Тот стоял у самого начала моста, прислонившись к тёмно-зелёному перильному ограждению с чугунными русалками, и смотрел, как мимо проезжают машины. Погода была не слишком подходящая к прогулкам и Сокольский сунул нос в шарф, пожалев об отсутствии головного убора. Холодный ветер трепал волосы и норовил забраться под одежду. Пройдя над тоннелем для машин, Игорь подошёл к своему подчинённому.

— Что-то рано холодает в этом году, — сказал он вместо приветствия. — Не замёрз тут торчать?

— В ближайшем будущем синоптики тепла не обещают, — рассеянно отмахнулся Ольгин. — И мира во всём мире — тоже.

Он явно хотел о чём-то спросить, но промолчал, а Сокольский, как на зло, не хотел торопиться. Вдвоём они медленно двинулись по Воскресенской набережной.

— Красивый мост, — заметил Ольгин, оборачиваясь на ограждение с русалками. Среди него, правда, виднелась пара секций из обычных прутиков — на месте майской аварии. Утонувшие фрагменты всё ещё не восстановили и дыра, забранная тощей решёточкой, просто-таки мозолила взгляд.

— Красивый. Только история у него мрачная, — отозвался Сокольский.

— Что так? — переспросил Ольгин.

Сокольский критически на него посмотрел.

— Образованный человек, да? Надо знать историю своего города. — Но потом перестал ехидничать и пояснил: — Здесь сперва был плавучий мост, но в середине XIX века его снесло ледоходом. Решили построить настоящий, но вот проблема: тут самое глубокое место Невы, 24 метра, и дно — ил с глиной. Противное такое, неверное дно. В общем, строили так: опускали в воду огромные кессоны, потом камеры нужно было заполнять камнями. Одна камера наткнулась на валун в грунте и её перекосило, в другой кессон ворвалась вода с илом, третий взорвался. В общем, каждый раз приходилось начинать заново и денег ушло немерено. А хуже всего — людей погибло несколько десятков.

Ольгин оглянулся на могучие опоры моста, в верхней трети которых блестели окошечки каких-то местных служб. Казалось, что эти опоры могут выдержать ядерный взрыв, а их поставили полтора века назад, угробив кучу народу.

— Да уж! — протянул он. — Несколько десятков… А правда, что какие-то психи нарисовали на мосту член? Вроде как, протест выразили Большому Дому.

Сокольский хмыкнул. До чего же живучи бывают историйки, которые не стоят потраченного на них времени!

— Правда. В 2010-м, — ответил он. Год Сокольский помнил, потому что находился в это время в Ставрополе, командированный туда после майского теракта. О том, что делается дома, он узнал, вернувшись в Питер в середине июня, от словоохотливых коллег. — Меня тогда в городе не было, но ребята рассказывали. Ночью нарисовали, во весь разводной пролёт. Только я не понял, кому именно сие художество предназначалось. Мосты-то по ночам разводят, так что большинство потенциальных адресатов спало и картинку не видело. А днём, когда мост опущен — кто разберёт, что там за пятна краски?

— Наверное, это такой воинствующий эксгибиоционизм, — решил Слава, подумав.

— Слова-то какие! — усмехнулся Сокольский.

— Ты время не тяни, если не хочешь, чтобы я ещё по-гречески заговорил. — Ольгин покосился на него. — Как прошло-то?

— Ещё не прошло. — Сокольский смотрел в пространство перед собой. — В моей группе остаёшься. Пока неофициально, на положении платного информатора. Суд оправдает по всем статьям — тогда уже будем определять в штат. Ты мне вот что скажи: точно не передумал?

Он повернул голову и теперь пристально наблюдал за Ольгиным. Слава пожал плечами. Они шли вдоль набережной. Нева, чёрная и взволнованная, разделяла недовольство людей ранними холодами.

— А чего мне передумывать? — сказал наконец Ольгин. — Я готов.

Сокольский кивнул и перестал за ним наблюдать.

— Тогда будем работать. Но ты мне должен кое-что пообещать.

— Что именно?

Игорь шагнул чуть шире и, повернувшись на каблуках, остановился перед Ольгиным.

— Что запомнишь раз и навсегда: твоя жизнь стоит так же дорого, как любая другая. Понял?

Слава посмотрел вперёд, в сторону другого берега. Туда, где темнели старые кирпичи "Крестов" и выделялся среди их массы белый купол тюремной церкви.

— Главное, что ты так считаешь, — отозвался он. — Ты — начальник, моё дело подчиняться.

— А короче?

— Обещаю, — нехотя ответил Ольгин и наконец-то посмотрел в лицо Сокольскому. — Серьёзно, обещаю.

— Вот и хорошо. — Сокольский направился дальше.

— А как же: "Сам погибай, но товарища выручай"? — невинно поинтересовался Слава, пристраиваясь рядом.

— Ну, такая необходимость возникает нечасто, а вот то, что ты любишь кидаться на амбразуру — я уже понял, — резонно возразил ему Сокольский. — Ладно, поговорим о деле.

Он достал из внутреннего кармана фотографию и передал Ольгину.

— Это тот, о ком я подумал? — спросил Слава, вглядываясь в незнакомое лицо.

Сокольский кивнул. Ольгин отдал ему фотографию и взамен получил конверт.

— Здесь документы и рекомендации. Всё, что нужно. Учти, он жёстко проверяет тех, кого берёт к себе. — Сокольский потёр щёку, явно сомневаясь в чём-то. — Тебе придётся разыграть начало самостоятельно. Надеюсь, эксцессов не будет. В случае критической ситуации ты знаешь, что делать. И не геройствуй: у меня есть запасные варианты, но нет лишних людей.

— Да понял я, — протянул Слава. — Связь через Ингу?

— Да. — Сокольский остановился. Они как раз дошли до вознесённого на высокий пьедестал восьмиметрового кораблика. — Удачи!

Они пожали друг другу руки и Ольгин энергично направился к переходу. Сокольский ещё с минуту постоял у "Полтавы", поёжился на ветру, потом поправил шарф — и пошёл прогулочным шагом в обратную сторону.

Глава третья. Знакомства бывают разные

У России во все времена было много врагов. В несовершенном мире любое сильное государство обречено существовать среди враждебного окружения. Могучая, самостоятельная страна не может не внушать страха, равно как не может не вызывать зависти, а если руководители более слабых стран боятся и завидуют — они найдут способ поселить в своих согражданах чувство ненависти и вражды к сильному соседу. На то и существует понятие "идеологическая обработка". Зачем это делается? Не проще ли жить в мире? Проще. Только не все это понимают.

На государство, которое вызывает страх и зависть, можно пойти открытой войной, если хватит смелости и амбиций, или натравить того, кто поглупее. И всё-таки проще нападать на заведомо слабого противника, поэтому настоящая война против сильной страны применяется редко. Иное дело — война тайная, которую ведут при помощи нечестной дипломатии, подрывной деятельности, проплаченной агитации и провокаций. Время от времени подобные методы оказываются действенными. Профинансировали же немцы переворот 1917 года в России — и добились того, что страна, побеждавшая в Первой Мировой войне, капитулировала и лишилась всех своих завоеваний. Сильная Россия Западу никогда не была нужна.