Эльдар посмотрел на него, как на скорбного разумом. Снова дотронулся до затылка — при падении он рассек кожу на голове, и та боль, которую он испытывал сейчас, заставляла Рудина улыбаться — ухмылкой сытого и довольного хищника.

— Смирнов-то крупный мужик, — сообщил Рудин. — Восемьдесят килограммов в нем точно есть. Что, не думали, что мне придется его поднимать?

Вода в стакане забурлила с низким неприятным гулом. Лицо Эльдара исказило странной гримасой, и он отступил назад.

— Бефельская кислота, — Рудин взвесил стакан на ладони. — Растворяет любой наведенный морок. И рожу заодно. До костей. Заклятия спадут, а мучения останутся. До конца жизни, и вряд ли она будет особенно длинной.

Эльдар опустил глаза и нервно сглотнул. Рудин довольно улыбнулся и сделал шаг к нему, ласково покачивая стакан в ладонях. Кислота дрожала и переливалась всеми оттенками зеленого.

— Не надо, — негромко произнес Эльдар. — Давай поговорим спокойно.

Рудин кивнул, но стакана не убрал.

— Хорошо. Кто ты на самом деле?

Эльдар закрыл глаза и совершенно по-женски, жалобно, шмыгнул носом.

— Елизавета Поплавская.

Рудин весело ухмыльнулся. Дело начало принимать интересный оборот.

— Вы же с ним, говорят, разбрехались в пух и прах? — приблизившись, он мягко взял Лизу под локоть, преодолев внутреннюю брезгливость — практически всегда Рудин был истинным джентльменом в общении с женщинами, но все-таки мужская физиономия заставляла его ежиться — и повел к дивану.

— Для вида, — сказала Лиза, усаживаясь и не отводя взгляда от стакана с кислотой. — Переписал на меня «Picasso» за то, что я побуду им какое-то время. Но на кислоту я не подписывалась. Я человек алчный, но не до такой же степени.

— Хорошо, — кивнул Рудин, сев рядом. — У тебя репутация в крайней степени здравомыслящей женщины, Лиза. Я рад, что она подтвердилась… в очередной раз. И где сейчас Эльдар?

— Я не знаю, — ответила Лиза и тотчас же нервно добавила, заметив, как угрожающе качнулась кислота в стакане: — Я отследила их до гостиницы на трассе, а потом обрыв всех нитей здесь, — пожав плечами, она закончила: — Скорее всего, они ушли в Параллель. Это единственное, что я могу предположить.

Кровь из ссадины на затылке продолжала сочиться; Рудин протянул руку к голове Лизы и, проведя пальцем по стесанной коже, залечил рану. Если меречь и эндора ушли в Параллель, то было бесполезно что-то делать, даже волноваться по этому поводу — здесь их уже не достать. Рудин вздохнул.

— Они вернутся там, откуда ушли? — спросил он. Лиза кивнула.

— Скорее всего. Это технически проще… насколько я знаю принципы Параллели.

Рудин не стал спрашивать, сколько у него осталось времени. Оцепить ту забегаловку так, чтоб мышь не проскочила, нагнать и магов, и обычных человеческих ментов — и стрелять на поражение, как только замаячит хоть тень Эльдара. Это эндора нужна живой, а с магом-оборотнем церемониться не стоит. Организовать это — дело четверти часа.

Скопившаяся гневная тяжесть долгого дня давила под сердцем. Требовала выхода.

— И как снять эту личину? — поинтересовался Рудин. Лиза пожала плечами, усмехнулась — эта женская кокетливая усмешка на мужской физиономии была настолько противоестественной и неприятной, что Рудин невольно поежился.

— Поцелуй истинной любви, — с какой-то неожиданной, странной грустью промолвила Лиза. — Слышал о таком заклинании?

Рудин откинулся на спинку дивана и расхохотался. Если все темные и неопределенные слухи о долгих и странных отношениях Лизы и Эльдара — правда, то ей предстоит ходить в мужском обличье до конца дней своих. Никакой истинной любовью там никогда и не пахло.

— Древняя магия, — сказал он, отсмеявшись. — Очень древняя. Любовь сильнее колдовства, и этого нельзя недооценивать.

