Двуглавый дракон взмыл в небо, выдыхая низко гудящие струи огня — первый ряд всадников Рудина попросту смело и развело пеплом по ветру, как подгоревшие крошки со стола. Воины на стенах замка разразились радостными воплями, приветствуя Эльдара и поливая грязной руганью осаждающих, и дракон, красиво прянув под облака, вернулся и выжег еще дюжину всадников. Двое магов попытались было поразить его огненными шарами, но дракон сумел увернуться.

Когда лучники Кадеса осыпали всадников дождем мелких пылающих стрел, попадавших в спайки панцирей и в забрала, Катя почувствовала только восторг и странную, прежде незнакомую ей горячку боя. Будь она эндорой, непременно поддержала бы лучников чем-то вроде болотного огня.

Ей не было страшно ровно до той минуты, когда над замком с величавой медлительностью пролетела крылатая тень и легким, почти небрежным толчком сбросила меречь на землю. Закувыркавшись, дракон покатился по траве, правое крыло распласталось рваной мокрой тряпкой, и вот тогда, когда золотистые глаза меречи стали мутными, словно у вываренной рыбины, Катя поняла, что до этой минуты не знала, что такое настоящий страх.

Она сорвалась с места и, покинув крошечную башенку, где ее спрятал Кадес, бросилась вниз, к выходу. В голове не было ни единой мысли, только звонкая холодная пустота понимания, что сейчас, в это самое мгновение Эльдара убивают, а она, Катя, ничего не может с этим поделать. Мелькали коридоры и коридорчики, кто-то попытался было схватить ее за руку и не дать кинуться на верную смерть — Катя вывернулась и побежала дальше, не видя, куда бежит, но полностью доверившись чутью, которое и вывело ее в охранный коридор, а затем — из замка.

Кажется, она слышала голос Кадеса — голос, пропитанный ужасом.

— Катя, нет! Катя! Стой!

Потом, когда за ней захлопнулась дверь, Катя снова стала осознавать себя. Было утро — свежее, ясное, росистое. Солнечный свет величаво растекался по небу, ветер, шагавший по полям, пах цветами и травами, и в нем почти не чувствовалось запаха гари и крови. Катя шагнула по сырой траве туда, где Рудин занес над распластавшимся раненым драконом нестерпимо сияющее золотое копье, и негромко, едва уловимо промолвила:

— Тебе ведь я нужна? Ну вот она я. Бери.

И он услышал.

Когда меречь сбросило с небес на землю, и дракон, беспомощный, как выброшенный из гнезда птенец, закувыркался по выгоревшей траве, с жалобным ревом захлебываясь собственным пламенем, Лиза поняла, что пора действовать.

Делай раз! — и нетронутые серебряные флаги с водой, вроде бы надежно защищенные от любой магии рунами, выбитыми на круглых боках, с громким металлическим стоном рассыпаются на мелкие капли. Те всадники, которые ехали с ней рядом, даже успевают удивиться. На то, чтобы выхватить оружие и попробовать хоть как-то защитить себя, у них уже не остается времени.

Делай два! — и освобожденная вода, повинуясь движениям русалки, взметается в утреннее небо шипящим фонтаном зеленого огня. Лиза смотрела и думала, что иногда даже смерть бывает красивой — правда, мало кто сможет оценить ее красоту во всем великолепии.

Делай три! — пылающие капли обрушиваются на отряд Рудина, и победные крики обрываются — на их место приходят вопли и стоны боли. Впрочем, они достаточно быстро прекращаются. Не только Рудин умеет превращать воду в бефельскую кислоту.

«Знай наших», — с неприятной кривой усмешкой подумала Лиза, спрыгнув на землю и уверенно отправившись туда, где владыка, серебряный рыцарь, поразивший дракона, с неторопливой величавостью спускался из-под дымных темных облаков, застилающих рассвет. Кто-то из всадников, поняв, что произошло, швырнул в нее серебряный метательный нож — Лизе хватило небрежного, почти танцевального жеста, чтобы отбить смертоносную иззубренную пластинку и отправить нож в горло его хозяина. Хрип, падение тела в траву — далеко, почти на грани восприятия.

Пришло время Троянского коня, небольшого, но мощного заклинания, которое еще вчера Лиза вбросила в браслет и отправила гулять по крови своего господина.

