– Мария, – услышала Рут ответ. – Мне надо идти.

– Подождите минутку, – попросила она, – вам не надо ничего говорить. Если сейчас вы находитесь в опасности, конечно, идите. В противном случае позвольте мне сказать несколько слов об этой линии помощи. Все, о чем мы говорим по этому номеру, строго конфиденциально и ни в коем случае не подлежит разглашению. Это телефонная линия помощи жертвам домашнего насилия, но мы общаемся со всеми, кто в нас нуждается. На этой линии работают всего три человека: я, Джемма и Эллен. – Рут сделала небольшую паузу. На другом конце провода раздались приглушенные всхлипывания, и она продолжила: – Вы можете звонить сюда просто для того, чтобы поговорить, или, если хотите, мы можем порекомендовать места, куда можно обратиться за помощью лично. У нас есть врачи, к которым можно анонимно прийти на прием, а также приюты, если вам необходимо покинуть то место, в котором вы сейчас находитесь.

– Не могу, – произнесла Мария. Звуки всхлипываний прекратились. Она говорила голосом, лишенным каких-либо чувств и эмоций, и Рут подумала, что лучше б она снова заплакала.

– У вас есть дети? – спросила консультант. Рут изо всех сил хотела удержать женщину на линии. Если она не найдет каких-то общих точек соприкосновения, Мария может уже никогда больше не перезвонить. А она совершенно точно нуждалась в разговоре. Молчание некоторых людей громко кричало об их полном одиночестве. – У меня нет детей, – произнесла Рут, – но я всегда хотела, чтобы они были.

На другом конце провода молчали, но трубку не вешали. «Это хорошо», – подумала Рут.

– Я не замужем, – продолжила она. – Все считают, что женщина должна быть замужем, особенно когда у нее есть дети и если она дожила до моего возраста. А ты замужем, Мария?

На другом конце провода прозвучал звук, который Рут восприняла в качестве утвердительного ответа. Она отметила в тетради, что в ситуации, возможно, замешан муж.

– Мне не очень везло с мужчинами, – продолжила Рут, – но кажется, что лучше быть одной, чем жить связанной нездоровыми отношениями. Я искренне так считаю. Что ты думаешь по этому поводу, Мария?

– Мне надо заканчивать разговор, – ответила та. Рут поняла, что она ее теряет.

– Хорошо. Вот что я хочу сказать тебе напоследок. Наша линия помощи не работает ночью, но мы готовы ответить на твой звонок каждый день без выходных, с девяти утра до девяти вечера. Пожалуйста, перезвони нам. Мне очень хочется надеяться, Мария, что мы сможем тебе помочь.

– Для этого может быть уже слишком поздно, – ответила Мария, и Рут услышала в трубке гудки.

Потягивая зеленый чай, она делала записи о разговоре с Марией, время от времени бросая взгляд на стоящую на столе фотографию своей старшей сестры. Потом раздался новый звонок.

Сестру Рут звали Гейл. Когда ей было двадцать шесть лет, у нее начался роман с учителем Рори, который был на два года старше ее. Через полтора года по уши влюбленная девушка вышла за Рори замуж. Рут заканчивала аспирантуру, когда ее сестра неожиданно оказалась в больнице. Как сообщила Рут их мать, Гейл упала и повредила себе голову. Сообщение матери было не очень понятным, а подробности случившегося с Гейл – какими-то смазанными.

Рут пришла в больницу вместе с родителями. По Рори нельзя было сказать, что он был очень рад их видеть. Подключенная к разным аппаратам Гейл лежала на койке. Один из врачей отозвал родителей и Рут в сторону и спросил, знают ли они, что у их дочери были другие недавно полученные травмы, никак не связанные с падением и ударом головой. Рут помнит, что родители искренне удивились этой новости. Они понятия не имели, что у их дочери было сломано несколько ребер, запястье, а также три пальца на ногах. Гейл ни словом не обмолвилась об этих травмах. Рут сразу поняла, в чем дело.

