Как зачарованная, Катя приблизилась к капсуле. Впечатление неподвижности оказалось ошибочным: сейчас Катя видела, что пальцы Кадеса-второго едва заметно шевелились, безволосая грудь тихонько поднималась и опускалась, а глазные яблоки за тонкими, почти прозрачными веками быстро двигались то влево, то вправо — гомункул смотрел сон. Длинные волосы колыхались в жидкости, словно водоросли, волнуемые течением. Ассоциация с утопленником была настолько явственной, что Катя невольно сморщилась и отошла в сторону.

— Вы создали его сами? — сухо осведомился Эльдар. Кадес довольно кивнул, и тогда Эльдар решил снизойти до похвалы: — Право же, это колоссальное достижение. Аплодирую стоя.

— Тело без души есть труп, как вам известно, — откликнулся Кадес, и Эльдар сурово посмотрел в его сторону, словно ученый отпустил в его адрес небольшую, но очень неприятную шпильку. Кадес мягко похлопал себя по груди и продолжал: — А душа скоро покинет это печальное пристанище и отправится на новое место жительства.

Он взял с низенького круглого столика пухлый исписанный блокнот, что-то уточнил в своих заметках и приблизился к капсуле. Катя с интересом смотрела, как Кадес пристально изучает цвет жидкости, должно быть, анализируя состояние своего нового пристанища.

— Ваша книга успела наплодить сорок эндор, — холодно сообщил Эльдар. — Зачем так много?

Кадес пожал плечами.

— Рано или поздно одна из них попала бы сюда. Я просто увеличил свои шансы… надеюсь, вы не будете обвинять умирающего в том, что он хочет получить исцеление.

— Все, кроме Кати, погибли, — сказал Эльдар. Подтекст был ясен: девушка спаслась только благодаря мне, а ты имеешь наглость утверждать, что я ее не люблю.

— Как жаль, как жаль, — спокойно откликнулся Кадес, и было понятно, что судьба уничтоженных эндор волнует его примерно так же, как прошлогодний снег. — Право, я не ожидал этого… Но ведь невозможно приготовить омлет, не разбив яиц и не нарезав ветчины.

— Цель оправдывает средства, — глухо произнес Эльдар. Кадес отложил свой блокнот, довольно посмотрел на гомункула — видимо, все шло так, как запланировано — и, дотронувшись до руки Кати, промолвил:

— Итак, дорогая моя, слушайте. Я провел слишком много времени вдали от моего медицинского аппарата и думаю, что в течение пары часов моя нынешняя оболочка придет в полную негодность. Как, я полагаю, вам известно, душа покинет тело с последним вздохом, но некоторое время останется привязанной к своему прежнему вместилищу. Ваша задача — пристально наблюдать за выходом души и, как только она окажется на свободе, незамедлительно перехватить ее и поместить в новое тело.

Катя кивнула. Поставленная задача практически ничем не отличалась от того, чем ей приходилось заниматься каждый день в лаборатории Знаменского.

— Это потребует от вас большой отваги, — продолжал Кадес. — Не знаю, как обстоят дела в вашем мире, но здесь вокруг умирающего тела начинают кружить хищные даймонии, душееды, невидимые людскому взору. Они жаждут ухватить душу и растерзать ее. Вам понадобится вся ваша смелость, чтобы противостоять им, но я уверен, что вы справитесь.

— Я помогу, — произнес Эльдар, но Кадес тотчас же вскинул руку, приказывая ему молчать.

— Любое постороннее вмешательство разрушит обряд, — с несвойственной ему жесткостью сказал Кадес. — Даймонии пожрут душу, а эндора в лучшем случае лишится рассудка, а в худшем тоже станет их жертвой. Уверяю, вам лучше остаться среди зрителей, друг мой. Что скажете, Катя?

Несколько минут Катя молчала, задумчиво глядя на висящего в капсуле Кадеса-второго и не видя его. В голове не было ни единой мысли — только звонкая пустота, как при гриппе.

— Да, я согласна. Я хочу домой, пора закончить со всем этим, — сказала она, когда тяжелое молчание стало почти физически ощутимым. Кадес торжествующе улыбнулся, словно и не ожидал другого ответа. — Эти даймонии могут как-то навредить мне, или они охотятся только за вашей душой?

— Пока вы не боитесь, они не сделают вам ничего плохого, — уверенно отчеканил Кадес.

— Хорошо, — кивнула Катя. — Я постараюсь не бояться.

Эльдар взял ее за руку — прикосновение отдалось легким ударом тока. Перед внутренним взором мелькнули наряженная новогодняя елка в питерской квартире, пустая бутылка коньяка, плед, сброшенный на пол — мелькнули и погасли, словно их и не было.

