— Пап, — отозвалась она.

— Одри, с тобой всё хорошо? — папочка волновался, его голос не звенел, не дрожал, но что-то в нём проскальзывало. Сталь дрогнула.

Одри откашлялась.

— Папа, ты хотел, чтобы я вышла замуж за Тода? Ты поэтому подсунул его ко мне в Тауншип?

— Что? Одри, ты о чём? — он явно готовился услышать что угодно: про выкуп, про страдания, про пытки и мучения, но никак не ожидал неподходящего для положения пленённой девушки вопроса.

— Ты хотел заставить меня выйти замуж за Тода? — Одри ощутила, как новая обида вырастает внутри неё, как тянется из глубин души, прорывается наружу.

— Нет, Одри, нет. Мы потом об этом поговорим. Ладно? Расскажи, где ты и что с тобой?

Одри закрыла лицо ладонью, всё ещё не веря в происходящее.

— И выкуп ты за меня заплатишь не потому, что любишь, а потому что без меня весь твой чёртов план провалится, да?

Она хотела сбросить звонок, но Джокер перехватил её руки и засмеялся, вклиниваясь в семейную драму.

— Какой нака-ал страстей. Ты так убедительно врёшь своей дочери, что аж сердце щемит, — голос Джокера был насквозь пропитан сарказмом.

— Что ты сделал с моей дочерью? — сухо спросил Брюс.

— Что? Я? Да ты же сам слышал, что она не кричала, как ей плохо или страшно. Была бы у меня камера под рукой, я бы снял, какая она сидит, целая и невредимая. Честно. Пока живая. Так что там у нас насчёт Бэ-этмена? — последнее слово Джокер угрожающе прошептал.

— Я организую вам встречу взамен на Одри. На пересечении…

***

Вечер радовал прохладой, сменившей душную комнату. Солнце уже укатилось за горизонт, прощаясь с городом и посылая ему последние алые лучи. В чёрную заводь неба словно налили гранатовый сок, и сейчас он перемешивался с вечерними красками.

Одри стояла на крыше в окружении вооружённых людей в клоунских масках. Они правда переживали насчёт того, что она сбежит? Куда? Она не планировала прыгать вниз. Шестнадцать — плюс-минус — пролётов вниз, и прощай? Ну уж нет, у Одри всё ещё были планы на будущее, и рано или поздно они воплотятся в жизнь.

Джокер подошёл сзади, и когда его руки коснулись Одри, она вздрогнула. Пальцы легли на тонкую шею, погладили бархатную кожу.

— Маленький подарок на день рождения. Лучше поздно, чем никогда. Да-а?

На шею лег прохладный кожаный ремешок, щёлкнул замочек, и Джокер приобнял Одри.

— Что это?

— Бомба. Тебе ведь никто ещё не дарил бомбу? Нет? А чё ты нервничаешь? Ты не рада подарку? Согласен, это не яхта, но как знать, вдруг…

— Отпусти её, — Бэтмен появился внезапно, как и всегда.

— А вот и мышка! Знакомься, Одри, это Бэтмен. Бэтмен, это Одри. Итак, раз уж мы все теперь знакомы, может быть, снимешь маску, покажешь нам своё лицо? И тогда, может быть, я отправлю Одри домой, под крылышко папочки.

— Нет, не отправите, — перебила Одри. — Я не хочу домой, я не пойду с этим… Бэтменом.

— Одри, всё хорошо, я заберу тебя, — голос Бэтмена был спокойный, в нём чувствовались уверенность и жёсткость, необходимая для городского героя.

— Прекратите меня делить! Я не игрушка! — обиженно крикнула Одри.

— Красавица права, что мы, не люди, что ли? Давай, куколка, выбирай, с кем ты оста-анешься.

Джокер отошёл в сторону, встал напротив одного из клоунов и шепнул ему на ухо: «Если пойдёт к мышке, стреляй в голову».

Одри удивлённо оглянулась. Неужели всё так просто? Вот Джокер, готовый её отпустить, хотя ей совсем не верилось в его муки совести. Слишком всё напоказ. А напротив стоял Бэтмен, неизвестный герой, он протягивал Одри руку, и в этом жесте было обещание защиты. А что потом? Что скрывалось за неприступной крепостью? Он вернёт её отцу.

— Смелее, красавица.

Одри посмотрела на Бэтмена. Чёрная фигура в тон небу, чёрный — второй цвет Готэма, Одри не хотела этого знать, но никто не спрашивал. Ей просто показали это. Она отвернулась и шагнула к Джокеру, повесив голову.