Она бросилась к Рори и спросила его, откуда у сестры все эти многочисленные увечья. Тот отвел глаза и потом довольно резко ответил, что не имеет к ним никакого отношения. Когда Рут рассказала об этом своим родителям, они тоже не поверили. Гейл любила своего мужа, который к тому же был учителем. Зачем бы он стал бить свою жену? Рут ждала, когда сестра придет в себя, чтобы объяснить произошедшее. Но она умерла, не приходя в сознание. Рори быстро исчез с их горизонта. Против него были лишь подозрения, но ничего конкретного никто доказать не смог.

После этого жизнь Рут кардинально изменилась. И изменилась не потому, что Гейл оказалась замужем за человеком, который бил ее, и даже не потому, что она умерла в результате побоев. Жизнь Рут изменилась из-за того, что Гейл никогда ничего им не говорила. Она ни словом не обмолвилась ни с отцом, ни с матерью, ни с сестрой о том, что происходит в ее семье. Она не обратилась к ним за помощью даже тогда, когда эта помощь была ей нужна. Она вообще никому ничего не рассказывала о своей жизни.

Только через десять лет после этих событий Рут получила необходимое образование и нашла средства для того, чтобы открыть линию помощи жертвам домашнего насилия. Сейчас она уже не представляла себе, что может заниматься чем-то другим, и не просто потому, что с головой ушла в эту работу, а потому, что, как оказалось, на свете было много людей, которые нуждались в ее помощи. И каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, какое-то мимолетное мгновение ей казалось, что на другом конце провода она услышит голос сестры, которая никогда и никуда не позвонила и не попросила о помощи, которая была ей так нужна. Рут занималась телефонной линией в память о своей сестре – и для того, чтобы то, что произошло с ней, больше не повторялось.

Четвертый день суда

К 10.30 утра все присяжные собрались и были готовы приступить к работе. Приоткрылась дверь, и в ней появилось лицо женщины-пристава.

– Небольшая задержка, – сообщила она. – Судья должна выслушать срочное прошение о том, чтобы отпустить человека на поруки. Много времени это не отнимет.

Пристав исчезла до того, как кто-либо из присяжных успел уточнить, сколько времени может занять эта процедура. К тому моменту все поняли, что в суде время идет по-другому, а выражение «много времени это не отнимет» может означать от десяти минут до нескольких часов. Ожидание было частью процесса; оставалось только поглядывать на часы, думая о том, что происходит где-то в другом месте.

– Привет, Лотти, – сказала Джен, – ты сегодня утром ехала через мост? Я слышала по радио, что там была грандиозная пробка. Но, видимо, ты успела проскочить до нее, так как не опоздала…

– Сегодня я добиралась на автобусе. У меня машина в ремонте, но когда я переезжала мост, никакой пробки не было. В любом случае спасибо, что спросили, – пробормотала Лотти, отступая с чашкой кофе в руках. У нее не было желания вести светскую беседу ни о чем. Сидя в автобусе, она считала минуты до того, как приедет в суд, войдет в комнату присяжных и поговорит о том, что они видели вчера. Заняв место между Кэмероном и Джеком, Лотти размышляла о том, как лучше начать разговор.

– Как вы думаете, эта, ну… обвиняемая… она в предварительном заключении или под поручительством? – безадресно поинтересовался «сержант» Грегори.

– Надеюсь, что в заключении, – резко ответила Агнес Хуанг. – Пока эта женщина ходит среди нас, я не стала бы называть Бристоль безопасным городом.

Присяжные упомянули судебное разбирательство, и Лотти почувствовала, что у нее появилась возможность вставить свое слово.

– Но мы же еще от ответчицы и слова не слышали, – возразила она, внутренне подготовив себя к возможной критике, а также удивляясь тому, что «льет воду на мельницу» – защищает человека, нанесшего такие ужасные увечья. Лотти полночи не спала, ломая голову над тем, что заставило такую с виду неприметную и спокойную женщину вести себя столь жестоко. Такое поведение одновременно интриговало и пугало Лотти. Единственный вывод, к которому она пришла, был тот, что если Мария Блоксхэм не сошла с ума, то должно было существовать объяснение ее действиям. А после наблюдения за ответчицей Лотти засомневалась в том, что та сумасшедшая.