“Великолепный материал – сталь, – подумал Онни. – Ее гладкая поверхность вечна и гигиенична”. Когда Онни пробовал готовящееся блюдо, он всякий раз брал новую чистую ложку. Положенное время истекло, еда была готова.

Запах горячей пищи настиг Розу сразу же за запахом крема для обуви. Она встряхнула пальто, стукнула друг о друга зимние ботинки, вымыла руки и вошла на кухню, готовая к решению вопроса тем или иным образом. Мужчина поставил на стол две тарелки, кувшин с водой, банку обезжиренного молока, мельничку для перца и соль. “Клеенка красивая, от Маримекко, моя, свеча в подсвечнике”, – отметила про себя Роза.

– Пожалуйста, – сказал Онни, стоя в эффектной позе между рабочей поверхностью и кухонным столом. Роза заметила выглядывающую из глубины коробки точилку для ножей.

– Спасибо, – ответила Роза. Это было единственное слово, которое она смогла произнести в подобной ситуации. Ничего иного ей в голову не пришло. “Не могла бы она промолчать? Не могла”.

Роза села за стол, взяла кувшин и, задумавшись, стала лить воду в тарелку. Вода дошла до краев, а затем полилась на стол. Как при замедленной съемке Роза наблюдала, как мужчина схватил рулон хозяйственной бумаги, вытер клеенку и переставил кувшин в раковину. После этого перед Розой появилась новая сухая тарелка. Онни наполнил стакан Розы водой, свой собственный – молоком, выудил из испускающей пар кастрюли кусок курицы и положил вместе с овощами на тарелку Розы. Покрасневшая Роза схватила столовые приборы – ее вдруг стало все это невыносимо раздражать: как на премьере любительского театра! Курица разлеглась в центре тарелки в желтоватой лужице подливки. Роза взглянула исподлобья, как мужчина начал есть с отменным аппетитом, почти давясь. “Какой бы ему задать подходящий вопрос? Надо о чем-нибудь его спросить сейчас, пока есть возможность”. От голода подвело живот.

– На улице не слишком скользко, да? – произнесла Роза дрожащим голосом, когда молчание угрожающе затянулось. “Это не то, что я хотела спросить, – подумала Роза, – но надо же с чего-то начать”.

– М-мм, – ответил Онни и перевел взгляд на тарелку Розы.

Роза моментально схватила мельничку для перца и принялась вращать ее над тарелкой.

– Чудесный аромат, – продолжила беседу Роза и натянуто улыбнулась. Онни с набитым ртом задумчиво кивнул головой.

“Не могу понять, слышал он или нет”. Роза отрезала кусочек от картофелины, потом положила в рот второй, третий. Она съела все овощи и старалась придумать вопрос, но мысли, наверное из-за голода, будто зацементировались. Роза уткнулась в тарелку. Затем она наколола на вилку аппетитный кусочек курицы и отправила его в рот. Курица была с лимоном и вообще-то недурна.

– Что это? – спросила Роза.

– Еда, – изумленно выпалил Онни.

– Какая еда? – спросила Роза.

– Понедельник, – сказал Онни.

– Понедельник? – переспросила Роза.

– Рецепт на день из “Кулинарной книги на целый год”.

– У рецепта нет названия? – удивилась Роза.

– “Второй понедельник ноября”, – голос Онни заскрежетал, как металлическая проволока. – Вкусно? – через секунду спросил Онни скорее из вежливости, чем из интереса.

– М-мм, – пробурчала Роза, жуя. Она принялась есть с тем же аппетитом, что и он. Еда, кроме всего прочего, повышает уровень сахара в крови и помогает сосредоточиться.

“Вопрос должен быть будничным и обычным, но в то же время таким, чтобы из ответа можно было извлечь полезную информацию”.

– Ну, чем ты сегодня занимался? – поинтересовалась Роза, запихивая в рот кусочки и пытаясь преодолеть напряженность и быть естественной.

От курицы остался только треугольник, который можно было бы разделить на два, но никак не больше кусочка. Роза не знала, куда деть глаза. Она заставила себя пристально посмотреть на мужчину.

Сперва ей показалось, что он и не думает отвечать, но он все же заговорил. Слова выходили из него так же скупо, как пузырьки воздуха из рыбьего рта, они были гладкие, круглые и воздушные и словно не могли зацепиться друг за друга:

– Был прекрасный день, как и планировалось. Все шло по графику, без изменений. Обсудили на заседании вопросы, стоящие на повестке дня. А у тебя?

