— Я знаю, — будничным тоном ответил Сокольский. — Но есть пара фактов, с которыми вам необходимо ознакомиться.

Чёрный потрогал свою выдающуюся нижнюю губу, но потом опустил руки на стол и тяжко вздохнул.

— Садись.

Сокольский устроился на стуле поближе к генералу.

— Послушай, Игорь! — пробасил Чёрный сочувственно. — Я всё понимаю. Я даже готов посодействовать, чтобы устроить парня на хорошую работу. Ну, ты сам всё знаешь…

Генерал хотел было добавить, что Сокольский может оформить Ольгина как своего агента-осведомителя, но зачем напоминать о том, что и так понятно?

— Знаю, — повторил между тем Сокольский. — Поэтому прошу у вас всего пять минут.

— Ты думаешь, что за пять минут сможешь изменить законы или устав?

Сокольский посмотрел на генерала своими прозрачными, серыми глазами, и едва заметно улыбнулся. Генерал успел уже отметить, что после потери брата Игорь изменился. Он стал каким-то по-особенному строгим и собранным, так что эта улыбка сразу настораживала.

— Дмитрий Иванович! Вы справедливый человек. — Генерал кивнул, не оспаривая этого мнения — и Сокольский раскрыл чёрную папку, которую принёс с собой. — То, что я вам покажу, позволит Ольгину остаться в УВР, не меняя никаких законов.

— Интересно! И что же это? Смелее, подполковник!

Сокольский тут же сделал непроницаемое лицо. Он ещё не успел привыкнуть к новому званию, зато все окружающие то и дело напоминали ему при удобном случае, что из погон майора он уже вырос.

— Я изучил дело Вячеслава Борисовича Ольгина, — начал он, — и через свои связи в полиции восстановил всю картину его так называемого преступления.

Генерал насторожился на это "так называемого" и снова принялся теребить нижнюю губу, словно хотел, чтобы она рассосалась, как шрам от массажа. Сокольский продолжил:

— Меня заинтересовал один факт, который был упущен во время следствия. А именно: время нападения на гражданина С.Т. Минаева, которого якобы избил Ольгин. Вот парочка документов, — он протянул их генералу, — просмотрите, а я постараюсь в нескольких словах обрисовать ситуацию. Итак, Ольгин возвращается с работы раньше обычного и застаёт у себя на квартире жену с любовником. Он сгоряча бьёт любовника по лицу, тот падает, Ольгин уходит. Примерно через сутки гражданина Минаева доставляют в отделение больницы с черепно-мозговой травмой, множественными ушибами и повреждением селезёнки.

— Ну что же, это не противоречит показаниям Ольгина, — заметил генерал, старательно изучая представленные ему документы.

— Да, конечно, — согласился Сокольский. — Но обратите внимание на заключение, которое дал лечащий врач. Точнее, на время осмотра. Минаев получил ушиб головного мозга и разрыв селезёнки через сутки после встречи с Ольгиным. Одновременно с этим отмечено наличие небольшой гематомы под левым глазом, нанесённой ранее и не представляющей никакой угрозы жизни господина Минаева.

— Это ещё ничего не значит, — заметил Чёрный, оставив губу и постучав по бумагам толстыми пальцами. — Они могли встретиться снова.

— Исключено! — Игорь выпрямился и с совершенно непроницаемым лицом выложил перед генералом ещё одну бумажку. — Это справка о том, что Вячеслав Ольгин был задержан за драку в нетрезвом виде и на момент нанесения побоев господину Минаеву находился в "обезьяннике" местного отделения полиции.

— Позвольте! Ну и как же этого не заметил следователь?

Сокольский пристально посмотрел на генерала.

— Полагаю, тут всё просто, — сказал он негромко и слишком буднично, так что генерал усомнился в его бесстрастности. — Ольгин подписал признательные показания добровольно и не особенно разбираясь, а следователю очень хотелось поскорее закрыть дело и он не стал уточнять детали, которые могли бы помешать ему это сделать. Согласитесь, у нас так бывает. Хорошо, если находится дотошный опер, честный следователь или грамотный адвокат, которые не ленятся всё перепроверить, имея на руках готовое признание. Я полагаю, что дело Ольгина надо передать на доследование со всеми собранными показаниями и уликами, и я уверен, что он будет оправдан по всем пунктам. Худшее, в чём его можно обвинить — это в нанесении лёгкого телесного повреждения в состоянии аффекта. Срок, даже условный, он получил несправедливо. К тому же, я разговаривал с этим Минаевым. Он в эти же сутки встречался с ещё одной замужней женщиной — и вот как раз от её супруга, точнее от его охранников, получил сполна.