Кажется, кто-то из всадников снова попробовал остановить ее. Лиза небрежно взмахнула рукой, и любителя рисковать, связываясь с русалкой, вышвырнуло из седла. Больше желающих не нашлось, хотя она прекрасно понимала, что это временно. Сейчас они окончательно опомнятся и изрешетят ее дождем метательных ножей — до этого надо успеть выполнить свою задачу, и Лиза прекрасно знала, что успеет. А там видно будет. Во всяком случае, отведенную роль она сыграет безукоризненно и до конца.

Она вспомнила, как давным-давно, чуть ли не в прошлой жизни, они с Эльдаром были в Праге. Что бы ни случилось, как бы она своей алчностью и глупостью ни испортила жизнь и себе, и ему, у нее все-таки была та майская Прага, наполненная солнцем и светом, поцелуй на Карловом мосту, весна и любовь. Конечно, Эльдар безбожно врал и манипулировал, обещая, что они вернутся туда, и все будет хорошо — но она позволяла ему так поступать. Позволяла дергать себя за ниточки.

Возможно, просто хотела верить в свое прошлое и будущее счастье. Хотя бы в саму возможность счастья.

Лиза вскинула руку и отдала приказ.

Боль, пронзившая ее, была настолько сильной, что русалка споткнулась и упала на колени — зато Рудин, обвитый пылающей алой лентой, тоже рухнул в траву, и искреннее изумление на его мертвенно бледном изуродованном лице воистину дорогого стоило.

Серая пелена обморока застилала глаза. Почему-то земля, истоптанная копытами коней, была слишком близко.

— Эльдар, да шевелись ты! Шевелись, скотина крылатая! — беззвучно кричала Лиза. — Я все сделала!

Дракон лежал неподвижно. Кончики крыльев едва заметно двигались, словно их встряхивала судорога. Золотые глаза медленно затягивало смертной мутью.

— Шевелись, ради тысячи богов, — прошептала Лиза, а потом перед глазами сомкнулся серый занавес, и она погрузилась во тьму.

— Троянский конь, значит. Троянская кобыла, точнее. Что ж, этого следовало ожидать, — с брезгливым неудовольствием произнес Рудин, обрывая шипящую алую ленту. Там, где она прикасалась к доспехам, серебро почернело, выдержав магический удар. Тело русалки валялось в траве, и сейчас Лиза не подавала признаков жизни; Рудин хотел было на всякий случай пригвоздить ее копьем, словно бабочку к обоям, но передумал. Не о верной служанке меречи сейчас разговор.

Дракон едва дышал. Там, в небе, Рудин окатил его заклинанием такой силы, что и сам сейчас едва держался на ногах. Вернее сказать, его поддерживала ярость и жажда мести. Он сейчас забыл все, что спланировал с такой тщательностью — все прошлые планы в эту минуту не имели значения.

Пока Рудин возился с лентой, меречь содрогнулась и медленно растаяла, оставив после себя черное выгоревшее пятно на земле и кислый смрад в воздухе. Человек, который много лет назад отправил на тот свет великого и страшного Илью Мамонтова, повелителя обеих вселенных, сейчас корчился в ногах нового владыки полураздавленным червем. «Идущий за мною сильнее меня», — подумал Рудин и с удовольствием представил, как будет выглядеть отделенная от тела голова Эльдара. Он увидел эту картинку, словно наяву: грязные волосы, разметавшиеся вокруг головы подобно некрасивому нимбу, когда-то были светлыми, мутные карие глаза смотрели прямо и вверх, почти закатываясь под веки, изо рта стекла ржавая струйка крови и застыла, оставив дорожку, как свежий шрам.

Изумительное зрелище.

— Ваше величество…, - робко начал было кто-то из рыцарей за спиной, но Рудин даже не обернулся.

— Падаль не трогайте, — проговорил он, и двое спешившихся всадников, которые направились было к телу русалки, послушно замерли. Эльдар попытался встать, опершись на локоть, но сразу же рухнул обратно — изломанное тело не слушалось.

— Еще пробуешь сражаться, — промолвил Рудин. — Уважаю.

Здоровую половину лица Рудина скривило в той самой знаменитой ухмылке, которая заставляла даже самых могучих и отважных воинов бежать без оглядки и молить тысячу богов о пощаде. Он подошел к поверженному сопернику вплотную. Поддел ногой, переворачивая с живота на спину — пусть видит того, кто наконец-то отправит беспокойного покойника на тот свет.