— Упс! — он поднял руки над головой, глядя на Бэтмена. — Я ни при чём, девочка сама выбрала, на чьей она стороне.

И когда Бэтмен шагнул к ним, Джокер хохотнул и вытянул из кармана небольшой пульт.

— А вот этого я бы не советовал делать. У куколки смертельно красивое ожерелье на шее. Один клик, и — баба-ах! Но давай сделаем проще: сними маску, сдайся властям, и мы обойдёмся без кровопролития. Ты же знаешь, я челове-ек слова.

Джокер замешкался, отвлекшись на звон стекла где-то внизу, а когда он и его парни обернулись, Бэтмена уже не было.

— Он испарился. Идёмте. Это не последняя наша встреча, мышка ещё прилетит за девчонкой.

***

Одри сидела на кровати, в который раз пытаясь высвободить руки из наручников. Ничего не получалось, железо больно натирало кожу, красные следы горели, налившись неестественно красным цветом. Ещё немного, и кожа в этих местах лопнет. Это было глупо. Всё было нелепо. Сам плен, но ещё более странным казалось произошедшее на крыше. Она потёрла шею, всё ещё ощущая ошейник, хотя его сняли довольно скоро. К тому же Одри никогда не видела Бэтмена, и сейчас она пыталась подобрать слова к тем ощущениям, которые остались после встречи с ним. Удивление. Смятение. Ненависти не было, он ведь по сути ничего такого не сделал, хотел спасти и передать беглянку отцу. Одри не хотела, чтобы её спасали. Кто вообще сказал, что она в беде? Наручники — ещё не показатель, что всё плохо, а бомбы и вовсе могло не быть. Уловка, не больше.

От мыслей её отвлёк тихий щелчок. Дверь открылась, и в комнату вошёл Джокер.

— Не жалеешь, что не улетела с мышкой?

Одри не ответила. Она разглядывала наручники, словно вот-вот могла прийти гениальная мысль, как от них избавиться. Копперфильд бы обзавидовался такой сноровке, как пить дать, но оковы не спадали, не исчезали, не разваливались с ядовитым шипением.

Джокер достал нож и указал им на Одри.

— У меня появилась хорошая идея насчёт тебя.

Это заставило Одри посмотреть на него. Что-то в его словах ей не нравилось, хотя, честно сказать, тон, помноженный на нож и на слова тоже, выглядели куда более пугающе. Она поднялась с кровати и попятилась. Если у Джокера и был какой-то план, то, наверное, всё шло как надо, потому что он не удивился поведению Одри, не приказал сесть на место, не пригвождал её безумным взглядом к койке.

— Ви-идишь ли, раз уж ты, красавица, решила остаться со мно-ой…

Он не договорил, лишь улыбнулся, когда Одри наткнулась на стену и прижалась к ней.

Джокер подошёл вплотную, погладил плечи Одри, улыбнулся снова. В глубине его глаз вспыхнули безумные огни. Она ахнула, не в силах оторваться от взгляда, полного обжигающего безрассудства. Джокер разглядывал Одри. Коснулся щеки, совсем рядом блеснул нож, но Джокер не позволил Одри повернуть голову.

— Посмотрим, что из этого получится. Ты мне подкинула хорошую идею, красавица.

Одри не успела ответить. Джокер заключил её лицо в свои ладони и наклонился. Губы коснулись её губ. Смелый, полный безумия, поцелуй обжигал. Сердце стучало набатом. Это самоубийство. И Одри дёрнулась, упираясь кулачками в грудь Джокера, но он сильнее прижал её к стене, не позволяя вырваться. Она хотела разорвать поцелуй, полный греха и порока, но его пальцы, всё ещё державшие лицо, не давали отвернуться, прервать момент истины.

Губы жадные, требовательные. Поцелуй сладко дразнил и утягивал в бездну обжигающих желаний. Опасных, как сам Джокер.

Одри дёрнулась снова, но уже не так смело. Не надо спасать, спасение отняло бы у неё этот волнительный поцелуй. Она робко подалась навстречу, смелее отвечая требовательным губам. Одри ухватила Джокера за лацканы пиджака, привстала на носочки и потянулась, требуя ещё и ещё. Ею овладела жгучая жажда, обжигающая и дразнящая.

Джокер разорвал поцелуй и усмехнулся, провёл пальцами по губам, стирая с них поцелуй. Одри простонала.

— Ну-ка, посмотрим…

Он заглянул в глаза Одри, смотрел в них долго, оценивающе, словно в них что-то должно было появиться.