— Вы говорите, что осталась пара часов, — негромко произнес Эльдар, не глядя на Кадеса. — Дайте нам четверть часа, я должен поговорить с Катей.

Кадес понимающе кивнул.

— О, разумеется, разумеется, — торопливо заговорил он. — Я пойду готовиться к обряду, а сюда скоро придут мои слуги — займутся подготовкой госпожи эндоры. Как раз четверть часа, да…

Когда Кадес, заметно покачиваясь, вышел из лаборатории мелкими семенящими шажками, Катя отступила к шкафу, набитому бутылями с мутным содержимым и тихо произнесла:

— Эльдар, не говори ничего. Не надо.

Эльдар задумчиво сжал переносицу — этот жест был настолько полон какой-то глухой обреченности, что Катя едва сдержала стон.

— Я все-таки скажу, — промолвил он. — Послушай… Все не так, как видит наш хозяин. Далеко не так. Я люблю тебя, Кать. Эти полгода я только тем и занимаюсь, что доказываю это делами. Не слушай Кадеса, не верь ему.

Он хотел было сказать еще что-то, убедить, подобрать единственно правильные слова, чтобы любые, даже мельчайшие сомнения навеки покинули Катю — но посмотрел на нее и осекся. Протянув руку, Катя дотронулась до оскаленных драконьих пастей на браслете и сказала:

— Даже если я лишусь магии?

Эльдар закрыл глаза, словно взгляд в сторону Кати причинял ему жестокую боль.

— Я полюбил тебя, когда в тебе не было ни капли магии, — откликнулся он. — И буду любить, что бы ни случилось. Какой бы ты ни стала, каким бы я ни был…

Катя с замиранием сердца ждала, что душа дрогнет, радостно раскрываясь ему навстречу, но этого не произошло. Высокий, коротко подстриженный человек в темном плаще, в который превратился его дорогой костюм, был для нее чужим, абсолютно чужим, и Катя не знала, как это получилось, да и не хотела знать. Корочка льда, охватившая ее сердце в обеденном зале, когда Кадес сказал неприятную правду, а Эльдар не стал ее оспаривать, становилась все больше, наливалась студеной водой, как слезами.

— Прости, — прошептала Катя и не услышала своего голоса. Слезы заструились по щекам, но их она не почувствовала тоже. — Эльдар, я не знаю, что со мной такое. Прости.

Он взял ее руки в свои и осторожно — так, едва дыша, смотрят на бабочку, опустившуюся на плечо — прикоснулся к пальцам губами.

— Сделай то, о чем просит Кадес, — негромко произнес Эльдар. — А потом мы отправимся домой, и ты выйдешь за меня замуж.

Катя ахнула — она ожидала всего, чего угодно, но не того, что Эльдар сделает ей предложение в другом мире, в алхимической лаборатории, за пять минут до прихода молчаливых людей с щупальцами под носами, которые выкатят капсулу с гомункулом и поведут Катю туда, где ей предстоит защитить душу Кадеса от незримых, но от этого не менее опасных чудовищ. Она шмыгнула носом и улыбнулась: улыбка получилась тихой и жалкой.

— Странное место и время для предложения руки и сердца, — промолвила Катя. Эльдар осторожно стер слезинку с ее щеки и сказал:

— Почему бы и нет? Жизнь завела нас в сердце другого мира, а в нашем за нами охотится самый могущественный и опасный маг страны. По-моему, попросить любимую девушку стать любимой женой — самое нормальное, что я могу сделать. Ты согласна?

— Да, — выдохнула Катя и удивилась тому, с какой легкостью дала ответ. — Да, я согласна.

Ей хотелось сказать Эльдару так много, но на язык и сердце словно положили печать, и Катя поняла, что больше не сможет сказать ни слова — да и не нужно, она уже дала ответ на главный вопрос в своей жизни.

Зашуршали, открываясь, двери. В лабораторию вошли слуги.

Когда синяя круглая чашка неба наклонилась, выплескивая розово-золотистое варево заката и открывая унизанные звездами стенки, обитатели замка собрались на смотровой стене, там, откуда открывался удивительный вид на небольшое круглое озеро. По берегам зажглись низенькие фонари, поставленные прямо в траву: сидевшие внутри, за матовыми стеклами, кхаадли недовольно потрескивали крылышками и ворчали. Им хотелось на волю, туда, где девушки, облаченные в светлые прямые платья, опускали венки на неподвижную вечернюю воду. В венках вспыхивали свечи, словно звезды открывали сонные глаза — повинуясь незатейливой огненной магии, венки отплывали от своих хозяек и неторопливо скользили по озеру туда, где из воды поднимался огромный плоский камень.