Пробудить в преступнике совесть удаётся не всегда. Но заставить подчиниться, поставить в такие обстоятельства, когда он вынужден признать вину и говорить с тобой откровенно — задача любого уважающего себя и свою работу следователя. Баринцеву пять лет назад это удалось и ответ на предложение Сокольского был очевиден:

— Хорошо. Но поговорю с ним я сам, — решил полковник.

Сокольский в свою очередь посмотрел на начальника очень внимательно.

— Считаете, что он начнёт сопротивляться, если узнает, что один из людей, которых он считал своими "шестёрками", оказался сотрудником УВР? — спросил он, неправильно истолковав решение начальника.

— Не только это, — возразил Баринцев. — Махеев, может, и оценит по достоинству твою смелость, и мстить не станет. Но, во-первых, он не будет хранить в тайне информацию о том, что один из его людей был "засланным казачком", и слух об этом может дойти до других членов махеевской банды. Где гарантия, что кому-то из них не захочется прикончить тебя из мести? На тебя уже дважды покушались, провоцировать третий раз было бы глупо. Во-вторых, что тоже немаловажно, Махей относился к тебе именно как к одному из своих "шестёрок", и найти с ним контакт тебе будет сложнее, чем мне. А нам надо ускорить дело. Так что я встречусь с ним сам. Мне есть, что ему сказать, и что предложить. А ты подготовь мне отчёт о всех этих махинациях с махеевскими деньгами, чтобы я успел изучить подробности к моменту встречи.

Сокольский кивнул. Доводы полковника оказались весомыми.

— Отчёт будет уже сегодня, — пообещал он…

Глава седьмая. Неизменные доводы в изменяющемся мире

— Постарел, начальник! — Степан Николаевич Махеев давно разменял шестой десяток, но выглядел свежим и бодрым.

— Я смотрю, отсутствие вредных соблазнов идёт тебе на пользу, — заметил Баринцев, кивая на стул. — Присаживайся, разговор будет долгий.

— А ты присоединяйся! — живо предложил Махеев, устраиваясь напротив полковника и забирая "подношение" в виде пачки сигарет. — Обеспечу тёплое местечко, коечку рядом с собой, чтоб никто не беспокоил.

Александр Борисович некоторое время наблюдал за ним, но Махеева разглядываниями было не смутить. Он явно пребывал в добром расположении духа.

— Странный ты человек, Махеев, — проговорил наконец полковник. — Чего тебе нормально на свободе не жилось? Ведь мог в своё время бизнес вести честно.

— А ты мог бы жить без риска? — Махеев подался к нему, облокотившись на стол. — Честно скажи. Ведь не бросаешь свою службу и не идёшь цветочками торговать.

Баринцев оставил его вопрос без ответа.

— Знаешь этого человека? — Он выложил перед Махеевым фотографию Зайцева.

Прищурившись одним глазом, Махей повертел фотографию, отнёс подальше, потом приблизил к носу — и бросил обратно на стол.

— Первый раз вижу. Александр Борисович! — Он снова подался к Баринцеву и заговорил доверительным тоном. — Ты ведь знаешь, я болтать без пользы не привык.

— Будет польза, — пообещал Баринцев. — Это — Глеб Денисович Зайцев. Как его настоящие имя-фамилия — мы пока не знаем. Неизвестно нам и то, под каким именем он был знаком тебе. Зато мы располагаем интересной информацией, которая касается твоих финансовых дел.

Махеев насторожился. Он как никто знал, что Баринцев не станет понапрасну трепаться, если не имеет в запасе нечто, что ему, Махееву, не понравится.

— Если помнишь, у тебя оставался счёт на имя твоей законной супруги, — напомнил Баринцев. — Потом госпожа Махеева пропала. По непроверенным сведениям, она покинула Россию вместе со сбережениями, на которые ты очень рассчитывал.

— Ты к чему клонишь, полковник? — Махей перестал улыбаться и смотрел теперь нехорошим взглядом.