Роза долила в кувшин воду из-под крана. Заданный мужчиной вопрос вовсе не звучал вопросительно. Ее что-то раздражало. Теперь прямо перед ней был затылок мужчины, мускулистая шея, ровно подстриженная линия волос. Что будет, если я вылью полный кувшин воды ему на шею? – Мужик в шоке? И как это поможет? Удар сзади казался не вполне честным, но лицом к лицу сделать это было бы намного труднее. Роза подставила оба стакана под воду. Несколько секунд слышался только звук воды в наполняющихся стаканах.

– Пожалуйста, – сказала Роза и поставила кувшин на стол. Она все еще ощущала в руке вес большого стеклянного кувшина, его прохладу и оставшийся неосуществленным замысел.

“Какие такие дела? Что за заседание? Где ты был? Откуда заявился? Кто ты?” В вопросах не было недостатка, но их почему-то было так трудно задать! Странность ситуации и непринужденность мужчины, неуверенность Розы. Она съела слишком много и второпях, ей нужно пройтись. Немедленно.

– Спасибо, – сказала Роза и встала. В желудке возникли странные ощущения и чувство тяжести. Вверху горла было щекотно от перца. Нужно сказать мужчине, что я вегетарианка.

– Я вегетарианка, – сказала Роза. – К твоему сведению.

ЛАУРА УСТРОИЛАСЬ СПАТЬ рядом с мужем. С тем же успехом можно было лежать рядом с кем угодно, так же соприкасаясь, но вовсе не спать вместе. “Это уже вошло в привычку”, – подумала Лаура. Вероятно, все становится более обыденным, когда теряешь веру. В данном случае муж был настолько далеко, что весь район, город и мужчины всего мира были ближе, чем этот, такой знакомый, мужчина; их Лауре было нетрудно представить хотя бы в виде большой поленницы на другом краю кровати. Рука мужа лежала ровно в пяти сантиметрах от подушки Лауры, и регулярно поднимающееся одеяло свидетельствовало о том, что он дышит. Возможно, Лаура и сама была где-то далеко, да, именно так: ее мысли занимали огород и садовые растения, а также вопрос, почему сил стало меньше, еще она думала о своем стрессе из-за исследовательских грантов, представляла флаг на корабле в первый день летнего отпуска, скучала по племяннику. На самом деле существовал единственный способ отстранения от мужа: ее нуждавшаяся в покое физическая оболочка размещалась каждый вечер на левой стороне двуспальной кровати, поворачивалась к мужу спиной и блуждала в собственных мыслях и снах. “Могло быть и хуже”, – говорила она сама себе много раз, находя силы, чтобы закончить день и начать новый, да и просто чтобы убедить себя, что человек в состоянии выдержать и бо́льшие трудности. Все-таки в их паре не было ни алкоголизма, ни насилия – одно только замогильное глубокое одиночество в отношениях.

Этим вечером сон не шел. Одна забредшая мысль мешала заснуть и постоянно крутилась в голове. Она была связана с прошедшими в выходные похоронами двоюродной бабушки, с тем, что жизнь имеет свой предел, что наша жизнь здесь – единственная и с каждым днем становится короче, что все скорбные образы, которые вновь соединили родных друг с другом, узы приятельства и дружбы, ведут, в свою очередь, к очереди с цветочными корзинами в руках, которые ставят их у гроба. Вот ведь! Лауру тревожила мысль о мгновении смерти. Не о том, что она умрет, а о том, что именно в момент смерти рядом с нею будет находиться этот посторонний мужчина, которого позовут к ней, когда придет ее час, и она будет слишком слаба, чтобы воспротивиться и сказать: хочу быть рядом с тем, кому могу отдать свое сердце. Да, хотелось бы оказаться рядом с тем, кого знаешь, кто просто живет рядом с тобой, здесь и сейчас. Вот она, вся жизнь Лауры, как на ладони, и смерть с сарказмом подтвердит, что не принесла никакой особой разницы по сравнению с прошедшей жизнью, ведь прожита она Лаурой как в коме. Медсестра улыбнется: “Не волнуйтесь”, а этот посторонний человек будет сидеть у ее одра, совсем близко! Эта холодная и неутешительная картина не давала сейчас заснуть, не отпускала, становясь все отчетливее и открывая широкие, до горизонта, отвратительные в своей реалистичности сцены.