Она странно пахла — теперь, получив ответы на свои вопросы и относительно успокоившись, Рудин улавливал легкий флер зеленого чая, пробивавшийся сквозь мужской запах, и эта смесь вызывала в нем непривычное тягучее томление. Осторожно поставив стакан с кислотой на пол — Лиза тотчас же вздохнула с облегчением — он придвинулся к ней и, помедлив, мягко взял ее лицо в ладони. Сейчас Лиза была как туго сжатая пружина; Рудин закрыл глаза и поцеловал крепко стиснутые губы.

Сперва ничего не произошло, и он успел испугаться, брезгливо ощутив клубок тошноты, подступивший к горлу, но потом по кабинету словно пробежала теплая волна, и лицо в его ладонях стало мягким, девичьим, утратило резкую остроту мужских черт. Запах зеленого чая нахлынул и оглушил; по пальцам Рудина зазмеились рыжие кудрявые волосы, и сдавленный стон, который издала Лиза, был женским. Ей было больно, очень больно: снятие чужих заклинаний такой силы — весьма трудная и неприятная вещь, особенно для того, на кого они наложены. Тонкая рука скользнула по груди Рудина, желая не то оттолкнуть его, не то наоборот, притянуть к себе.

Рудин отстранился от Лизы и, открыв глаза, с удовольствием убедился, что превращение свершилось: рядом с ним сидела перепуганная и измученная девушка, утопавшая в мужском костюме.

— Больно? — почти заботливо спросил он, протянул руку и стер слезинку, пробежавшую по правой щеке Лизы.

— Как ты снял заклинание? — вопросом на вопрос ответила Лиза. Рудин ухмыльнулся и потянул за узел галстука.

— Подо мной земля горит, милая моя, — галстук, отброшенный в сторону, свернулся на ковре полосатой змеей. — Я в таких условиях не то, что тебя — черта лысого полюблю истинной любовью.

Она попробовала встать, но банально запуталась в своих тряпках не по размеру. Хищно ухмыльнувшись, Рудин толкнул Лизу на диван и рванул на ней рубашку — пуговицы брызнули в стороны и раскатились по полу, а Лиза взвизгнула и попробовала вырваться, но Рудин, навалившись сверху и вдавив ее в диван всем своим весом, негромко произнес:

— Не кричи. Тут на десять километров никого, кроме нас. И не дергайся, больно будет.

Девушка послушно перестала трепыхаться. Рудин выпрямился и стал неторопливо расстегивать рубашку. Яростная горечь и злоба, дрожавшие внутри, хотели выплеснуться прочь, и Рудин понимал, что сдерживаться дальше нет смысла. По лицу Лизы снова скатилась слезинка, потом вторая, и Рудин подумал, что ему это нравится. Очень нравится.

— Я тебя либо трахну, либо убью, — с совершенно холодными будничными интонациями сообщил он. — Мне все равно, выбирай сама.

— Это трибунал, — зажмурившись, прошептала Лиза. Она была права, но Рудину сейчас не было никакого дела до возможных последствий.

— Да наплевать на трибунал, — сказал он, бросив рубашку на пол. — Я сам трибунал.

Лиза всхлипнула. Сползла с дивана и принялась выбираться из чужой одежды. Когда она, обнаженная и дрожащая от испуга, подошла к нему вплотную, то Рудин поймал ее за руку и поцеловал холодное запястье.

— Умница, — одобрительно произнес он. Радость, заполнявшая разум, была острой, холодной и яростной. Повинуясь мысленному приказу хозяина, от ауры Рудина зазмеилась тонкая алая нить и обхватила руку Лизы изящным витым браслетом, закрепляя связь хозяина и его собственности. Лиза посмотрела Рудину в глаза, и в ее взгляде не было ничего, кроме недоумевающей растерянности жертвы перед охотником.

— Внакладе не останешься, — заверил Рудин и потянул свою добычу к себе.

— Это будет бефельская кислота, — сказал Эльдар, аккуратно вынимая полный кофейник из кофеварки. Свежий напиток издавал просто умопомрачительный аромат: уж что-что, а в выборе хорошего кофе Эльдар разбирался лучше всех Лизиных знакомых. Лиза опустилась на высокий табурет, положила ногу на ногу и подумала о том, что напрасно бросила курить и, пожалуй, к старой привычке пора вернуться. — Я тебя уверяю, он никогда не блефует и пустит ее в ход. Не доводи до греха, сразу ему обо всем рассказывай. И я тебя очень прошу, даже не вздумай дать ему отпор! Сеть на его доме блокирует любую боевую магию, тебя просто разорвет.