— Два дня назад мы эксгумировали тело неизвестной, похороненной на старом кладбище в Верево. — Баринцев достал бумагу. — Вот заключение. Останки принадлежат Махеевой Татьяне Ивановне. Их идентифицировали по генетической экспертизе. У нас был образец ткани её родного сына, погибшего два года назад. На место захоронения нам указал один из подручных Зайцева.

Махеев внимательно прочитал акт экспертизы. Потом отодвинул его от себя и отвалился на спинку стула.

— И что? — спросил он. — Мои денежки увёл кто-то другой?

— В той же могиле, — продолжил Баринцев, будто не заметив его слов, — был захоронен ещё один труп, который так же удалось идентифицировать. Это — твой "казначей". Два человека, которых ты считал предателями. Их отправил на тот свет господин Зайцев. У нас есть показания свидетелей. Сам он, через непродолжительное время, выкупил разорявшуюся фармацевтическую фирму, а остаток денег положил на свой собственный счёт. Мы подняли всю документацию. Сумма совпадает.

— Так это он меня кинул?! — Махеев стиснул зубы, и на его массивном лице застыло выражение мрачной решимости. — С-сука… — процедил он.

Баринцев дал ему пару минут переварить информацию, потом убрал в папку листки бумаги и предложил:

— Поговорим?

* * *

Можно было посчитать чудом, что всего за три недели, прошедшие после ареста Зайцева, они составили из разрозненных фактов целостную картину. Теперь на руках УВР были не только доказательства его незаконной деятельности на месте хозяина фармацевтической фирмы, но и сведения о причастности к организации "киллерской конторы", которую Зайцев курировал ещё пять лет назад, при Махееве. И не только это.

— Пусть его приведут в допросную, — распорядился Сокольский. — Пора мне лично пообщаться с этим типом.

Глеб Денисович Зайцев к своему положению относился философски. То ли верил, что у него есть "козырь в рукаве", то ли имел железные нервы. Понаблюдав через стекло, как он сидит за столом, от нечего делать разглядывая свои большие, сильные руки, Сокольский оставил Матвея наблюдать дальше и направился к двери.

— Здравствуйте, Глеб Денисович! — сказал он, входя. — Я — подполковник УВР, Игорь Сергеевич Сокольский.

На мужественном лице Зайцева отразилось удивление. Если судить по видеозаписям его пребывания в изоляторе УВР, такое случилось впервые. Он молча наблюдал за тем, как Сокольский отодвигает стул и садится. Потом сказал:

— Мы ведь знакомы?

— Нет, — ответил Сокольский. — Мы с вами лично встречаемся первый раз.

Зайцев не поверил, но оставил свои мысли при себе.

— Я расскажу вам кое-что, — предложил Сокольский. — Глеб Денисович Зайцев, 1966 года рождения, — начал он так, словно читал сводку. — С 1987 по 1998 год служил в погранвойсках Калининградской области. Уволился в запас. Во время возвращения на свою историческую родину, в село Гремячее Краснодарского края, погиб в автомобильной аварии. Через несколько дней умер его единственный близкий родственник — двоюродный брат. Угорел в бане. На этом могла бы и закончиться история рода Зайцевых. Но остался его незаконный сын.

Сокольский внимательно наблюдал за Глебом Денисовичем, но тот и не думал скрывать своё удивление.

— Так у меня есть сын? — живо переспросил он. — Не знал.

— И не могли знать. Об этом не знал даже настоящий Зайцев.

Сокольский встал и прошёлся по комнате.

— Его девушке повезло. Она решила не сообщать своему жениху о том, что его недельная побывка на родине оказалась плодотворной. Если бы она не сдержалась и написала об этом — кто знает, что бы случилось с ней самой и её будущим малышом.

Сокольский остановился за спиной Зайцева и тот невольно повернулся в его сторону. В его взгляде появилась настороженность, но впечатление могло создаваться из-за шрама и асимметрии, которую он создавал.

— Недавно вы порезали палец о бумагу, — напомнил Сокольский, и зашагал дальше по кругу. — Это навело на интересную мысль: сравнить образец вашей крови с данными, которые должны были сохраниться в Калининграде. Но увы! Почти сразу после увольнения Зайцева в запас, на его месте службы случился пожар, и часть личных дел сгорела.