— Тогда почему он оговорил Ольгина? — спросил генерал, разглядывая бумаги.

— Второй обиженный им муж был богатым бизнесменом и пригрозил Минаеву вернуться и довершить начатое, если он хоть слово скажет о том, кто его избил, — ответил Сокольский. — Поэтому на следствии этот "Казанова" свалил всё на первого обиженного, а Ольгин, пребывая в расстроенных чувствах, всё подтвердил, не задумываясь.

Генерал отодвинул бумаги и ухмыльнулся.

— Вот что мне в тебе нравится, Игорь, так это твоя собственная дотошность. — Он встал, сделав Сокольскому знак, чтобы не поднимался, и не спеша извлёк из сейфа бутылку коньяка и пару стопок. — Я ещё не помянул твоего брата. Извини, совершенно нет времени. Олег был замечательным парнем, но даже он не обладал этой твоей въедливостью.

— Олег был одиночкой, — признал Игорь. — А я привык к команде, очень переживаю за тех, кто со мной, и не упускаю случая залезть в чьё-нибудь грязное бельё, если из этого можно извлечь пользу.

Они выпили, не чокаясь.

— Отправляй дело на доследование, — распорядился генерал и хлопнул его по плечу. — Я позвоню, кому надо, чтобы не затягивали. А Ольгин… Пусть продолжает работать в твоей группе, неофициально. И ещё — передай, что хоть у него и есть одно высшее образование, получить второе, у нас, ему всё равно придётся.

— Спасибо! — Сокольский пожал протянутую ему, пухлую как взбитая подушка, генеральскую руку, и удалился.

Нет, победителем он себя не чувствовал. Получалось, что Слава Ольгин чудом избежал тюрьмы, которую совершенно не заслужил, да и условная судимость может здорово исковеркать человеку жизнь. Но лучше добиться справедливости поздно, чем никогда.

Глава вторая. Новые лица, новые планы

Майор Малышев заслуженно считал себя опытным оперативником. За плечами — двадцать лет стажа, а количество раскрытых убийств Михаил Иванович давно перестал подсчитывать. Кто-то сказал про него: "У Малышева особое чутьё". Складывалось оно из опыта и внимательности. Мелкие детали порой трудно распознать сразу, но они фиксируются в памяти и беспокоят, пока не разберёшься и не поймёшь, обо что именно споткнулся взгляд, и как это использовать. Вот и сейчас, Малышев стоял рядом с местом, где пять минут назад лежал труп, слушал молодого подчинённого и медленно оглядывал пространство вокруг, пытаясь понять, почему ему не хочется считать наезд случайным.

— Погибший — Строгов Владлен Викторович, сорока пяти лет, — докладывал худощавый лейтенант, пряча подбородок в поднятый воротник спортивной куртки. — Документы, деньги на месте. Прописан в области…

— А что по машине, которая его сбила? — Малышев вертел в цепких пальцах паспорт погибшего.

— Нашлась почти сразу. Её бросили на Обводном, после поворота.

— В угоне? — Михаил Иванович внимательно посмотрел на помощника.

Глаза у майора были светлые, с тёмным ободком, веки припухшие после дежурства и бессонной ночи, в которой был виноват он сам. Не следовало ругаться с дочерью — не пришлось бы искать девчонку по всему городу. Самостоятельная выросла! Слишком…

— Да нет… — невнятно доложил молодой коллега, которому было всего лет на пять больше, чем дочери Малышева.

— Велик и могуч русский язык… Поясни!

— Скорее нет, чем да. Владелец отвёз её на свалку несколько месяцев назад. Приличная такая "Лада", ещё ездить на ней и ездить, но хозяин купил новую, а старую предложил кому-то на запчасти. Не исключено, что её подновили и продали по дешёвке.